— О да, господин! Шаровары. Черные.

Мост сожгли солдаты морской стражи. Крестьянин, речной рыбак, подтверждал сведения, полученные от жителей села возле реки.

— Много их? Этих солдат?

— Много, господин. Столько! — Мужик два раза растопырил все пальцы.

— Двадцать?

— Нет, господин. Столько.

Похоже, речь все-таки шла о двадцати. Кенес еще немного порасспросил мужика, но ничего интересного больше не услышал. Достав серебряную монету, он бросил ее крестьянину, который не понял, что ему дают, поскольку никогда в жизни не видел серебряной монеты. Если он вообще что-либо знал о деньгах, то самое большее о медяках.

— Пойдешь с этим в город и отдашь в меняльную контору, — сурово сказал рыцарь, забыв, что дартанский мужик не знает, что такое меняльная контора, поскольку вообще ни о чем не знает. — Там тебе дадут за это… денег.

Он махнул рукой. Рассыпающегося в благодарностях крестьянина выпроводили.

Тем же вечером, а вернее, уже ночью Тереза тоже побеседовала с мужиком. По стечению обстоятельств — с тем же самым, которого допрашивал его благородие Кенес.

— Они все знали уже без меня, ваше благородие, — докладывал мужик. — Крестьяне из той деревни у моста увидели то, что было нужно.

Тереза специально привлекла небольшой отряд морских пехотинцев, который у нее был при обозе, — и не прогадала.

— Это уже не столь важно, десятник. Ты ручаешься, что там понятия не имеют о существовании Восточной армии? Сейчас меня интересует только это.

— Голову даю на отсечение, что нет. Иначе бы меня допрашивали.

Эльг, когда-то шпион дартанского трибунала и только потом солдат, наверняка знал, что говорит.

— Ты отлично справился, — сказала Тереза.

— Не впервой, ваше благородие. Я уже давно говорил, что если они о нас даже что-то и знают, то неизвестно что.

— Кому ты это говорил?

— Да так… среди своих, ваше благородие. Болтают в строю.

— Болтают в строю… — повторила надтысячница, странно глядя на него. — Ты ведь не хочешь покидать свою десятку?

— Нет, ваше благородие. — От волнения солдат снял соломенную шляпу.

— Каждый вечер являйся с докладом к часовому перед моей палаткой. Похоже, мне следует чаще разговаривать с солдатами. А в особенности с тобой. Свободен.

Десятник ушел очень довольный. Тереза подумала, что ей не стоит недооценивать таких людей. Бывший шпион трибунала лучше всех знал, как расходятся слухи, сколь странную форму они принимают по пути и как могут выглядеть, достигнув цели. Солдаты из десятки Эльга, разговаривая со своим умным десятником, были убеждены, что враг даже если и слышал о Восточной армии, то в нее не поверил. У них было больше разума, чем у всех их командиров, вместе взятых…

Надтысячница уже три дня боролась то с надеждой, то с сомнениями. Она знала о двух походных колоннах, из которых большую наверняка возглавлял сам Эневен. Вторая колонна была перед ней — коты-разведчики постоянно следили за ее передвижениями. Это не был марш войска, которое выступает против вражеской армии! Несколько дней назад, получив известие о походе Эневена в двух колоннах, надтысячница полагала, что вождь рыцарей королевы разделит войска с точки зрения проходимости дорог; кроме того, меньшие силы легче было снабжать всем необходимым, не расходуя чрезмерно запасы в обозах. Она удивилась, услышав, что в одном полку идет около десяти тысяч солдат, а во втором только от трех до четырех тысяч. Ничто не оправдывало подобной беспечности; невозможно было представить, чтобы Эневен, зная о существовании Восточной армии, составил относительно слабую походную колонну, которой не мог в случае чего прийти на помощь. Впрочем, пути Эневена и командира меньшей колонны (которым, как говорили, был К. Б. И. Кенес, брат главнокомандующего) расходились все более явно. Эневен добрался почти до Буковой пущи и шел, судя по всему, на Акалию; Кенес направлялся скорее к берегу Дартанского моря, словно желая обойти Тройное пограничье с востока. Надтысячница вносила изменения в план, очертания которого хранила в памяти уже во время памятного разговора с Аронетом. Мост она сожгла не только для того, чтобы показать рыцарям королевы неопасных морских пехотинцев, которых видели почти везде, с тех пор как имперские войска бежали из Дартана. Прежде всего ей хотелось, чтобы правофланговый полк перешел через Мереву в другом месте.

Вопреки тому, что она говорила заместителю, командующая Восточной армией не была вождем, который доверил бы судьбу войны военному счастью. Напротив, в военное счастье она почти не верила. Странная черта для знаменитого, прославившегося подвигами офицера легкой конницы, то есть подразделения, которому часто приходилось возлагать надежды на какую-нибудь счастливую звезду. Тереза считала и планировала скорее как командир щитоносцев, который всегда должен был знать, на что в точности способны его люди, сколько они выдержат, как долго устоят на позиции, прикрывая лучников. От командира таких солдат не ждали сюрпризов, поспешных и рискованных решений… Надтысячница могла бы командовать топорниками. Она сказала: «У нас шансы один к двадцати» — лишь затем, чтобы на следующий вечер закрыть глаза, подумать, посчитать и сказать себе: «Теперь уже один к четырнадцати». Утром того дня, когда передовая стража Кенеса форсировала Мереву, надтысячница могла сказать: «Один к одному». Но в коротком обращении к солдатам, минувшим вечером прочитанном во всех полулегионах, она пошла еще дальше, ибо попросту заявила: «Завтра мы выиграем битву». Она знала, что если пророчество не сбудется, для разбитой, разогнанной на все четыре стороны армии это обращение не будет иметь ни малейшего значения. Если же оно сбудется, то слава женщины-воина с северной границы обрастет новой легендой. Надтысячница желала этого не ради одного лишь тщеславия. Она знала, что солдаты готовы слепо поверить легендарной и к тому же никогда не ошибающейся командующей. Подобное доверие вело к очередным победам. В течение всего лишь суток плохо обученное и вооруженное, собранное из кого попало войско могло стать хорошим военным орудием. Окрыленные победой, преисполненные доверия к своим командирам, оружию и умениям, солдаты сразу же становились армией уверенных в себе, непокорных и отважных воинов.

Сейчас нужно было одержать эту победу.

«Один к одному»…

Рассудительность и военная честность его благородия Кенеса очень понравились Терезе. Кенес был предсказуем. У него было все, что надо, и такое как надо: авангард, арьергард, прикрытие с флангов, разведывательные отряды… Командир, который не относился к этому всерьез, в любой момент мог из прихоти перестать делать глупости, что стало бы неприятным сюрпризом. Отличавшегося незаурядным умом Кенеса нелегко было перехитрить, но все же однажды сложенная головоломка пока что держалась крепко, составляя единое целое.

Дорога вела через широко раскинувшийся густой лес. С самого утра разведывательные отряды Кенеса переправились через Мереву, еще до подхода передовой стражи. Две небольшие группы солдат, каждая во главе с рыцарем, поехали вдоль левого берега реки. Третья группа двинулась по дороге в сторону находившегося в неполной четверти мили леса. У самого его края, шагах в трехстах от дороги, виднелись строения бедной деревушки. Разведывательный отряд проехал среди хижин, откуда выглядывали перепуганные крестьянки. Один из солдат задал несколько вопросов, показал командиру на каменистое поле за деревней и махнул рукой. Это была одна из тех деревень, которых больше всего коснулась война, — где не хватало мужчин, похищенных и проданных в невольничьи хозяйства пользовавшимися военным беззаконием вооруженными бандитами. Крестьянки умирали от голода. Рыцарь бросил под копыта коня монету и, оставив позади дерущихся за деньги женщин, повел отряд назад на основательно заброшенную проселочную дорогу, ответвлявшуюся от дороги в портовый Сейен. Основной, достаточно удобный, тракт вел через сожженный мост и сливался с дорогой, связывавшей Акалию с Роллайной. Однако в половине дня пути от моста имелся брод — и именно к нему вела выходящая из леса тропа, по которой поехали разведчики Кенеса. На южном берегу реки, откуда должны были подойти отряды Ахе Ванадейоне, дорога исчезала среди травы. Вдали маячили едва видимые в лучах весеннего солнца клубы дыма из труб большой деревни, возможно, чуть побогаче, чем та возле леса. То тут, то там на слегка холмистой равнине росли обширные дартанские рощи.