Мыза Ивановка 1909. Июнь И ты шел с женщиной И ты шел с женщиной — не отрекись. Я все заметила — не говори. Блондинка. Хрупкая. Ее костюм был черный. Английский. На голове — Сквозная фетэрка. В левкоях вся. И в померанцевых лучах зари. Вы шли печальные. Как я. Как я! Журчали ландыши в сырой траве. Не испугалась я, — я поняла: она мгновенье, а вечность — я. И улыбнулась я под плач цветов, такая светлая. Избыток сил В душе почувствовав, я скрылась вглубь. Весь вечер пела я. Была — дитя, Да, ты шел с женщиной. И только ей ты неумышленно взор ослезил. 1912. Май
В очарованьи Быть может оттого, что ты не молода, Но как-то трогательно-больно моложава, Быть может оттого я так хочу всегда С тобою вместе быть; когда, смеясь лукаво, Раскроешь широко влекущие глаза И бледное лицо подставишь под лобзанья, Я чувствую, что ты — вся нега, вся гроза, Вся — молодость, вся — страсть; и чувства без названья Сжимают сердце мне пленительной тоской, И потерять тебя — боязнь моя безмерна… И ты, меня поняв, в тревоге, головой Прекрасною своей вдруг поникаешь нервно, — И вот другая ты: вся — осень, вся покой… Дылицы 1912. Июнь В кленах раскидистых В этих раскидистых кленах мы наживемся все лето, В этой сиреневой даче мы разузорим уют! Как упоенно юниться! ждать от любви амулета! Верить, что нам в услажденье птицы и листья поют! В этих раскидистых кленах есть водопад вдохновенья. Солнце взаимного чувства, звезды истомы ночной… Слушай, моя дорогая, лирного сердца биенье, Знай, что оно пожелало не разлучаться с тобой! Ты говоришь: я устала… Ты умоляешь: «О, сжалься! Ласки меня истомляют, я от блаженства больна»… Разве же это возможно, если зеленые вальсы В этих раскидистых кленах бурно бравурит Весна?!. Веймарн 1912. Июнь Эскиз вечерний Она идет тропинкой в гору. Закатный отблеск по лицу И по венчальному кольцу Скользит оранжево. Бел ворот Ее рубашечки сквозной. Завороженная весной, Она идет в лиловый домик, Задумавшийся над рекой. Ее душа теперь в истоме, В ее лице теперь покой. Озябший чай и булки с маслом Ее встречают на столе. И на лице ее угаслом К опрозаиченной земле Читаю нежное презренье, Слегка лукавую печаль. Она откидывает шаль И обдает меня сиренью. 1912. Июнь Веймарн Весенняя яблоня Акварель Перу И.И. Ясинского посвящаю Весенней яблони, в нетающем снегу, Без содрогания я видеть не могу: Горбатой девушкой — прекрасной, но немой — Трепещет дерево, туманя гений мой… Как будто в зеркало — смотрясь в широкий плес, Она старается смахнуть росинки слез, И ужасается, и стонет, как арба, Вняв отражению зловещего горба. Когда на озеро слетает сон стальной, Бываю с яблоней, как с девушкой больной, И, полный нежности и ласковой тоски, Благоуханные целую лепестки. Тогда доверчиво, не сдерживая слез, Она касается слегка моих волос, Потом берет меня в ветвистое кольцо, — И я целую ей цветущее лицо. 1910 На реке форелевой На реке форелевой, в северной губернии, В лодке сизым вечером, уток не расстреливай: Благостны осенние отблески вечерние В северной губернии, на реке форелевой. На реке форелевой в трепетной осиновке Хорошо мечтается над крутыми веслами. Вечереет холодно. Зябко спят малиновки. Скачет лодка скользкая камышами рослыми. На отложье берега лен расцвел мимозами, А форели шустрятся в речке грациозами. Август 1911 Элегия («Я ночь не сплю, и вереницей…») Я ночь не сплю, и вереницей Мелькают прожитые дни. Теперь они, Как небылицы. В своих мечтах я вижу Суду И дом лиловый, как сирень. Осенний день Я вижу всюду. Когда так просто и правдиво Раскрыл я сердце, как окно… Как то давно! Как то красиво! Я не имею даже вести О той, которой полон май; Как ни страдай, — Не будем вместе. Я к ней писал, но не достоин Узнать — счастлива ли она. Прошла весна, Но я… спокоен. О, я не требую ответа, Ни сожаления, ни слез, Царица грез Елисавета! Биеньем сердца молодого, Стремленьем любящей души Хочу тиши Села родного. Я на мечте, своей гондоле, Плыву на Суду в милый дом, Где мы вдвоем Без нашей воли. Меня не видишь ты, царица, Мечтаешь ты не обо мне… В усталом сне Твои ресницы. |
