Муж и жена согласно кивнули и продолжали скучать. Он цедил по капле коньяк, она от смущения глотала стакан за стаканом боржоми. Натали сменила тему. Она теперь распространялась о любви Уоллеса к России.

— Вам это известно, мистер Шелпин. Ради России он был готов на все! Вы понимаете, о чем я говорю?

Шелпин с опаской взглянул на супругу и произнес:

— Да. Он был большим другом Советского Союза и «Союзпушнины».

— И вашим?

— И моим, — поколебавшись, подтвердил Шелпин.

— Ему все в России было интересно. — Натали «вела» Шелпина, как рыбу на крючке. — И природа, и промышленность, и культура, и даже конфликты и противоречия в обществе.

Жена Шелпина, вероятно, подумала, что Натали пьяна. О каких конфликтах в СССР может идти речь? В советском обществе нет никаких противоречий!

Ее мысли муж выразил именно этими словами, добавив:

— На Западе часто говорят и пишут о каких-то разногласиях и заговорах. У нас их нет и быть не может. У нас даже забастовок не бывает. На одной шестой части земного шара обитает единый и сплоченный советский народ. Кроме идеологии, наше единство скрепляет еще и материальная сила. У нас больше танков, чем в любой другой стране мира. Если где станет беспокойно, туда можно послать танки.

— Я понимаю, что внизу всегда все спокойно, но наверху… Уоллес мне говорил, что есть группы, фракции…

Неподдельный ужас преобразил лицо супруги Шелпина. Сильные эмоции придали этому невыразительному личику даже некую привлекательность.

— У нас не принято говорить о политике в ночном клубе, — вдруг произнесла она почему-то по-английски.

Шелпин совсем растерялся. Он выглядел несчастным.

— Дашенька, позвони домой. Как там наши деточки?

Даша посмотрела на него подозрительно. Он успокаивающе погладил ее по руке.

— Будь добра, Дашенька! Мне неудобно покидать госпожу Невски. — Он начал извиняющимся тоном зачем-то объяснять Натали: — У нас дома внуки одни. Маленькие мальчик и девочка. Наша дочь развелась и устроилась на работу в Новосибирск. Там трудно с жильем. Вот такая ситуация.

Как только Даша ушла, Натали не стала терять время.

— Я знаю, вы работали на Уоллеса.

Шелпин одним глотком осушил рюмку. Натали жестом подозвала официанта и попросила принести полную бутылку. Шелпин, не останавливаясь, выпил подряд несколько рюмок.

— Сейчас вы чем-то напуганы. Раньше вы были не такой…

— На то есть причины.

— Догадываюсь. Я хочу спросить вас…

— Ничем не могу помочь.

— Один-единственный вопрос. Почему вы это делали, мистер Шелпин?

— Что я делал? Он не так прост, этот Шелпин, не так глуп и не так труслив.

— Что придавало вам мужества помогать Уоллесу на протяжении стольких лет?

Шелпин потер рукой грудь под своим пиджаком. Казалось, его сейчас хватит сердечный приступ.

— Он вдохновлял меня. — Шелпин с трудом нашел нужное слово.

— Могу я тоже вас вдохновить?

— На что?

— В день своей смерти, в день, когда его убили, Уоллес привез что-то тайно из России. Я не знаю, что именно, и не знаю, где он это спрятал. Помогите мне…

В это время вернулась озабоченная Даша.

— Дети в порядке, но не желают ложиться спать без бабушки и дедушки.

Начались поспешные сборы, выражения благодарности за приятный вечер и пожелания спокойной ночи. Пока супруга поправляла шляпку у зеркала в гардеробе, муж настоял на том, чтобы проводить Натали до лифта. Всего полтора десятка шагов через вестибюль. Шелпин страшно торопился. Он шептал почти неразборчиво:

— На рассвете… У Петропавловки. Восточный бастион… Купается…

— Кто купается?

— Мужчина. Распахните пальто, покажите ему ваши жемчужные бусы. Если вы будете одна, он даст знак…

Зимой рассветает поздно. В семь тридцать, когда она вышла из гостиницы, было еще темно. Но улица жила своей жизнью. Черные закутанные фигурки мелькали под фонарями, разбегаясь в разных направлениях. От их дыхания валил пар. Город «призраков», рожденных фантазией русских писателей, уже пробудился. Два часа Натали пересекала его в переполненных трамваях и троллейбусах, но так и не обрела уверенности в отсутствии за ней слежки. Она устала и физически, и душевно. Холодная сырость Петербурга пронизывала ее до костей.

Впервые в жизни ее мучил голод. Она покупала у вокзалов и станций метро пирожки, рогалики и тут же в толпе съедала их, потом кидалась в очередной трамвай и проезжала несколько остановок. Когда забрезжил рассвет, она уже была рядом с Петропавловской крепостью. На остановке вместе с ней из трамвая вышли несколько пассажиров. Она подождала, пока они не удалились на приличное расстояние. Никто из них не показался ей подозрительным.

Замерзшая Нева простиралась перед ней. На той стороне — бледно-зеленый с вкраплениями белого Зимний дворец, за спиной могучий мост, по которому с грохотом и ревом неслись транспортные потоки.

По обледенелым гранитным ступеням она спустилась к кромке льда, сковывавшего Неву. Сосульки, покрытые инеем, как бороды волшебников или пещерные сталактиты, свисали сверху с края набережной. Неподалеку она заметила группу зевак, толпящихся возле темной полыньи, над которой клубился пар. Натали подошла ближе, откинула воротник жакета. Ее обдало холодом. Жемчуг ожерелья, казалось, вот-вот примерзнет к ее обнаженной шее.

Старик в плавках и ярко-желтой резиновой купальной шапочке выбрался на лед из полыньи прямо у ее ног. — Полотенце! — командирским голосом произнес он.

Натали огляделась. Несколько грубых полотенец лежало на льду. Она протянула одно из них старику. Он промокнул лицо, потом начал энергично растирать плечи и спину. Глубоко вдыхая морозный воздух, он бодро приветствовал ее:

— Доброе утро! Не хотите ли освежиться?

— Я забыла купальник.

Наступила пауза. Старик молча смотрел на нее, словно чего-то ожидая. Натали спохватилась и как бы невзначай провела пальцами по жемчужинкам на шее. Беззубый рот старика растянулся в улыбке.

— Разрешите представиться — Юлиан! Рад увидеть воочию супругу Уоллеса, мир его праху! Если б он был жив, то не позволил бы вам так рисковать. Только не протягивайте мне руку! Мы незнакомы. Вы просто интересуетесь, кто такие русские «моржи». И говорите быстрее… А то вы меня заморозите.

— Что Уоллес вывез отсюда?

— Не знаю.

Сердце Натали упало. Это отразилось и на ее лице. Юлиан заметил ее уныние и поспешил ободрить:

— Он мог вывезти что угодно. Но я дал ему одну штучку… Это магнитная запись.

«Марго Клейн была права!» — подумала Натали.

— Чего?

— Разговора. Военных шишек с американцем. Фамилий не знаю.

— Опишите внешность.

— К сожалению, я в то время находился в подвале. — Юлиан усмехнулся. — Мой «жучок» сработал на славу. Василий только руки потирал и шутил: «Если б твоему «жучку» еще и глазки!»

— О чем шел разговор?

— Я по-английски ни бе ни ме!

— Василий вам не сказал?

— У нас есть правило: меньше знаешь — дольше проживешь.

— КГБ мог быть в курсе?

— Кто знает? — вздохнул Юлиан.

— Вас не трогали?

— Нет, дорогая. Будь спокойна. Иначе я бы не с тобой беседы вел и поправлял здоровье на том свете. Есть еще вопросы?

— Хоть на что-то намекал? Зачем ему эта запись?

Юлиан засмеялся.

— Неужели не понятно? Для чего запись. Для шантажа, конечно!

Натали поймала такси на мосту. Она была так взволнована, что не подумала, как это опасно. Вполне возможно, таксист поджидал ее, наблюдая издали за разговором американки со старым «моржом». Кто следит за ней — Миллионеры или КГБ? Или она просто больна манией преследования? Какой может быть за ней «хвост», когда она столько крутилась по городу? А если не она, а старик был «под колпаком»? И сама Натали по своей инициативе вошла в западню?

— Вам знаком термин «жирные коты»? — задала Натали вопрос министру.

— Что-то из воровского жаргона! — улыбнулся Ростов.