— За время работы над «Миллионером» мы стали настоящей семьей, и каждое ваше слово, каждый ваш комментарий врезается ножом в десятки сердец…

— Ах, ну конечно… — заулыбалась Кобаяси. — Комментарии Лэйко! А я все думала, когда вы о них заговорите. К сожалению, от нее ничего не зависит. Публика ждет этого от Лэйко. А она только слуга народа. Ее руки связаны…

— Что-нибудь еще желаете? — поинтересовался подошедший официант.

— Нет, спасибо. Счет, пожалуйста, — сказала Кобаяси, очаровательно улыбаясь Кэндзи — между зубов застряло мясо. — Вы ведь оплатите? — И убрав портсигар с зажигалкой в сумочку, добавила: — Лэйко больше нечего сказать на эту тему.

Преодолев отвращение, Кэндзи нежно дотронулся до коротких толстых пальцев журналистки.

— Пожалуйста, — попросил он с мольбой в голосе, возненавидев себя за это, — объясните. Вы никогда не комментировали шоу дважды. Почему тогда «Миллионер»…

Кобаяси выдернула руку и, наклонившись вперед, быстро зашептала:

— Одного раза обычно достаточно, чтобы зарубить или, наоборот, продвинуть шоу. А ваш «Миллионер» — как муха, пытающаяся вылететь через закрытое окно. Даже если откроешь раму, она не вылетает, а продолжает биться о стекло. Это меня безумно раздражает…

— Если бы вы перестали комментировать шоу, у нас бы появился шанс встать на ноги.

— А с какой стати Лэйко должна это делать?!

— Просто из сочувствия…

Кобаяси резко встала.

— А почему эта ваша подруга Хосино не проявила сочувствия, когда увела у меня мужа?.. Теперь вот ее и благодарите!

Развернувшись, она хотела выбежать из ресторана, но не получилось. Пришлось медленно протискиваться между столиками, отодвигая стулья. Кэндзи удивленно смотрел журналистке вслед, когда в кармане зазвонил мобильный.

— Да. Что?!

Через мгновение он тем же путем, что и Кобаяси, выбрался из ресторана и со всех ног бросился по улице.

— Это правда?

Вытянув руку вперед, Кэндзи оттолкнул от лица микрофон. Но он продолжал болтаться, словно надоедливая муха. Откуда ни возьмись, налетели и другие. Журналисты бросились за Кэндзи к машине.

— Это правда, что Хана Хосино пыталась покончить с собой прошлой ночью?

— Она выживет?

— Что за отношения между Ханой Хосино и телекритиком Лэйко Кобаяси?

— Без комментариев! — отрезал Кэндзи, забираясь на заднее сиденье такси, в котором пахло пихтой.

Он быстро захлопнул за собой дверь, его тут же ослепили яркие вспышки фотоаппаратов на фоне хмурого серого фасада больницы.

Кэндзи назвал водителю адрес головного офиса «Майру ТВ» в Накамегуро, и такси медленно присоединилось к бесконечному потоку машин.

Было восемь утра. Время мигало голубыми цифрами на часах посередине блестящей, будто только что отполированной приборной доски.

«Сегодня понедельник, а может быть, среда», — думал Кэндзи, на самом деле он не был уверен — последние дни прошли как в тумане, он потерял счет времени.

После телефонного звонка Инагаки в пятницу вечером в ресторане Кэндзи прямиком бросился в больницу и оставался там до сегодняшнего утра. Не выходил оттуда даже ночью, спал в пластмассовом кресле в приемном покое.

— Идите домой. Выспитесь, переоденетесь, — настойчиво советовали медсестры, но он только качал головой.

Он должен искупить свою вину перед Хосино. С каждым часом, проведенным в пластмассовом кресле, Кэндзи сильнее ощущал муки совести. По дороге в больницу из ресторана он молча проклинал Хосино, слова Лэйко Кобаяси не шли у него из головы. Так значит, вся причина острой критики «Миллионера» со стороны Кобаяси в ней! Она увела чужого мужа! Какими только словами Кэндзи не называл Хосино! Все их беды из-за ее тщеславия, из-за ее глупости! Как же он хотел высказать ей все, что думает о ней, прямо в лицо.

Инагаки ничего толком не мог объяснить по телефону. Кэндзи решил, что Хосино оказалась в больнице из-за водки с шампанским. Все! У него не осталось ни капли сочувствия к ней!.. Пока Кэндзи не увидел Хосино на больничной койке. Ее черные локоны казались еще чернее на белоснежной подушке. Косметика размазалась на лице. В уголках рта засох раствор активированного угля, которым ей промывали желудок. Она казалась такой хрупкой, беззащитной… Он довел ее до этого состояния, винил себя Кэндзи. Он выставил ее всеобщим посмешищем. И он должен положить конец этой печальной истории. Как сказал Гото, пора отключить «Миллионера» от аппарата искусственного поддержания жизни. Хватит ему уже мучиться, пусть лучше умрет…

Таксист смотрел на Кэндзи через зеркало заднего вида.

— А мы раньше не встречались?..

— Не думаю.

Кэндзи зевнул, прикрыв рот ладонью, а потом потряс головой, чтобы взбодриться.

— Устал?

— Никак не могу проснуться, — признался Кэндзи, встретившись взглядом с таксистом в зеркале.

На улице пошел сильный дождь. Капли ритмично ударялись о заднее стекло. На приборной доске сидел приклеенный котенок, приподняв одну лапку. Болтаясь на красной нитке, с зеркала свисал нефритовый талисман.

— Просидел всю ночь в больнице?

Кэндзи, как загипнотизированный, наблюдал за качающимся из стороны в сторону талисманом.

— Все выходные.

Таксист хотел еще что-то спросить, но в этот момент машину подрезал серебристый «мерседес». Кэндзи улыбнулся, услышав целую тираду отборной брани. Он разглядывал здания за окном, пока такси медленно ползло по дороге, снова оказавшись в пробке. Стеклоочистители ритмично сгоняли потоки дождя в стороны, в машине стало жарко. Кэндзи казалось, еще чуть-чуть — и он провалится в сладкую дремоту. Но стоило ему закрыть глаза, как он видел перед собой бледную Хосино на больничной койке.

Сидя в темно-оранжевых пластмассовых креслах в коридоре в ожидании вердикта врачей, Кэндзи с Инагаки обменялись тем, что каждому было известно о событиях того вечера. После совещания в «Майру ТВ», состоявшегося в пятницу вечером, Кэндзи отправился в ресторан «Аояма». Хосино, вернувшись в гостиницу, приняла упаковку парацетамола, запив ее бутылкой водки. Ей повезло, что, теряя сознание, она случайно набрала номер Инагаки. Он тут же сорвался в гостиницу и нашел ее распростертой на полу в ванной комнате. Голова касалась основания унитаза, на лбу засохла струйка крови. В больнице Хосино промыли желудок. К счастью, лекарство не успело всосаться в кровь и вроде бы жизнь ее была вне опасности. Но Кэндзи никогда не сможет простить себя. Тяжкое бремя вины сжимало его грудь. Он дал себе слово, что очистит совесть, он обязательно что-нибудь сделает. Только бы вновь свободно вздохнуть. Кэндзи отказывался уйти из больницы, пока Хосино не пришла в себя. Когда ему разрешили войти в палату, он чуть не упал на колени, умоляя ее о прощении, а потом поехал в офис.

— Вы слышали о телеведущей, которая отравилась? — спросил таксист и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Приняла пачку таблеток. Интересно, она в этой больнице? Вы не в курсе? По-моему, там. Иначе зачем журналюги туда набежали. А вы как думаете?

Кэндзи пожал плечами.

— Точно. Да и ваше лицо я, наверное, видел по телевизору. Они у больницы все выходные ошиваются. Похоже, вы попали в кадр, когда выходили или заходили. Поэтому вы мне знакомы!

— Может быть.

Таксист совсем не обижался, что пассажир не разговорчив. А Кэндзи был даже рад слышать человеческий голос, отвлекающий его от тяжких мыслей.

«Это ты виноват. Ты довел ее, — постоянно вертелось в голове. — Ты подтолкнул ее к самоубийству».

— Обвиняют Лэйко Кобаяси. Да вы, наверняка, о ней слышали! Такая журналистка, язва с острым языком… Говорят, ее комментарий в газете о шоу, в котором работает эта ведущая, был сущим кошмаром. И не один. Непонятно, чего она к ней прицепилась?.. Похоже на кровную месть. Наверное, дамочки что-то не поделили. Я сам хотел вчера посмотреть шоу. Из-за чего там вся шумиха…

— Вчера?

— Ага. Его показывают в семь вечера каждое воскресенье.