— Я тоже так считаю, — неохотно проговорил он.

— Ну так что? В чем суть этого плана, тысячник? У тебя есть мысль, как убедить командиров легионов устроить безнадежную игру в поджигателей, из которой абсолютно ничего не выйдет? Ибо в конце этого славного боевого пути видно только одно — железную конницу Эневена. Неважно, тяжелая конница или легкая… В любом случае это конная армия. Битвы нам не избежать, ни отдельными легионами, ни всем вместе. Ее могла бы избежать Западная армия, но не мы. У нас четыреста шестьдесят конников и тысяча четыреста конных пехотинцев. Что с этим делать? Отправить передовые отряды? А если крестьяне с вилами прогонят эту конную пехоту? Не знаю, на что рассчитывает командование. Вероятно, на то, что мы напугаем рыцарей. — Она снова села за стол. — И кто знает, может быть, это даже удастся. Но на что они рассчитывают дальше? Ведь напуганные рыцари не разъедутся по домам, чтобы спасать свое добро, но именно за это добро опасаясь, помчатся на нас всей толпой, так быстро, как только смогут. Никто не свяжет их силы на западе. Кто будет противостоять даже трем или четырем отрядам? Одинокий легион голодных поджигателей?

— Что ты имеешь в виду? Вернее, что собираешься делать? Ведь что-то ты делать собираешься?

— Я собираюсь разбить Эневена, — спокойно сказала она. — И только потом выполнить приказы Тарвелара. Поскольку только тогда они будут выполнимы.

Несколько мгновений он смотрел на нее так, будто она повредилась рассудком.

— У нас шесть тысяч легионеров, из них две с половиной тысячи полноценных. А у Эневена — около тридцати отрядов. Пусть даже двадцать с небольшим… От восьми до двенадцати тысяч человек, не считая пехоты при обозах, а этих солдат тоже несколько тысяч. Солдат, не слуг! Не знаю, в состоянии ли наша армия захватить хотя бы один обоз.

Тереза понимала, о чем говорит Аронет. Дартанские отцы и сыновья Домов забрали с собой на войну значительную часть своих личных войск, которые когда-то держали в основном для блеска, поскольку для поддержания порядка хватило бы и половины. И самое большее половина осталась на страже владений. Остальные были при обозах, охраняя многочисленные повозки своих господ. Обозы Эневена стерегли несколько тысяч хорошо вооруженных пехотинцев. Этих людей не стоило недооценивать. Явление, о котором молчала история первой армектанско-дартанской войны.

— Если случится чудо, пройдут дожди и размокнут все луга… Если нам даже удастся застать врасплох Эневена… — перечислял тысячник, — наши шансы выиграть битву не больше чем один к десяти.

— Дождь пока не собирается, так что самое большее один к двадцати, — спокойно поправила его Тереза. — Может, дождь и пойдет, но в это время года трудно рассчитывать, чтобы лило не переставая две недели. Это Дартан, а не Громбелард.

— Тогда на что ты рассчитываешь?

— На этот шанс, один из двадцати, — ответила она. — Ибо каковы шансы исполнить приказы Тарвелара?

Аронет молчал. Может, подсчитывал?

— Значит, так ты на это смотришь, — наконец пробормотал он. — Одна большая битва, одно чудо. Ну да, так бывает. Но пять отдельных легионов, пять сражений, пять чудес… В самом деле, не о чем и говорить.

— Что мы скажем командирам легионов? — вернулась она к вопросу из начала разговора.

— А что бы ты им сказала?

— Например, что Эневен идет на Акалию, желая уничтожить единственный легион в этих краях, о существовании которого ему известно. Что он не знает про Восточную армию, и мы попытаемся застичь его врасплох.

— Кто в это поверит?

— А ты не подумал, что такова может быть правда? — Тереза не строила иллюзий; рыцари королевы наверняка знали о ее слабой армии, но она пыталась поднять боевой дух как себе, так и своему заместителю. — Впрочем, мы что-нибудь придумаем, лишь бы не стало ясно, что командующая армией нарушает первый же полученный приказ, — сказала она с нескрываемой грустью и горечью. — Первый раз за всю карьеру… Поверишь? Когда-то я пошла в атаку на полторы тысячи алерцев, имея за собой двести пятьдесят конников… Но в том приказе было больше смысла, чем в том, что я получила сегодня. Я не выполню этот приказ. Или, вернее, попытаюсь выполнить его так, как могу. Попытаюсь устранить то, что делает этот приказ невыполнимым, и лишь потом сделаю все, что приказано. Пункт за пунктом. Поможешь мне? Или пошлешь доклад в Тарвелар, чтобы меня сняли с должности? Впрочем, прежде чем придет ответ, я все равно сделаю то, что собираюсь сделать.

Он продолжал смотреть на нее.

— Никакого доклада я не пошлю, за кого ты меня принимаешь? — наконец сказал он. — Но я снова подсчитываю наши шансы… и шанс победить даже не один к двадцати. Пусть бы дождь шел и целый месяц, что с того? Ведь эти проклятые рыцари вырежут нас даже пешие. Здесь никого не должно было быть, мы собирались наступать на покинутый край, к которому в лучшем случае мчались бы какие-нибудь одиночные отряды, выдернутые с запада для помощи… Но теперь? Наши красные легионы можно вообще не брать в расчет. — Аронет не видел, что происходило под Буковой пущей, когда отборные северные отряды, намного лучшие, чем собранные на скорую руку дартанские клинья, попадали под копыта копейщиков, но умел привлечь воображение. — Я не представляю себе, как можно поставить этих людей против атакующей тяжелой конницы и даже против пеших арбалетчиков. У тебя есть что-нибудь, кроме задиристого нрава старого командира конницы?

Она невольно усмехнулась.

— Старого в смысле опытного, — поспешно пробормотал он, окончательно смутившись. — Я не имел в виду, ну… что ты старая.

— Сейчас дам тебе пинка под зад, — сказала она, искренне веселясь. — Похоже, идут наши тысячники… Побеседуем позже. Что мне сейчас говорить?

— Что хочешь, — покорно ответил он.

— В таком случае спрячь этот приказ и делай хорошую мину, что бы я ни сказала.

Въезд ее княжеского высочества в Роллайну был подготовлен весьма тщательно. Сперва города достигли основательно преувеличенные вести о победоносной битве войск Сей Айе с имперскими легионами — преувеличенные потому, что требовалась красивая легенда, геройские поступки, а не серая военная действительность. Лично командовавшая тяжелыми полками княгиня, в золотых доспехах, под охраной рослых телохранителей-копейщиков, сама повела свой самый большой отряд на бой, что и стало основной причиной победы — вот какие истории рассказывались во всех корчмах столицы. Доходили известия о тысячах растоптанных и уничтоженных лучников, из которых лишь немногим удалось укрыться в укрепленном лагере, где они сидели голодные, все чаще думая о том, чтобы сдаться в плен.

Правда была совершенно иной. Уже два дня после сражения Йокес не мог спать от огорчения, что не разбил имперских до конца, жалея своих солдат. А ведь еще недавно он сам рассказывал княгине, как трудно сломить боевой дух имперских легионов! Реорганизованная имперская конница покинула лагерь, как только это стало возможным, и исчезла, разойдясь по всему краю. Тут и там заполыхали деревни. Два легких отряда Сей Айе несколько раз натыкались на какую-то колонну и терпели поражение за поражением, теряя в погоне за конными лучниками раненых и убитых. Наконец пришло известие уже не о поражении, а о катастрофе — пытаясь настичь врага, отряд передовой стражи в пылу атаки оказался посреди болот, где увязли все — и имперские, и княжеские. Но у имперских были луки… На сухую местность сумела выбраться едва ли половина легких конников Сей Айе.

Возле самой Буковой пущи легионеры спали посменно, а солдаты Йокеса не спали вообще. Из укрепленного лагеря выходил один отряд за другим, изображая наступление. Возле лагеря разворачивалась одна или две колонны, к ним присоединялась третья… Они по очереди выдвигались вперед и возвращались, не дойдя до середины поля. Солдаты тяжеловооруженных отрядов Сей Айе десять раз в день выстраивались рядами в лесу и на дороге, ожидая, что будет дальше. Но дальше не было ничего… Ночью все начиналось сначала. Йокес не мог недооценивать эти начинавшиеся и не заканчивавшиеся маневры, поскольку не знал, какой из них пойдет дальше, а рано или поздно должно было случиться настоящее наступление. Однако имперские, напротив, знали, атакуют ли они на самом деле, и не будили своих солдат без необходимости. Такая игра не могла продолжаться вечно. Йокес сознавал, что его измученные и беспомощные солдаты вскоре начнут падать духом. Он начинал тосковать по тому мгновению, когда из лагеря наконец последует настоящий, дневной или ночной (скорее всего, именно ночной) удар. Вот только имперские уже знали, чего ожидать от солдат Сей Айе. Если бы им удалось перенести всю тяжесть боя в лес, среди деревьев, сражавшимся в пуще пешим отрядам столкновение с пехотой обошлось бы дорого. Лишенные же помощи пеших конников лесничие удержать пущу не могли. Во всяком случае, не в сражении против шести тысяч хорошо обученных и нередко опытных легионеров.