«Ты не умеешь», — подумала Эзена.

«Тебе, комендант?» — подумала Кеса.

— Ни единым словом, — сказала княгиня.

— А смерть его благородия Денетта?

Что ж, с этим было несколько хуже.

— Ты откажешься отвечать.

— Откажусь, ваше высочество?

— Да, комендант. Если тебя спросят, скажешь, что ты не вправе бросать тень на госпожу, которой присягал на верность. И откажешься от каких-либо объяснений.

— Но таким образом я как раз и брошу на тебя тень, ваше высочество. — Йокес не был интриганом, но и глупцом тоже не был.

— Себя я защитить сумею, — сказала она. — Никто не поймет, что ты имел в виду. Ты не солжешь и вместе с тем не нарушишь присягу.

Йокес снова помрачнел.

— Если это необходимо… я солгу, ваше высочество, — сказал он с тяжелым сердцем. — Мне уже приходилось лгать. Хотя бы его благородию Денетту, когда он спрашивал о войсках Сей Айе.

— Это совсем другое. Это ложь иного рода, военная, так что скорее хитрость, чем ложь. — Эзена понимала разницу и знала, что точно так же понимает ее и комендант. — У меня на службе ты не будешь лгать, Йокес.

— Ваше высочество, — попросила слова молчавшая до сих пор Кеса.

Эзена кивнула.

— Княгиня отвечает за все, что происходит в Сей Айе. У тебя было бы право, мало того — обязанность отказаться говорить, даже если бы его благородие Денетта загрызли бешеные собаки. Не тебе оценивать, что может повредить княгине. Везде и каждому ты можешь сказать прямо в глаза, что тебе нельзя ни о чем говорить, поскольку ты не знаешь, не повредит ли это твоей госпоже. Ты сошлешься на это, а лгать буду я.

— Ты же на моей службе лгать не будешь, — повторила княгиня Эзена. — Ты мог считать меня узурпатором, но я всегда считала тебя рыцарем. На моей службе ты себя ничем не запятнаешь. Я сказала, что сумею себя защитить, и так оно и будет.

Йокес почувствовал, что нашел свое место в мире. Он служил тому, кто готов был рискнуть всем, всем своим состоянием и будущим, лишь бы не запятнать честь своего подданного.

Он поклонился.

— Ты прекрасная госпожа, княгиня Сей Айе, — сказал он. — Я мог бы лгать ради тебя, потому что ты этого не требуешь. Я никогда не сумею вернуть долг, в котором оказался, когда-то усомнившись в твоих правах.

Когда он вышел, обе какое-то время молчали.

— Разговор с урядниками трибунала — это пустяки.

Жемчужина кивнула.

Урядники появились очень быстро. Следователь, человек уже немолодой, явно страдал от последствий поспешной езды, но не согласился ни на минуту промедления и отказался даже выпить бокал вина. Выразив свое возмущение, он посочувствовал княгине и порадовался, что не случилось худшего. Поручив второму, более молодому уряднику осмотреть место покушения, он сразу же отправился туда, где держали пленника. Княгиня, уже переодевшаяся в свое платье (очень похожее на то, в котором накануне гуляла по парку с прибывшими в Сей Айе гостями), не пожелала присутствовать при допросе. Ее заменила Кеса; Жемчужина Дома имела право от имени своей госпожи быть свидетелем признаний пленника, после чего, напротив, княгиня могла — и даже была обязана — собственным авторитетом подтвердить каждое слово невольницы, относящееся ко всему, что та видела и слышала. Никто не имел права интересоваться, сколь глубоким доверием госпожа одаряет своих слуг. Она не обязана была прибегать к их помощи, но, поступая так, она явно знала, что делает.

Ее высочество пребывала в своей любимой комнате, длинной, но узкой, с четырьмя большими окнами, выходившими в парк. Двумя комнатами дальше находилась ее спальня. Княгиня, под охраной все еще вооруженной первой Жемчужины Дома, с любопытством смотрела в окно на урядника трибунала, который что-то искал среди живых изгородей, расспрашивал начальника дворцовой гвардии, то кивая, то качая лысеющей головой.

— Скажи мне, Хайна, что такого можно там найти?

— Ответ, ваше высочество. Следы, которые не заметили другие.

— Ты действительно так считаешь?

— Я знаю методы трибунала.

— И что ты о них думаешь?

Жемчужина нахмурила брови, слегка надула губы, а потом покачала головой. Неизвестно, что это должно было означать.

— Гм? — поторопила ее Эзена.

— Этот урядник, ваше высочество, наверняка ничего не найдет.

— Он плохо ищет?

— Он не умеет искать. Он хочет только показать свое усердие.

— Откуда ты знаешь, что он не умеет искать?

Жемчужина была удивительно неразговорчива; княгине приходилось вытягивать из нее каждое слово.

— Оттуда, ваше высочество, — неохотно объяснила она, — что этот человек вообще ничего не умеет. Много лет назад князь Левин попросил прислать в Сей Айе урядника трибунала, который рассматривал бы дела, не касающиеся его подданных. Это было воспринято как особое выражение лояльности по отношению к Кирлану. Просьбу исполнили, направив в самое спокойное место на свете двух придурковатых урядников, неспособных делать свое дело где-либо еще. Целых двух, в знак уважения к князю. За все проведенные здесь годы им пришлось иметь дело с одним убийством и преступлениями вроде драк между купеческими подручными или потасовки, устроенной в корчме пьяными наемниками, которых князь не взял к себе в войско.

Княгиня снова посмотрела в окно.

— Но теперь, когда пущей правит непокорная невольница, здесь пригодился бы кто-нибудь посообразительнее?

— Наверняка. Кеса это тебе лучше объяснит, госпожа.

— Кесы здесь нет, — сказала Эзена. — Я тебя спрашиваю. Разговаривай со мной, первая Жемчужина Дома.

Невольница вздохнула, даже не скрывая, что беседы ей не по душе.

— Ваше высочество, чтобы что-то где-то делать, нужно знать местные условия. Тот, кто их не знает, стоит ровно столько же, сколько та подсотница с какими-то особыми полномочиями. Правда, ваше высочество? Те двое, может, никуда и не годятся, но хотя бы знают, в какой стороне река.

Княгиня пожала плечами, немного постояла, а потом не спеша пересекла комнату, останавливаясь у каждого окна. Потом столь же не спеша вернулась.

— Я тут с тоски помру.

Жемчужина не отвечала. Эзена посмотрела на нее внимательнее. Сидящая в кресле Хайна уставилась в пол, задумавшись столь глубоко, что, похоже, даже не услышала, что княгиня к ней обращается. Подобное произошло впервые. Девушка действительно была не в себе. Немногословная, тихая, без улыбки на лице… Княгиня никогда прежде не видела ее такой.

— Хайна?

Невольница подняла голову.

— Ваше высочество… сегодня, когда нас не могли разбудить, мне снился сон, — сказала она. — Очень необычный. Я… думаю, ваше высочество, что тебе нужно сходить на могилу князя Левина. То, что я говорю, глупо, я знаю. Но мне снилось, будто ты нашла там что-то очень, очень важное.

Княгиня села в кресло напротив.

— Тебе снилось, будто мы были на кладбище? — медленно спросила она.

— Да, ваше высочество.

— И ты осталась перед воротами… а я очень долго ходила среди надгробий?

Жемчужина не могла поверить.

— Откуда ты знаешь, ваше благородие?

— И домик сторожа был пуст? Никого нигде не было… только мы?

— Откуда ты знаешь мой сон, ваше высочество?

Княгиня и невольница переглянулись.

— Наш сон, Хайна. Похоже, он общий. Ты узнала еще что-то?

— Нет, ваше высочество. Но я что-то чувствую… и должна сейчас об этом сказать. — Жемчужина глубоко вздохнула, собираясь с духом. — Мы разговаривали перед кладбищенскими воротами, это был только сон, но…

Эзена подбодрила ее легким движением головы.

— Прости меня, ваше высочество… но я не могу быть первой Жемчужиной Дома! — выпалила девушка, падая перед княгиней на колени. — И меня нельзя отправлять прочь, когда ты остаешься одна с кем-то чужим, как тогда, в саду! Я не могу быть первой Жемчужиной, когда убийцы стреляют в тебя в твоей собственной спальне! Не важно, что никто не стрелял по-настоящему — кто-то ведь подсылает к тебе наемных убийц! — лихорадочно говорила она, глядя на Эзену блестящими глазами. — Я не могу быть первой Жемчужиной Дома, лучше всего я умею делать совсем другое!