— Здесь дошло до подобного беззакония?

— Беззакония, ваше благородие?

— Как я слышу — человека разорвали лошадьми.

— Это личные владения, ваше благородие. И законы здесь свои. Имперские — полностью соблюдаются. Каждый может поступить на службу в легион, услышав объявление о наборе. Никто не разлучает силой крестьянские семьи, а брачные контракты подписывают даже неграмотные, чего, пожалуй, нигде во всем Дартане нет… Каждый имеет право продаться в неволю. И каждый свободный человек может подать жалобу трибуналу.

— Почему тот не жаловался?

— Жаловался. Жалобу отклонили. Имперский трибунал никогда не признается, что в чьих-то личных владениях был его шпион. Трибунал только платит. Получилось так, будто подданный князя шпионил за своим господином, с какой-то низменной целью. И князь его осудил. По мнению всех, живущих на этой поляне, осудил еще очень мягко. Поскольку он не мучился четыре дня.

— Это было во времена князя, — помолчав, сказала Агатра. — А сейчас?

— Ее высочество? Ее здесь не сразу полюбили. Никто не знал, будет ли она столь же добра, как князь, только потом оказалось, что, возможно, она даже лучше. Она дала детям право собирать землянику, малину — сколько смогут съесть, лишь бы не на продажу. Сперва, конечно, всем казалось странным, что невольница… Никто не хотел такой — то ли госпожи, то ли не госпожи. Потом пошли разные слухи, но такие, что теперь все смотрят на ее высочество как на принцессу, вернувшуюся из изгнания. А уж с тех пор как приехал его благородие Денетт, чтобы просить руки ее высочества… Ведь не стал бы же он просить руки невольницы.

— Денетт? Кто это? — прервала она его.

Хозяин дома рассказал все, что знал.

— Я ничего об этом не слышала, — задумчиво проговорила она. — Хотя — с чего бы мне что-то слышать и от кого… Говоришь, он приехал с брачным предложением?

— Так говорили. Солдаты из отряда его благородия якобы ничего не знают, но сама понимаешь, госпожа… Они ходят по всему Сей Айе, а больше всего, само собой, по корчмам. Кто-то что-то когда-то слышал, еще в Дартане. Другой слышал по пути сюда, у лагерного костра. А его благородие Денетт живет во дворце, охотится, даже о чем-то распоряжается… Всем нравится, что ее высочество не объявила о помолвке, а все еще думает. Видимо, не слишком торопится, все еще помнит старого князя, хотя была с ним очень недолго.

— Как-то странно все это… Никаких посланцев, сватов? А может, и были сваты, кто знает? — размышляла она вслух. — Но… с чего бы такому, как К. Б. И. Денетт, жениться на невольнице? У которой сразу же все отберут?

Она еще больше нахмурилась.

— Хотя… а может быть, и нет? — Она глубоко задумалась.

Дартанец сидел тихо, не мешая ей.

— Ладно, — сказала она. — Все это теперь неважно. Кто тут еще есть от трибунала? Кроме тебя?

— Никого, ваше благородие. Есть двое урядников, которые имеют право выносить приговоры по представлению верховного судьи. Князь Левин сам просил прислать в Сей Айе кого-нибудь, кто рассматривал бы нарушения имперского законодательства. Здесь очень часто бывают купцы да и разные наемники, ищущие себе занятия… Они не подданные Сей Айе, и с тех пор как в корчме кто-то забил насмерть несчастного торговца… Князь решил, что Роллайна слишком далеко, чтобы отправлять туда каждого преступника.

— Но — тайные урядники?..

— Только я.

Она покачала головой.

— То есть никого, — спокойно ответила она. — Ты знаешь только то, что слышишь в корчме.

— К сожалению, да, ваше благородие. Я умею собирать разные отрывочные сведения и соединять их в единое целое, но редко осмеливаюсь спрашивать, а уж тем более шпионить или следить… — Он замахал руками, словно пытаясь отогнать жуткий кошмар. — Может, месяц. Через месяц для меня все было бы кончено.

Она несколько раз глубоко вздохнула.

— Ну так послушай внимательно: для тебя уже все кончено. Ты получаешь кучу золота, но ничего не делаешь. Я не верю ни единому твоему слову. Да, сведения могут быть верны. Но все остальное, все эти рассказы о том, что невозможно хоть что-либо узнать… — Она покрутила пальцами перед лицом и дунула, словно посылая в воздух комок перьев. — Всем твоим хлопотам пришел конец. Завтра я уезжаю. И прежде чем уеду, лично перережу тебе горло. Есть вторая возможность — послезавтра тебя разорвут лошадьми. Но есть и третья: я останусь тут еще на какое-то время, а когда буду уезжать, ты отправишься со мной, переодетый погонщиком мулов. Ибо на то, что наденешь мундир гвардейца, можешь не рассчитывать.

Ее собеседник был бледен словно труп.

— Ваше… ваше благородие…

— Объясняю. Горло я тебе перережу без каких-либо условий. Лошадьми тебя разорвут, если поймают после покушения на Эзену. Ты уедешь со мной, если не дашь себя поймать. Вот и все.

Дартанец готов был лишиться чувств; эта жуткая женщина явно не шутила. Тяжело дыша от ужаса, он бессмысленно таращил глаза.

— Ваше благородие… Ты не имеешь права отдавать мне подобный приказ!

Она достала из сумки и бросила ему свиток пергамента.

— Имею право, поскольку я вовсе не какая-нибудь шпионка трибунала. Я — особый посланник верховного судьи в Сенелетте, с полномочиями наместника. Ты разговариваешь с тайной наместницей верховного судьи трибунала в Сей Айе. Пока я здесь, я могу сделать что угодно. Достаточно мне объявить, кто я, и я смогу осудить и приговорить саму княгиню, если она даст мне для этого хоть какой-то повод. — Она не стала говорить, что Эзена в ответ на подобное лишь рассмеялась бы и пинками прогнала бы ее из Сей Айе, вместе с клином гвардейцев.

Дартанец дрожащими руками развернул письмо и прочитал. Печатей было целых три.

— Ее императорское высочество… — выдавил он.

— Ее императорское высочество просит лишь оказать мне любезность, для тебя важнее другие две печати. Не бойся, это только назначение, из него ничего не следует, кроме моих полномочий, — безжалостно добивала она его.

— Ваше благородие… но ты требуешь невозможного! Ваше благородие… пойми меня, очень тебя прошу… Умоляю, ваше благородие! У меня нет доступа к княгине, каким образом я мог бы…

— Это меня не волнует. У тебя времени до завтра. Найди кого-нибудь или сделай это сам.

— Нет! — истерически крикнул хозяин. — Убей меня, госпожа, хорошо! Что только хочешь! Можешь убить!

Агатра почувствовала, что ее охватывает дикая ярость. Княгиня-невольница вытерла о нее носки своих золотых туфелек… Теперь еще этот… грязный шпион, ничего не стоящий, говорил «нет»! Ей хотелось вытащить меч, но она лишь поднялась, заскрежетав зубами, схватила со стола перчатку и ударила дурня по голове, потом еще раз.

— Нет? — прошептала она, — А я тебе говорю, что да! — рявкнула она так, что затряслись стены дома. — Сделаешь, что я сказала, или…

Она замолчала и быстро оглянулась через плечо, ибо на мгновение у нее замерло сердце. Она готова была поклясться, что в углу комнаты кто-то стоит. Но нет. За окном сгущались сумерки, и в комнате стало темно… все из-за этого. Она была один на один с трясущимся доносчиком.

Агатра поняла, что ее подвели нервы. Окинув взглядом комнату, она подошла к окну и выглянула наружу, на случай, если кого-то привлекли доносящиеся из дома крики. Потом вернулась к несчастному.

— Сделаешь, что я сказала, — повторила она. — Эзена должна завтра умереть. Отдай мне это. — Она вырвала из ослабевшей руки пергамент. — Сумку я оставлю на столе, в ней достаточно золота, чтобы ты смог оплатить целый десяток смертников, готовых даже силой ворваться во дворец. Там почти нет солдат, двое стоят на часах у входа, дворцовая гвардия в разных местах подпирает стены. Разукрашенные вояки с алебардами. Казармы пристроены к северному крылу, оттуда никто не успеет прибежать.

— Силой… Во дворец? — простонал несчастный дартанец. — Тут нет людей, готовых на… на такое! Ни за какое золото! Это не город в Дартане или Армекте, ваше бла… ваше высокоблагородие! Где я возьму наемных убийц? Да еще таких, из которых, может быть, у одного будет шанс уйти живым, да и то ненадолго? Смертников — ты верно сказала! Или сумасшедших!