Лена вспомнила, как волновала ее осень в тайге и как горько показалось наступление зимы.
Чударыч снова заговорил. Он остановился на чудеснейшей поре — ранней осени. Дальше идет осень поздняя, природа заболевает, она совершила лучшее в себе, ее на срок оставляют творческие силы. Земля в бреду — ее затягивают тучи, обхлестывает дождем, она опадает, раскисает, тускнеет и засыпает под вой ветра и жестяной шорох листьев. Вот какая это пора — разве не возмутительно называть ее тем же именем, что и раннюю осень? А к заснувшей природе подбирается смерть, земля цепенеет в ранней зиме, низшей точке года. Боже, какое это трудное время — глухие тучи неделями закрывают еле выглядывающее над горизонтом солнце, небо обваливается снегом, день серый, он так принижен, что его не всегда заметишь, ночь расползается, чуть ли не на целые сутки, ледяные ветры ревут, грохочут, неистовствуют, мороз крадется, как рысь, поскрипывает, пощелкивает, пощипывает…
— Это наше время, сегодняшнее! — воскликнула Лена. — То самое, что на дворе. Вы удивительно точно, Иннокентий Парфеныч!.. Как сейчас нехорошо в лесу!
Чударыч кивнул головой. Да, конечно, на дворе это время — ранняя зима, пора оцепенения жизненных сил. Но вот наступает знаменательный день, самый короткий и темный в году, поворот к пробуждению. В народе этот день так и зовут: Спиридон на повороте — солнце на лето, зима на мороз, медведь на левый бок. Вдумайтесь, Леночка, в глубокий смысл поговорки. Зима еще разворачивает силы, она идет на стужу, только сейчас готовится торжествовать победу. А где-то уже поднимаются жизненные силы, это видимость, что зима могущественна, жизнь пробуждается — пока еще смутно и слабо, медведь перевертывается на левый бок, но он жив, он лишь уснул! Спиридон поворачивает год на позднюю зиму, на вторую зиму — пору каменных морозов и очищающего неба. Сперва звезды осветят обледенелую, заснеженную землю, потом и солнце, поднявшееся на горизонте, заиграет в снегу. Солнце будет катиться все выше, светить дольше, припекать жарче — этот-то кусочек поздней, второй зимы и назвал Пришвин весной света.
Лене понравилось описание Чударыча, но она сказала:
— Мне кажется, что у вас просто иная классификация времен года. Но имеет ли она практическую ценность? Помните, вы возмущались, что в школах изучают классификацию Линнея? Что ранняя, что поздняя — все равно зима! Ненавижу зиму!
— И первая, и вторая зима — время, конечно, холодноватое. Вы не ходите на лыжах, Леночка?
— На лыжах я хожу, но не очень люблю, — ответила Лена. Она вынула письмо и протянула его старику, дольше откладывать разговор было нельзя. — Иннокентий Парфеныч, вы всегда были мне другом, посоветуйте, что ответить Николаю.
Чударыч не старался быстро прочитать письмо, он, размышлял над ним. Его смущала огромность просьбы Лены. Это был не простой совет, от его слова зависело, как пойдет вся ее дальнейшая жизнь, страшно было произнести это поворотное слово. Чударыч давно уже видел, что она растерялась, ее путали мелкие обиды, обиды — вроде деревьев, скрывающих лес, они затемняют столбовую жизненную дорогу. Конечно, нужно такому запутавшемуся человеку помочь, взять его за руку, провести к дороге, — прямая обязанность старшего перед молодым. Но куда стремится эта девушка? Где пролегает истинная дорога ее жизни? Не ошибется ли он, подтащив ее к кривушке, а не к тракту? Он скажет ей: «Вот он, твой путь — иди!» Она пойдет и запутается, дорога будет не ее — простит ли он себе такую ошибку, простит или она ему?
Чударыч не имел ответа на эти трудные вопросы, он не знал, что посоветовать. Он начал с того, что у каждого свой особый путь в жизни, найти его нелегко, но — обязательно. Иногда говорят, что общество все наготовило, все блага загодя собраны, распоясайся и пользуйся. Чуть ли не так представляют, что жизнь — вроде обеда в столовой, все заранее проварено, прожарено, пропечено, дело твое маленькое — садись за стол, старательно разжевывай и проглатывай. Не так это, ох, вовсе не так! В задачу общества не входит снабжать каждого гражданина порцией индивидуального, особо нужного ему счастья, оно не нянька, которая ведет несмышленыша за ручку и приговаривает: «Не оступись, здесь ямочка, а здесь шагни пошире — лужа, а теперь вправо — мы с тобой идем в садик!»
— Не понимаю, — сказала Лена, пожимая плечами, — выходит, вы отрицаете, что нам отпущены социальные блага?
Чударыч понял, что надо объясниться. Он не отрицает социальные блага, отпускаемые каждому, как можно отрицать такое огромное достижение? Но что значит «социальное благо»? Это то, в чем одинаково нуждаются все члены общества, это всеобщие их потребности, они гарантированы в меру материальных возможностей самого общества. Общество обеспечивает каждому сочлену жилище, работу, образование, медицинскую помощь, отдых, пенсию в старости и прочее в этом же роде. Чем дальше продвигаемся к коммунизму, тем шире становится список этих благ, к ним добавятся еще и такие, как еда, одежда, любые культурные развлечения, поездки, — все бесплатно, все полной горстью, бери, сколько хочешь! И самое главное — все жизненные дороги открыты, все семафоры подняты, в какую сторону хочешь, туда и иди, осуществляй лучшее, что есть в тебе. У тебя влечение к науке — пожалуйста, вот институт, ты мечтаешь быть моряком — кораблей хватит, тебя тянет на завод, в колхоз, на паровоз, в шахту — иди, действуй, все это нужно, стихи пишешь — давай стихи, без них тоже нельзя! Вот как оно поворачивается, Леночка, общество выдает нам важнейшую из гарантий, оно открывает нам возможности — осуществляй себя! Вы не знаете старого общества, а я застал, оно, старое, и сейчас живо, мы отгорожены от него границами, как санитарным кордоном. Там общественные блага не всеобщи, кому до шеи, кому по шее, и светофоры жизни светят по-разному, одним только зеленые огоньки, другим всегда красные. Не читали ли вы прекрасного рассказика Марка Твена «Путешествие капитана Стромфильда на небо»? Попадает капитан в рай и узнает, что величайшим писателем на земле был какой-то неизвестный, а Шекспир с Толстым — третьестепенные, Ньютон — маленький математик, многие его были крупнее, а Рафаэль — неважный художник, и другие знаменитости — мелочь, тысячи имелись поярче их. Но все эти истинные таланты и гении так и не осуществили себя на земле, возможностей не нашлось, величайший писатель умер неграмотным, а художник выше Рафаэля не имел денег на краски и кисть. Удивительно точно описано старое общество!
— О капитане Стромфильде я читала, — сказала Лена. — Иннокентий Парфеныч, я просила вас о письме Николая…
Да, да, о письме Николая, он как раз к письму и подбирается, не сердитесь, Леночка, дело очень непростое, надо его по всей сложности… Итак, общественные блага для всех — открытые возможности. Этого еще мало — открыть дороги в жизнь, надо выбрать ту, что единственная тебя устраивает, свою индивидуальную дорогу, и шагать по ней, никто тебя не повезет в колясочке, никто, за тебя не станет передвигать ногами. Тебе помогают осуществить лучшее в себе, а в чем оно, это лучшее, и где его добиваться — твоя личная забота. Общество не гарантирует, что та, в которую ты влюблен, полюбит тебя, а не соседа, и что ты в спорте окажешься впереди соперника, и что в математике ты добьешься большего, чем твой приятель, а стихи твои прозвучат громче стихов Маяковского — нет, этого уж сам добивайся, трудись, потей, радуйся, огорчайся — иди по своей жизненной дороге, чем большего ты на ней достигнешь, тем лучше, тебе лучше, всем лучше. Ты сам должен доказать, чего ты стоишь. Но и обратное верно — каждый стоит того, чего стоит. Человек осуществляет лишь то, на что способен, выше головы не прыгнешь. И вот тут начинается первая, трудность — а правильно ли ты выбираешь свой путь? Отвечает ли цель твоя твоим возможностям? Может, тебе суждено стать известным штангистом, а ты попер в посредственные скрипачи? Может, ты способен вывести новую породу пшеницы, а ты, на тебе, пилот реактивного самолета? Может, счастье твое да и благо общества в том, чтобы помочь вот этому, влюбленному в тебя мальчишке, стать крупным механиком, а ты увлечена футболистом, с которым через год рассоришься? Допросите себя, Леночка, придирчиво допросите, не в том ли цель вашей жизни, чтоб прошагать ее рядом с Николаем, плечом к плечу, рука об руку?
