Если хотите, это был всемирный интерес к авиации. Как птенцы, учившиеся летать, самолеты, порой робко, порой отчаянно ныряли в воздушную толщу, знаменуя начало новой эры покорения воздушной стихии.
Из большого количества имен, то возникавших, то уходящих в небытие, чаще других звучало имя летчика-конструктора Луи Блерио. О нем говорили, о нем писали, им восторгались… Как мы помним, как раз в это время, впервые в истории авиации, Блерио удалось перелететь на своем крохотном самолете через Ла-Манш.
Это была не первая попытка, рассказывал Владислав. Подогретые азартом и желанием получить приз английской газеты «Дейли мейл» в 25 тысяч фунтов стерлингов, пилоты совершали рискованные попытки пересечь заветную черту. Только что моряки во второй раз вытащили из воды «Антуанетт» Губера Латама, вынужденную приводниться из-за поломки мотора. Да и сам Луи Блерио не успел оправиться после последнего падения, в результате которого он повредил ноги.
— Удивительный человек Блерио, — рассказывал приезжавший из Москвы студент. — С самого начала века начал он строить свои аэропланы. Сколько раз падал и бился, пока наконец не построил свою стрекозу «Блерио-XI». К этому времени он почти разорился. Положив костыли под сиденье, отчаянный конструктор вылетел ранним утром из Европы в Англию. Самолет Блерио пересек пролив. Завоеван приз; одновременно летчик совершил прыжок в бессмертие — имя его навсегда вошло в историю авиации.
Шестилетний Олег ловил каждое слово из романтического рассказа двоюродного брата. Он был буквально заворожен подвигом Луи Блерио. А обложка журнала, на которой самолет был изображен над морскими просторами, да еще в сопровождении миноноски, потрясла ребенка.
Значительно позже Олег Константинович вспоминал: «На меня все это произвело сильное впечатление. Шестьдесят четыре года прошло, а я помню тот вечер и рассказ брата поныне. Решил, что буду летать, как Блерио.
…Родители, конечно, не обращали внимания на мое увлечение. Мама считала, что человеку вообще незачем летать. Отец, инженер-строитель по профессии, думал, что мужчина должен заниматься более основательным делом. Сам строил дороги, больницы.
…И только бабушка все поняла: подарила мне модель аэроплана с резиномотором. Тоненькие палочки, ниточки, бумага. Сначала мне было приятно ее рассматривать и запускать, а дальше я уже стал строить модели сам».
Первая детская модель самолета была построена как раз утром — после вечернего рассказа о подвиге Луи Блерио.
— Ирина и Олег, поднявшись чуть свет, тихо-тихо, чтобы не разбудить никого, прокрались в сарай. Вытащив оттуда деревянный ящик, ребята прибили к нему два крыла из досок. Самолет был готов. Осталось только повторить перелет француза.
Увы, он так и не поднялся в воздух, этот самодельный аппарат. Тогда ребята поняли: для полета необходимо движение. Стащив у матери простыню, они долго бегали с ней по лугу, растянув ткань навстречу ветру. Простыня раздувалась, выгибаясь пузырем, но ребятишкам так и не удалось оторваться от земли, хотя бы на мгновение. Нужна была другая техника, другой способ полета…
По семейным воспоминаниям, мысль о покорении воздуха навсегда завладела ребенком. И когда однажды в гости в Антоновым приехал крестный отец Олега, художник Сокол, мальчик, уже достаточно разбиравшийся к тому времени в авиации, с вожделением уставился на огромный холщовый зонтик художника.
— Да ведь это настоящий парашют, — решил Олег.
Утащив зонтик, он провел с ним первый опыт покорения воздушной стихии. Мальчик взобрался на крышу сарая и бесстрашно спрыгнул вниз с раскрытым зонтиком в руке.
Хотя приземление произошло достаточно жестко, Олег почувствовал упругую силу зонта в полете. Это уже было не просто падение, а полет на парашюте — первый реальный полет будущего летчика, планериста, конструктора.
И поразительно то, что главный вопрос жизни Олега Антонова был решен именно тогда, в раннем детстве.
Это вопрос: кем быть?
Ответ: летчиком и только летчиком; никем другим.
Все остальное отметалось, отходило на второй план. Оставалось главное — летать.
Позже, гораздо позже, Олег Константинович говорил с виноватой улыбкой:
— Всю жизнь я хотел летать, потому и стал конструктором.
Ведь в первые годы становления авиации понятия «летчик» и «конструктор» чаще всего сливались в одно определение, и только потом, с усложнением техники, понятия разошлись. Генеральный конструктор всю жизнь стремился летать.
Вот его заявление о желании летать, написанное почти через полвека, когда Олег Константинович Антонов был уже прославленным конструктором, создавшим серию замечательных пассажирских и грузовых самолетов, когда всеобщее увлечение планеризмом в стране в тридцатые годы уже прошло.
«Зам. председателя оргкомитета ДОСААФ СССР тов. Каманину Н. П.
Прошу Вашего разрешения возобновить мою тренировку в полетах на планерах в Киевском Аэроклубе, членом которого я состою.
В 1938 г. мне присвоено звание пилота-парителя класса „Б“.
Имею налет на планерах А-1, Пс-2, А-2, Ш-11, Г-9, Вф-5, в парящем полете 35 часов, в буксирном полете — 7 часов.
Продолжаю заниматься спортом и как пассажир самолетов ГВФ налетал за последние 3 года более 150 тыс. км.
Полеты на планерах являются для меня лучшим видом отдыха и помогают мне, как конструктору, лучше совершенствовать материальную часть ДОСААФ.
21. VIII.54 г.
Антонов».
На заявлении резолюция И. Каманина от 23.VIII.54 г.:
«Т. Голик! Оформить спортсменом-планеристом, дать необходимую тренировку».
Но, пожалуй, еще одна страсть развилась у Олега в детские годы — это его стремление к коллекционированию всего, что в той или иной мере касалось авиации: литературы, фотографий, рисунков, моделей…
Эта страсть объяснима.
В провинции в то время практически не было литературы по авиации. Лишь одну книгу мог достать отец ребенку — это было «Завоевание воздуха» Вейгелина.
Все новости приходилось вырезать из газет и журналов, составляя своеобразный справочник по авиации. Эта коллекция сведений и фотографий оказала впоследствии огромную помощь Олегу Константиновичу — он был в курсе всей истории самолетостроения мира.
«Это собрание сослужило мне огромную службу, — писал впоследствии Антонов, — приучив рассматривать летательные аппараты под углом зрения их развития. Никто уже не убедит меня в том, будто Гуго Юнкерс первый создал „свободнонесущие крылья“ для самолета. Это было сделано задолго до него во Франции, еще в 1911 году конструктором Лавассером…»
Учеба Олега в реальном училище, куда он поступил, чтобы быть ближе к точным наукам, на которые здесь делали упор, не принесла мальчику больших успехов — он не стал первым учеником. Зато он с успехом изучал французский язык у мадемуазель Шапю, невесть каким путем попавшей в Саратов из Франции.
Впоследствии французский язык не раз выручал Антонова во время его выездов в Париж и встреч с зарубежными делегациями.
Известно, что французов потрясла его двадцатипятиминутная речь на чистейшем французском языке, которой он встретил зарубежную делегацию в Киеве.
В Саратов пришла война. В первую очередь это проявилось в том, что в городе организовались госпитали для тяжелораненых, непрерывно прибывавших с фронта.
Мать Олега, Анна Ефимовна, следуя традициям русской интеллигенции, стала сестрой милосердия. Теперь она ежедневно много времени проводила в госпитале, куда неизменно торопилась, набросив накидку с красным крестом. Милосердная деятельность матери Олега закончилась трагически. Перевязывая раненых солдат, она через царапину на руке получила инфекцию и совершенно неожиданно, в расцвете сил, в муках скончалась от заражения крови. Было это в 1915 году.
Поредевшая семья сменила квартиру, переехав на Грошевую улицу. Олег осиротел, когда ему едва минуло девять лет.
Воспитанием его занялась теперь бабушка. В Саратов докатились недалекие отголоски революции. Начиналась новая жизнь не только ребенка, но и всей страны.