— Более или менее.

— Я получила средства на перевод моих трех полулегионов на военное положение. Я объявила набор солдат и так распорядилась деньгами, что под моим началом теперь полностью вооруженный и укомплектованный легион. Мои противники — пока что громбелардские бандиты, но я с самого начала всерьез принимала во внимание Буковую пущу. Без каких-либо угрызений совести я использовала все дырки, неосмотрительно оставленные мне Кирланом, и организовала войско так, как мне хотелось. У меня очень мало тяжелой пехоты, дорогостоящей и излишней как в столкновениях с бандитами, так и в лесу. Конницы у меня тоже меньше обычного, ибо содержание ее очень дорого стоит, а обучение конника требует много времени. Почти половина солдат — пешие лучники, самое дешевое войско, но более ценное, чем топорники, хотя, к сожалению, не столь подвижное, как конница. Доверие за доверие: у меня семнадцать клиньев и тринадцать полусотен, а также девять самостоятельных десяток резерва и колонна командира легиона, а в ней один клин собственной акалийской гвардии. Ну и естественно, обслуга, но не в полном составе. Это секретные данные, — подчеркнула она, прекрасно зная, что наместник все равно не запомнит всех этих десяток при клиньях в колоннах. — Я сообщаю их тебе, ваше высокоблагородие, поскольку мне нужна помощь. Уже сегодня состоится заседание городского совета. Я хочу добиться от горожан добровольного решения о налоге на содержание войска.

Ваделар нахмурился.

— Ни ты, ни я, ваше благородие, не имеем права им этого навязывать. Хуже того — они сами, даже если бы и захотели, не могут финансировать собственный гарнизон.

Покачав головой, он добавил:

— Ты не хуже меня знаешь, ваше благородие, что добровольные пожертвования на содержание имперских легионов можно вносить только через имперского сборщика налогов, непосредственно в имперскую казну. В противном случае начали бы возникать все более сильные городские армии, командиры которых зависели бы от ратуши. Глаза на это я закрывать не могу, поскольку это уже не вольное толкование закона, но прямое его нарушение. Акалийцы не могут содержать своих легионеров.

— Не прямо. Но они могут собрать, например, собственную городскую стражу. В обычных условиях это была бы пощечина коменданту гарнизона… Но я не обижусь. Я помогу им организовать этих стражников и обучу их военному делу.

— Что это даст? А, кажется, понимаю: в случае необходимости ты сможешь вывести из города на бой всех своих солдат.

— Всех до единого, не считая больных и нескольких опытных офицеров, которые будут обучать хотя и скромный, но резерв. Это мое дело, какими силами я обеспечиваю порядок на улицах, пусть даже это пять хромых легионеров. Кроме созыва городской стражи Акалия может сделать кое-что еще. А именно — у меня до сих пор есть деньги, ваше высокоблагородие. Но они предназначены для конкретной цели. У моего легиона практически нет обоза и снаряжения. Все это мне нужно купить. Собственно, прямо сейчас. Если куплю по обычной цене — хорошо. Но если удастся получить все это за символическую плату, то я сразу же объявлю новый набор. Я могла бы развернуть до полусотен еще несколько клиньев.

— Откуда ты возьмешь, госпожа, деньги на жалованье для дополнительных легионеров?

— Мои солдаты согласились получать жалованье по нормам мирного времени. Все, включая офицеров и коменданта гарнизона.

Наместник кивнул. Легионеры сами доплачивали империи.

— И что еще, госпожа?

— И еще… амнистия, ваше высокоблагородие, — решительно заявила она. — Мне нужны погонщики мулов, возницы, а прежде всего ремесленники при войске: сапожники, портные, седельщики, скорняки, кузнецы. У меня они есть, но слишком мало. Однако их хватит, чтобы обучить помощников. Нельзя ли предусмотреть амнистию для мелких воришек? Вместо того чтобы гнить в акалийской крепости, они, возможно, могли бы отбыть укороченный срок, служа при войске? Естественно, не по найму, я им дам лишь минимальное содержание, — предупредила она.

— Само собой… Я подумаю об этом, госпожа.

— Ну, тогда у меня есть еще две десятки лучников, — с довольным видом сказала Тереза. — Что случилось, наместник? Я создаю здесь армию, существования которой не предполагал Кирлан. Почему ты мне в этом помогаешь?

— Возможно, в последний раз. Через месяц, а может, уже через неделю тебе придется договариваться с кем-то другим, ваше благородие.

— Что это значит?

— Это значит, ваше благородие, что через месяц или через неделю никто не будет вместе с тобой приумножать силы легиона, а только доносить о подобных намерениях кому требуется. Армект, похоже, не нуждается в армии и даже в стражах закона, он предпочитает банды доносчиков… Мы должны идти в городской совет, — сказал он, вставая. Разговор был закончен. — Бургомистр и члены совета наверняка пойдут тебе навстречу, поскольку ты умеешь позаботиться об их городе. Но с воеводой будут хлопоты. Он представляет здесь Кирлан.

— Это военный округ, — напомнила она. — Воеводе я укажу на его место. Созыв городской стражи — отнюдь не то, что он может запретить совету.

Заполнявшая коридоры толпа придворных, просителей, урядников и всевозможной прислуги казалась непреодолимой. Однако группе шедших быстрым шагом людей не требовалась помощь солдат, прокладывавших путь. При виде белых, серых и голубых мундиров все расступались: толпа растекалась в боковые ответвления коридора, урядники и придворные исчезали в каких-то комнатах, прислуга чуть ли не вдавливалась в стены. В Вечной империи таким же значением, как армия, обладал только Имперский трибунал, но подобное было лишь политической необходимостью. Ни один урядник не мог сравниться с солдатом империи, символом армектанских побед и славы. Если бы по тому же самому коридору шагали собранные из всех провинций верховные судьи и первые наместники трибунала, им пришлось бы прибегнуть к сопровождению алебардщиков или с трудом проталкиваться сквозь толпу. Перед идущими офицерами образовывалась пустота.

Группа свернула в боковой коридор. Застигнутые врасплох люди готовы были разбиться в лепешку, уступая им дорогу. Офицеры пошли дальше, все тем же решительным, истинно военным шагом. В конце коридора виднелись черные двустворчатые двери, которые охраняли гвардейцы в одинаковых светло-серых мундирах, украшенных серебряными звездами империи. Ниже звезд, такой же серебряной нитью, были вышиты родовые инициалы. Солдаты императорской гвардии, личный отряд императора.

Двери распахнулись, прежде чем офицеры успели до них дойти. Дальше были другие, тоже под охраной алебардщиков. Они открылись так же, как и первые.

Просторный зал был обставлен с армектанской строгостью и простотой. На одной из стен висел щит с большой серебряной звездой, а ниже — два лука, побольше и поменьше. Оружие пешего и конного лучника.

Вокруг длинного стола стояли многочисленные стулья, очень прочные и простые, хотелось сказать: демонстративно дешевые. Лишь один, в конце стола, отличался высотой, но не внешним видом. Вдоль окон нашлось место для конторок, возле которых уже ждали писари. У стены стояли четверо молодых людей, каждый с бочонком меда под мышкой.

Открылась небольшая боковая дверь, пропустив невысокого пожилого мужчину в черно-серой, очень хорошо скроенной одежде. На нем была черная шелковая рубашка, серые штаны, заправленные в голенища кожаных сапог; пояс, украшенный серебряными пуговицами, стягивал накидку вроде военной — столь же неизысканного покроя, а на шее, на тонкой серебряной цепочке, висела четырехконечная звезда. Не заставляя ждать входящих в комнату офицеров, он направился прямо к столу и сел. Зашуршали ножки стульев, и вскоре наступила тишина. Без каких-либо речей и приветствий начался военный совет.

Писари за конторками, юноши, разливавшие мед в бокалы, — все без исключения носили светло-серые накидки, но без вышитых четырехконечных звезд. Служившие при войске подручные и урядники не были солдатами, хотя и подчинялись военным порядкам.