В конце концов Каронен решил идти к Нетену кружной дорогой. Двигаясь обратно в западный Дартан, он все еще продолжал связывать на этом направлении какие-то силы врага и таким образом мог лучше всего помочь Терезе. Западная армия была «орре сег гевер» — силой, которая самим своим существованием перечеркивала планы противника и вынуждала его придерживать резервы. Каронен готов был потерять свое войско, лишь бы только надтысячница могла свершить очередное чудо и еще раз разбить Ахе Ванадейоне. Многие подряд одержанные победы преследовали уже не политические, но военные интересы.
46
Его благородию Т. Л. Ваделару
в Акалии
Ваше благородие!
Бургомистр — старая размазня, а воевода, хоть и неглуп, мало что может предпринять, поскольку постоянно оглядывается на Кирлан. Посылаю письма для них, но мало чего ожидаю. Наместнице трибунала в Акалии (со всем уважением к твоей бывшей супруге) я даже старой рубашки бы не доверила, ибо ты пусть и был страшен, но хотя бы дело свое знал.
Короче говоря: Ваделар, бросай пить и берись за работу. Дождь кончился. Отряды Ахе Ванадейоне втопчут меня в землю, как только форсируют Ранелу, а они ее рано или поздно форсируют. Я не смогу задержать эти войска, а со вчерашнего дня я уверена, что они направятся на Акалию. Тебя в этом городе знают все, кому есть что сказать, а я уже знаю, что действовать ты умеешь, если захочешь. Почини стены, даже если там придется насыпать земляные валы и втыкать неведомо какие подпорки, собери людей, которые могут носить хоть какое-то оружие. Я пришлю тебе все, что только смогу, завтра в город придет клин громбелардских арбалетчиков. Силы у них никакой, но пусть рыцари королевы видят на стенах зеленые мундиры и думают, что это подкрепление от представительницы из Лонда. Эневену приходится спешить, и он не будет осаждать обороняющийся город, самое большее разграбит предместья и двинется дальше на Армект, сжигая деревни, поскольку ему требуется хоть какой-то успех. Если ты впустишь его в Акалию — будет резня.
Тереза,
надтысячник-комендант Восточной армии
В конце была дописка мелкими буквами, словно писавшей было стыдно и она хотела что-то скрыть:
Спаси этот город, прошу тебя.
Ваделар должен был сперва спасти себя.
Лишившись должности, он стал гостем в здании Имперского трибунала, которого едва терпела первая наместница. С полнейшим бездушием, столь свойственным матери, ребенку которой пытались причинить вред, ее высокоблагородие Т. Л. Акея преследовала неудачливого мужа и отца. Она позволяла ему жить в комнатке рядом с помещениями для прислуги главным образом для того, чтобы он находился под рукой и она могла постоянно портить ему жизнь. Кроме того, ее сын, еще не понимавший, что отец — чудовище, жаждущее загубить его судьбу, обожал Ваделара, и не могло быть и речи об их немедленном расставании. Хотя Акея каждый вечер терпеливо объясняла маленькому Ленету, что отцу он вовсе не нужен, поскольку тот всю жизнь делал все для того, чтобы его семья умирала с голоду, а его сын, когда вырастет, не будет иметь никакого будущего. Каждый раз, когда мальчика пускали к отцу, а отец в это время не был пьян до беспамятства, он расспрашивал его об этом. Ваделар, от которого несло вином, говорил ему, что все это неправда, наказывал любить мать и нередко засыпал на полуслове. Тогда грустная Весета отводила ребенка к наместнице, но не держала его за руку, так как Акея этого не позволяла. Отвратительная красотка, которую купил и потом освободил ее бывший муж, не смела прикасаться к Ленету. Наместница Акалии делала все, что было в ее силах, чтобы спасти Ваделара, дав ему понять, насколько низко он пал. Пробужденные угрызения совести ничего не смогли бы изменить, но, по крайней мере, показали бы, что Ваделар — вообще человек. Он должен был страдать, терзаться — но не хотел.
Весета, освобожденная своим господином, взяла подтверждающий этот факт документ — и сразу же ушла, не сказав ни слова на прощание. Но два дня спустя Ваделар, проснувшись утром со страшной головной болью (поскольку недомогание, которое он однажды ощутил, с тех пор его не покидало), увидел ее хлопочущей у него в спальне и убирающей остатки пьяной пирушки. Это было еще до того, как он лишился своей должности.
— Я хотела посмотреть, как это выглядит, — сказала она вместо приветствия. — Уйти, не спрашивая ни у кого согласия, встать в городских воротах и подумать, не пойти ли в Армект или Громбелард. Развлечься с молодыми мужчинами в корчме, само собой. И вернуться, когда мне захочется и если захочется. Я вернулась, но это твой дом. Если ты мне позволишь, я останусь.
И Ваделар по-пьяному растрогался.
С тех пор прошло немало времени. Трудно сказать сколько. Три недели или, может быть, пять месяцев… Бывший наместник трибунала в Акалии больше не утруждался подсчетами.
Письмо принесли, когда Ваделар спал. Спал он как раз совершенно нормально, поскольку не всегда заглядывал в рюмку. Впрочем, он был более чем уверен, что пьет без меры только потому, что ему так хочется, и в любой момент может перестать. Только незачем.
И именно потому, что переставать было незачем, он проснулся и поспешил к кувшину, который поставила на столе Весета. Поставила еще до того, как он заснул, и тем не менее он из него не выпил. Что доказывало, что вино он мог и не пить.
Только сейчас, в любой момент имея возможность отказаться, он наполнил бокал и выпил.
Лежавшая в покинутой постели женщина перевернулась с бока на спину и распрямила руки. Она потянулась, открыла глаза и села. У нее были самые прекрасные груди в мире. Он понятия не имел, почему ей не дали сертификата Жемчужины. Наверняка не из-за недостатка красоты. Но ему не хотелось мысленно возвращаться к ее невольничьему прошлому.
— Пока хватит, — сказала она. — Поешь чего-нибудь, а прежде всего прочитай письмо. Его принесли вчера, но ты уже спал, и я боялась… и не хотела тебя будить.
— Какое письмо?
Ваделар уже забыл, что можно получать какие-то письма. Когда он был наместником трибунала, он получал их по несколько в день. Но это были письма не для него, а только для поста, который он занимал. Он потерял свой пост и сразу же перестал получать письма.
— От солдата, — сказала Весета. — То есть я не знаю от кого, но письмо принес солдат.
Ваделар взял послание, сломал печать, прочитал и спокойно выпил вина.
— Хочешь прочитать?
— Что-то интересное?
— Нет. Так себе, — сказал он. — Командующая Восточной армией, надтысячница Тереза, с которой я всю жизнь был в дружеских отношениях, напомнила мне о своем существовании.
— И что пишет?
— Ну… коротко говоря, она хочет, чтобы я собрал армию и, когда сюда придут полки Ахе Ванадейоне, встал в воротах в железном шлеме на голове и крикнул: «Не пройдете! Прочь отсюда!»
— Покажи, — улыбнулась Весета.
Прочитав, она перестала улыбаться.
— О Шернь, — прошептала она. — Но… что ты можешь сделать?
— Ничего. Абсолютно ничего, Весета, — мягко сказал он, возвращаясь к постели с полным бокалом в руке. — Я очень хотел бы справиться хоть с десятой частью того, о чем пишет надтысячница. Но я не справлюсь. Ни с чем.
Он выпил вина и лег на спину.
— У меня нет никакой власти, влияния, денег, друзей, даже военных знаний. Есть только мнение обо мне как о пьянице, неважно, заслуженное или нет. И теперь, как я понимаю, такой вот снятый с должности пьяница должен прийти в ратушу и сказать: «За работу, достойные отцы города! Воевода, прошу немедленно отправляться за копьями и седлать коней! Теперь я тут заправляю!» И навсегда останется тайной, чего ожидает от меня надтысячница Тереза.
— Перестань, — возмущенно заявила она. — Эта женщина сражается со всей дартанской армией, ты видел тех солдат, которых привезли на повозках? Некоторые совсем мальчики, а те, что старше… Какая разница? У некоторых были семьи в этом городе… А ты над этим смеешься?
