Он чувствовал, что было бы кощунством говорить «вы» Николаю, породнившемуся с ним чувством к Лене.

Николай сказал:

— Как бы мне Лену повидать — сейчас, понимаешь?

— Понимаю, — сумрачно ответил Георгий. — Она, вероятно, не спит. Но сам я не могу пойти. Постучим к Чударычу.

Чударыч сидел на топчане с книгой в руке, но не читал, а размышлял. Георгий проговорил, запахивая пальто:

— Иннокентий Парфеныч, у Николая к вам просьба.

Чударыч не расспрашивал, все шло, как неизбежно должно было идти. Георгий удалился. Николай изложил свою просьбу. Чударыч молчал. Николай тронул его за руку.

— Она ждет меня, поверьте!

— Да, ждет, — со вздохом повторил старик. — Несомненно, ждет.

— Я знаю, что вам неудобно, но наш разговор нельзя откладывать. Очень вас прошу, очень!

Чударыч медленно поднялся.

— Побудьте в зале, Николай.

Чударыч брел по сонному поселку, через каждые десяток шагов отдыхал. Перед дверью в комнату Лены он стоял несколько минут, потом постучал. Стук был так тих, что он сам еле услышал его. За дверью сейчас же послышались шаги.

— Кто там? — спросила Лена.

— Это я, — зашептал старик. — Надо с вами поговорить.

Лена вышла в коридор.

— Пойдемте со мной, — попросил Чударыч. — Вас ожидает Николай. Они разговаривали…

— Я не хочу никого видеть. Пусть он уезжает.

— Раньше поговорите с ним.

После некоторого молчания Лена сказала:

— Хорошо, я пойду. Подождите, пока я переоденусь.

На востоке светлело. Шаги Чударыча и Лены гулко отдавались в рассветной тишине. Лена молчала, кутаясь в платок.

Николай шагнул ей навстречу, помог раздеться. Чударыч сказал:

— Я пойду к себе, Леночка… Зайдите ко мне потом.

— Да, да, идите, — сказала она. — Я зайду.

Когда Чударыч вышел, Николай поспешно заговорил первый:

— Лена, я все знаю — и от этого старика, и от Георгия. С Георгием мы расстались по-дружески.

— Что значит — по-дружески? — спросила она, садясь у столика.

— Он понял, что я имею больше прав на тебя… — Николай сел рядом, она отодвинула свой стул. — Слушай, Лена! — сказал он. — Помнишь, я поставил единственное условие нашего примирения: чтобы ты извинилась передо мной. Ты отказалась это сделать. Теперь я вижу, что ты была права. Я приехал попросить у тебя прощения.

Она громко заплакала, опустив голову на столик.

— Ты приехал поздно, — сказала она. — Я обещала Георгию…

Он прервал ее:

— Георгий сам только что говорил, что я успел, а не опоздал. Больше мы не расстанемся. Хватит того, что я зимой чуть не потерял тебя навсегда.

Она подняла голову.

— Не понимаю, Коля.

— Помнишь то мое письмо? Я хотел выяснить отношения до конца — рвать так рвать! Ты ответила, что не возвратишься.

— Но Георгия еще не было…

— Это не имело значения. Я разорвал с тобой. Я забыл тебя, Леня, месяцами не вспоминал. Правда, я был очень занят — дни и ночи над проектом… А если и вспоминал, то думал о тебе равнодушно и благожелательно, как о чем-то пережитом. Я приучил себя к мысли, что ты вышла замуж, я искренне желал тебе добра с мужем, которого вообразил себе. А потом завершилась мука с проектом, и мне предложили выбрать место работы. И тут я опять затосковал по тебе. Я понял, что не могу без тебя, ты одна нужна мне, Лена! Я говорил себе — не безумствуй, она с другим, она так прямо и писала, что все порвано… Остальное ты знаешь: я взял сюда направление, чтоб жить около тебя, чтоб вернуть твою любовь, снова завоевать тебя, даже если придется разрушить уже созданную тобой семью. Я ожидал худшего, чем оказалось на деле, Лена, я не лгу — худшего!

Он наклонился над ней, обнимал, она уже не отталкивала его. Он шептал ей ласковые слова, успокаивал ее смятение. Она проговорила с тоской:

— Не могу, Коля, не могу! Каждый день встречаться с Георгием, каждый день вспоминать, что обманула его… Ты не знаешь, как он хорошо относится ко мне, как терпеливо сносил мои капризы, выполнял мои условия. Я так виновата перед ним… Нет, это выше моих сил!

Он ожидал этого возражения. Он имел на него готовый ответ.

— Тебе не придется встречаться с Георгием. Сегодня же мы уедем отсюда.

— Куда уедем? В Москву? Но тебя же послали на работу сюда.

Он спокойно пояснил:

— У меня направление на вашу стройку, но не обязательно оставаться в поселке. В пятидесяти километрах вверх по Ларе начинается строительство электростанции, оттуда на рудник проложат линию электропередачи. Там сейчас, правда, глушь, но ты ведь не побоишься глухих углов? Согласна, правда?

Утром Саша, проснувшись, увидел, что брат одетый лежит на постели и хмуро глядит в его сторону. Саше померещилось, что случилось новое несчастье, он теперь отовсюду ожидал напастей. Брат успокоил его движением руки. Саша поспешно одевался, его по-прежнему тревожило лицо брата.

— Не торопись, — сказал Георгий. — У меня была маленькая ночная прогулка, к тебе не имеет отношения. На работу ты пойдешь без меня.

— Почему? — спросил Саша, снова пугаясь. — Ты не заболел, Жорка?

— Нет, конечно. Передашь, что дела задерживают меня в поселке. Выйду в вечернюю смену.

На этот раз дела имели прямое касательство к Саше. Георгия, Васю, Игоря и Веру вызвали к следователю. Георгий условился с Васей потолковать, какой линии держаться на допросе. Он добивался смягчения наказания, без общего согласия провести это было невозможно.

Когда Георгий вошел в кабинет к Васе, там уже сидели Игорь и Вера.

— Ты просил нас всех собраться, — сказал Вася. — Чего ты хочешь от нас?

— В протоколе милиции написано, что произошла драка между тобой и Сашей, — объяснил Георгий. — Я, Вера и Игорь вызваны как свидетели. Драка есть драка, она может потянуть много, может оказаться пустячком — как ее истолковать.

— Как же, по-твоему, нужно ее истолковать?

— Каждый из вас волен толковать по-своему. Но я хочу, чтобы вы знали, какие будут последствия. Если установят, что ссора произошла из мести, и Саша пытался изувечить или убить, меньше пяти лет ему не дадут, могут и покрепче прихлопнуть. А если случайная стычка — иная картина, вы понимаете…

— И ты, конечно, хочешь, чтоб мы представили нападение просто стычкой, во время которой я случайно вывихнул себе ногу, а он без злого умысла схватился за сук?

— Я брат Сашке, — сказал Георгий. — Уж какой ни есть, а брат.

Вася посмотрел на Игоря и Веру.

— Намерения убивать у него не было, — заторопился Игорь. — За это могу ручаться!

— Не понимаю ваших мужских драк, — сказала Вера. — Деретесь, а почему, нормальный человек не разберет. Так и покажу.

— Допустим, Сашу сурово не покарают, — продолжал Вася. — У нас нет уверенности, что он не возьмется за старое.

— У меня есть такая уверенность, Вася. Сашок берется за ум — старается на работе, не пьет, не бузит. Разве ты не видишь, какой он сейчас?

— Я вижу, какой он сейчас, но и помню, каков он был раньше. Его прошлое остается с ним в поселке, не скоро оно забудется.

— Правильно, — сказал Георгий. — От прошлого ему здесь не деться. Когда я надумал уйти от прошлого, я поменял Москву на Сибирь, чтоб оно не мешало. Саша уедет из поселка, беру это на себя. Не топите его, одно прошу!

— В Москву возвратится?

— Ему в этом году призываться в армию, несколько месяцев перетерпеть можно в любом месте.

— Значит, договорились, — сказал Вася. — Подводить Сашу под суд никто не будет. Идемте к следователю, я попрошу, чтобы приняли нас всех разом, хоть, кажется, у них это не принято.

Следователь улыбался, заполняя бланки допросов. Показания потерпевшего и свидетелей существенно смягчали первоначальный протокол милиции. Он не спорил и не ловил на противоречиях, видимо, понимая, что кроется за этой неожиданной мягкостью.

— Вас, конечно, интересует, какое наказание грозит брату, — обратился он к Георгию. — Весенний петух, что с него возьмешь? Больше двух недель принудительных работ суд не приговорит.