— «Чибис-один», иностранный бомбардировщик ведет огонь!

— «Чибис-три», слушать приказ! — зазвеневшим голосом отозвался Мочалов. — Снять с предохранителя пушки, идти в атаку!

Высота для атаки набрана. Грузное тело бомбардировщика плывет внизу. На остекленной носовой части поблескивает солнце, а с хвоста из спаренных пулеметов рвутся в небо трассы. Одна, вторая, третья… Видно, стрелок-радист на иностранном самолете знает, как целиться. Трассы проносятся совсем близко от истребителей. Бомбардировщик старается поскорее пересечь границу. Две минуты — и под его плоскостями блеснет лед пограничной реки. Советские летчики не смогут гнаться дальше. Но две минуты — немалый срок. Мочалов уже научил этому Спицына. Борис видит издали, как, сблизившись с нарушителем, дает короткую очередь его командир и поспешно выходит из атаки. Теперь очередь Спицына. Он ловит в прицел широкую плоскость бомбардировщика. Дистанция все короче и короче. Спицын отчетливо различает на капотах моторов выступы болтов. Что-то ослепительно блеснуло перед глазами. Это новая трасса с чужого бомбардировщика… Машину встряхнуло. Борис почувствовал, как ярость сжала ему горло.

— Это ты в меня! Огонь! — скомандовал он сам себе. Указательный палец Спицына давит кнопку. Первая очередь по настоящему воздушному противнику. Машина вздрагивает от дробного грохота пушек, чуть кренится вправо.

— Разворот влево! — командует Мочалов.

Спицын едва-едва не отстал. Но вот они оба уже рвутся вверх к солнцу. Иностранный самолет с резким снижением идет к земле. От него отделяются черные точки и повисают на куполах парашюта. Февральский ветер раскачивает их, относит в сторону от реки. А на земле непрошеных гостей уже ждут наши пограничники…

Но этого ни Мочалов, ни Спицын не видят. На своих истребителях они уносятся ввысь. «Ра-а-а!» — слышится басовитый голос мотора, поднимающего самолет на высоту заснеженных гор. Машины устремляются к синеватой шапке самого высокого пика, на котором пламенеет флаг. Снова на десятки километров окрест тянутся под крыльями истребителей горы. Пять минут лететь над хребтом, всего пять минут!

Спицын смотрит на доску приборов с улыбкой, он необычайно взволнован. У него, как струна, натянут каждый нерв. Толчками бьется под мехом комбинезона сердце. Все произошло так неожиданно и быстро, что он не успел даже осмыслить по-настоящему свой первый воздушный бой.

— Спицын, хватит ли горючего? — слышится в шлемофоне.

Голос Мочалова резок, как пистолетный выстрел. Глаза метнулись к приборной доске, и Борис ощутил, как на смену взволнованности приходит леденящее оцепенение. Стрелка около ноля. «Значит, в баках пусто… Перехват занял очень много времени. Мотор вот-вот обрежет…» Эта же мысль и в сознании Мочалова. Нужно быстро решать: самолеты могут продержаться в воздухе недолго. Сергей вызвал землю:

— «Родина»! Я «Чибис-один», я «Чибис-один», — заговорил он медленнее и тверже, чем говорил обычно. — Остались без горючего. Находимся в районе главной высоты перевала…

— Садитесь на «живот», не выпуская шасси! — хрипло и напряженно прозвучал ответный голос Земцова. — Дайте квадрат посадки. Прием!

Сергей пристально рассматривает землю. Под крыльями истребителя совсем близко беспорядочно громоздятся горы, вздымаются утесы, зияют провалы ущелий. Но вдруг острый глаз летчика, привыкший быстро оценивать любую местность, замечает впереди широкую ровную площадку. Окруженная со всех сторон почти отвесными скалами, она прилепилась полукругом к северному склону одной из вершин с наветренной стороны. По счастливому капризу природы площадка почти совсем свободна от снега. Голо и мрачно выглядит ее каменистая поверхность. Мочалов вспомнил, как на одном из занятий по штурманской подготовке Земцов поучал летчиков: «Ну, а если у кого из вас откажет мотор над горами, помните, что и там есть три площадки, подготовленные в прошлом году геологами-изыскателями. Это все же лучше, чем ничего, при аварийной посадке…» Вероятно, это одна из трех площадок и есть. «Метров двести шириной и почти километр в длину, — прикинул в уме Мочалов. — Да это целый аэродром!»

— «Чибис-три», садитесь прямо перед собой, я буду заходить вторым! — скомандовал он ведомому. Спицын ничего не ответил. Сергею показалось, что лейтенант не понял, и он обеспокоенно повторил:

— Идите на посадку.

Снова никакого ответа, только легкое потрескивание в наушниках да гул мотора, способный вот-вот оборваться.

— «Чибис-три», как меня слышите? — крикнул Мочалов.

Истребитель Спицына дважды наклонился с крыла на крыло и стал снижаться. «Теперь моя очередь», — подумал Мочалов и снова вызвал «Родину».

— Я «Чибис-один», — сдерживая волнение передал он. — Бензин кончился, идем на вынужденную в квадрате номер…

Но на аэродроме его так и не расслышали: непонятно, откуда на несколько секунд возник раздирающий эфир скрежет, наполнил наушники, заглушил голос летчика. Повторять было поздно. Гул мотора резко оборвался. Земля бежала навстречу снижающемуся самолету серыми глыбами утесов, неласковая, пугающая. А на далеком от горного хребта аэродроме подполковник Земцов безнадежно дул в микрофонную трубку и с неодолимой настойчивостью повторял:

— «Чибис-один», «Чибис-один», повторите номер квадрата посадки… повторите номер квадрата посадки. Как меня слышите?..

Никто не откликался на его зов…

В этот вечер Наташа грустила. Дома все ее нехитрое имущество было уже упаковано и подготовлено к отъезду. Впереди — дорога в Москву, но странное дело, вместе с радостью неясная печаль владела девушкой. Наташа думала об Энске, и он не казался ей скучным и однообразным, вспоминалось лицо Бориса.

Наташа привела в порядок каталоги и читательские формуляры перед сдачей дел… Почему-то никто сегодня не заходил в библиотеку. Даже Спицын, обещавший забежать сразу после полетов. Полеты закончились к обеду: хорошая погода к середине дня внезапно испортилась, на Энск опустился густой, непроницаемый туман, а Спицын не пришел. Наташа видела, как приехали с аэродрома летчики, как прошли они мимо окон библиотеки в столовую. Возможно, Бориса наказали за то, что он сделал над аэродромом «бочку»? Наташа видела эту «бочку». Она стояла у входа в клуб, когда истребители со звоном взмыли вверх и один из них перевернулся с крыла на крыло в морозно-безоблачном утреннем небе…

«Зачем он? — возбужденно подумала Наташа, но другой голос наперекор возразил: — Пускай, это же для меня».

Не пришел Борис и вечером.

Только перед закрытием зашел лейтенант Пальчиков. Без обычных шуток и без задиристой своей улыбки он спросил:

— Мне четвертый номер «Большевика» за прошлый год.

Взяв журнал, он поспешно направился к двери с нахмуренным, озабоченным лицом.

— Товарищ Пальчиков, — несмело окликнула его Наташа, — напомните лейтенанту Спицыну, что за ним должок. Книги он сдать обещал.

— Не придет Спицын сегодня, — буркнул Пальчиков и сердито затворил за собой дверь.

В другое время на ее вопрос он сразу посыпал бы шутками и колкостями, но сегодня отчего-то и смешливый Пальчиков был сух и сдержан. Наташа прождала лишние полчаса, но Спицын не появился. Один раз ей даже показалось, будто за окном раздался его голос, но это проходил начальник клуба Палкин, на ходу споря с кем-то из офицеров.

Закутав голову платком, Наташа вышла из библиотеки, закрыла ее и пошла домой.

Небо было невидимым, беззвездным. Косо мела поземка. Ветер усиливался, предвещая сильный снегопад. Наташа услышала возбужденные голоса летчиков, стоявших у входа в клуб.

— Правильно дали ему, — раздавался простуженный баритон Карпова, — будет знать, как соваться без спроса. Рубанули здорово, что и говорить!

— Ребят только жалко, — сокрушался другой. — Там горы на десятки километров, разве сядешь… Беда!

— Чего раньше времени панихиду справляешь, техник, — гневно перебил кто-то третий. — Не знаешь — так молчи. И в том районе три площадки есть. Если они хоть на одну вышли, так обойдется.