— Не совсем так, — улыбнулась Натали. — Шьют скорняки. А я лишь эксплуатирую их труд и выколачиваю прибавочную стоимость.

— Не будем вспоминать Маркса. Мир праху его! — заявил Худенко с иронической усмешкой. — На вашей таможне у всех глаза полезли на лоб. «Зачем вам уголь везти в Ньюкастл?» Я ничего не понял. При чем тут каменный уголь? Но мне сказали, что это английская поговорка. Для чего везти в Россию меха, если их там навалом? Мне пришлось объяснить, что я восхищаюсь качеством работы американских меховщиков и везу образцы для обучения наших мастеров.

— Я польщена! — воскликнула Натали. — Буду рада повидать вас в Нью-Йорке.

Очередь желающих представиться товарищу Худенко дышала им в затылок. Натали и Финни отошли в сторону.

— Вы прекрасно говорите по-русски, — удивился «дедушка».

— Отец хотел сделать из меня дипломата.

— Почему же этого не случилось?

— Я захотела быть богатой, а не жить на жалованье.

— Да, мы небогатые люди, — вздохнул Финни, — но кто-то же должен выполнять черную работу.

Он здоровался со знакомыми, представлял им Натали, выслушивал соболезнования по поводу болезни своей супруги. Они осушили по бокалу шампанского. Все шло своим чередом.

— Кто здесь «за» и «против» Горбачева? — решилась напрямую спросить Натали.

Американский контрразведчик фыркнул.

— Непрофессионально задан вопрос. Сегодня он «за», завтра «против»!

— Вы шутите?

— Ни в малейшей степени. Конечно, армия всегда была и есть на стороне консерваторов, но Горби старается ее не обижать. Западные немцы подкидывают ему деньги, а он на них подкармливает генералов.

— Здесь много и гражданских лиц. — Натали окинула взглядом зал, где военная форма вовсе не доминировала, несмотря на официальное заявление, что прием организован Министерством обороны.

— А как к Горби относятся штатские?

— Молодые хищники обеими руками за него. Где развели костер и начали жарить мясо, есть возможность разжиться лакомым кусочком. А те, кто против, аморфны, они сыты и спят на ходу.

— У оппозиционеров есть цель?

— Нет у них цели… Только не упустить то, что успели приобрести. Все как везде. Как в Карфагене, как в Риме. Элита гниет на корню.

— А если она все-таки оскалит зубы?

— Переворот? Я в такое в коммунистической стране не верю. Может быть, это будет спектакль для народа, а на самом деле старые и новые политики договорятся между собой. Россия богатая страна. Есть что поделить. Конечно, не исключено, что какой-нибудь алкоголик вспрыгнет на танк и пообещает народу бесплатную водку.

— А маршал Лапшин? Мой муж рассказывал мне о нем. Он здесь?

Финни начал вертеть головой. Его глаза были как локаторы. Наконец он засек цель.

— Маршал в картинной галерее. Прохаживается в одиночестве.

— Почему он не со всеми?

— А он всегда такой. Он создает себе имидж волка-одиночки. Чтобы привлечь к себе внимание, я так думаю. Насколько он влиятелен в армейских и партийных кругах, мы пока не просчитали. На мой взгляд, он из тех ветеранов, чьи раны болят до сих пор. Молодые горбачевцы устали от их нытья.

— Я слишком надоела вам, — извинилась Натали. — У вас здесь много друзей… Может, мы расстанемся на время?

Финни понимал любой намек с полуслова.

— Я не держу вас на поводке. Желаю удачи…

Вероятно, он получил твердые указания из Вашингтона и поэтому беспрепятственно отпустил Натали в свободное плавание. Он тотчас же отправился на прогулку по залу, обмениваясь рукопожатиями и похлопыванием по плечу с какими-то своими знакомыми.

Натали поменяла свой пустой бокал на полный и вошла в картинную галерею. В тяжелых золоченых рамах здесь были развешаны полотна пейзажистов. Все времена года — вьюжная зима, летний зной, блеклые краски весны и чарующее золото осени — были представлены в узком коридоре, ведущем из ярко освещенного зала в таинственную глубину кремлевских лабиринтов.

Могучее дерево, противостоящее порывам ветра, было изображено на картине, перед которой стоял в неподвижности, созерцая ее, увешанный орденскими колодками и Золотыми Звездами маршал.

Каблуки Натали громко простучали по паркету. Эхо многократно умножало каждый звук, но маршал, казалось, ничего не слышал, пока она не приблизилась к нему вплотную. Он мельком глянул на нее из-под густых седых бровей и снова погрузился в созерцание живописи.

— Какая мощь! — Его губы едва шевельнулись, но Натали услышала произнесенные им слова. В них были и восхищение, и боль, и тоска, и зависть.

— У меня перед домом растет такое дерево, — сказала Натали.

— Где?

Маршал посмотрел на нее. Его бесцветные стариковские глаза, казалось, пронизывали ее насквозь.

— В Коннектикуте.

— А! В Америке! Ты, должно быть, богатая девочка!

— Я Натали Стюарт-Невски.

Маршал раскинул руки. Его толстые пальцы впились в плечи Натали. Он обнял ее, с силой прижав к себе. Лицо Натали царапали ордена на его мундире.

— Боже мой! Вдова Василия! И такая молодая!

Глаза маршала увлажнились.

— Какая же ты юная, черт возьми! Новое поколение! Я воевал с отцом Василия. Мы были конниками! Ты можешь себе представить: конники в современной войне!

Он расхохотался. Слезы и смех — старческий коктейль из противоположных эмоций.

— Друзья уходят. Остаются вдовы… Так повелось. — Уоллес умер насильственной смертью. Его застрелили.

— Неужели? Я слышал об этом, но подумал, что это газетные враки.

— Это правда.

— Мы живем в жуткое время, Натали. Надеюсь, ты доживешь до лучших времен. Как ты здесь оказалась?

— Захотелось повидать друзей Уоллеса. Кажется, вы были его другом?

— Конечно. Мы были большие друзья — водой не разольешь. Выпьем за упокой его души.

Лапшин даже не повысил голос, но почему-то тут же по коридору подошел к ним официант с подносом. Маршал взял один бокал, другой протянул Натали.

— «Золотое шампанское»! Почему оно так называется, ты, разумеется, не знаешь. Царь Александр III боялся убийц, боялся быть взорванным, как его папочка. А выпить был не дурак! Поэтому ему доставляли шампанское в специальных царских бутылках из прозрачного, а не зеленого стекла. Царь, прежде чем тяпнуть, убеждался, что в бутылку не заложена бомба. Мы тоже предпочитаем «Золотое» «Советскому» в зеленых бутылках.

— Разве вам угрожают террористы?

— Мы не боимся террористов, мы не боимся НАТО, мы боимся только самих себя. — С этими словами маршал одним глотком опорожнил бокал.

— Не пугай девочку, — услышала Натали голос у себя за спиной. Она резко обернулась. Молодой мужчина в генеральской форме стоял позади нее. — Папа, эта американка тебе не по зубам. Разреши мне ею заняться.

— Мой сын. Он всегда появляется не вовремя. Впрочем, на войне это бесценное качество — возникать, когда тебя не ожидает противник.

— Александр. Саша, — представился молодой генерал.

— Подруга жизни нашего дорогого Василия. Наталья Невски. — Маршал познакомил их, промокая платком выступившие на глазах слезы.

Если отец напоминал поведением и внешностью отслужившего свой срок сторожевого пса, то сын был напряжен и энергичен, как молодая гончая.

— Я уже слышал, что вы решились навестить Россию.

«Как ширятся круги по воде!» — подумала Натали.

— Чем вы заняты? — Вопрос казался двусмысленным.

— В Москве я в качестве туристки.

— «Интурист» продает своим клиентам билеты на кремлевские приемы? Впервые об этом слышу!

— Приятель моего отца из посольства пригласил меня. Поэтому я здесь.

— У меня зуб на американцев. Один такой американец уложил меня на полгода в госпиталь.

— Боюсь, я не поняла, о чем вы говорите.

— О парне по фамилии Стингер. Мы с ним повстречались в Афганистане.

— Наверное, по вас выпустил ракету моджахед?

— Какая разница? «Стингер» был произведен в Америке.

— Вероятно, у вас остались неприятные воспоминания об Афганистане?