Тогда основатели партии не разглядели в молодом Гитлере незаурядную целеустремлённость и способность повести за собой массы. Они недооценили энергию Адольфа — и к двадцать седьмому году никого из них не осталось в верхушке НСДАП, а ныне и среди живых — никого.
Однако со временем, по мере того, как с политической арены начали исчезать отцы-основатели, Гревер начал понимать опасность, даже несмотря на то, что более-менее серьёзных должностей в партии он не занимал. Хотя и простым смертным не был — уже тогда работал на Абвер. Возможно, это и сыграло свою роль. Абвер не афишировал своих людей по известным причинам. Наверное, благодаря этому и удалось затеряться, но опасность висела над ним изначально и не отпускала. Он видел политическую «кухню», он хлопал по плечам «отцов партии», и теперь, когда история национал-социализма должна была предстать перед обывателем в мареве легенд, его осведомлённость становилась опасной.
Но ему повезло. Он частенько посещал Берлинский университет, и там его заметил Гайдрих. После довольно продолжительной беседы на «свободную» тему Гайдрих подцепил ассистента на крючок. Так он, Гревер, стал одним из «птенцов» Гайдриха, чем в глубине души очень гордился. Интеллигентный «человек с железным сердцем» Рейнгард Евген Гайдрих к тому времени уже заявил о себе как о самом грозном человеке империи, направлявшем полуобразованного мелкого буржуа Генриха Гиммлера, — в этом Гревер был уверен. Так он стал «человеком Гайдриха» в Абвере. Частые экспедиции в разные концы света делали его весьма полезным для обоих разведывательных ведомств рейха.
До недавнего времени Гайдрих предпочёл бы видеть его в Берлине, но сам Гревер считал, что лучшего места для выживания не придумаешь, это ему подсказывал инстинкт самосохранения. Весьма почётная ссылка — «легион Норд». Кроме того, он мог здесь спокойно работать, развивать свою науку. Поэтому и считал Гревер, что судьба всё-таки милостива к нему. Работа на Гайдриха была для него щитом. Он, далеко не рядовой сотрудник АМТ VI РСХА, исключительно благодаря этому оставался живым.
И вдруг всё рухнуло.
Он всегда набожно удивлялся непредсказуемым переплетениям человеческих судеб, тем мистическим, недоступным человеческому взору связям и закономерностям, которые становятся предтечей случая. Судьбы двух безымянных чехов, стрелявших в Гайдриха двадцать седьмого мая сорок второго года, фатально пересеклись с судьбой самого Гайдриха, повлекши смерть многих других. 4 июня 1942 года обергруппенфюрер СС Гайдрих умер. 8 июня гроб с телом усопшего установили в мозаичном зале имперской канцелярии.
Весь личный состав отряда Гревера столпился тогда у радиоприемника; падал густой снег, небо было свинцового цвета.
В 15.00 попрощаться с покойным пришёл сам Гитлер. «Он был одним из выдающихся национал-социалистов, одним из самых преданных защитников нашего дела, заставлявший трепетать врагов рейха. Он пролил свою кровь ради существования и безопасности империи». Оркестр Берлинской филармонии исполнил фрагмент из «Гибели богов». После этого говорил Гиммлер: «Я лично благодарю тебя за верность, за безупречную службу, сблизившую нас в жизни, и которую не прервёт и смерть...» Кем бы ты был, если бы не Гайдрих? Разводил бы кур на своей птицеферме? — с невольной злобой подумалось тогда Греверу. Он поймал себя на этой злости и вдруг с ужасом осознал, что отныне утратил покровителя, что теперь он беззащитен. Гревер настолько свыкся с мыслью, что, пока Гайдрих жив, он, Гревер, пребывает в безопасности, что осознание потери на какое-то время полностью выбило его из колеи. Потом он немного успокоился — Берлин далеко. Но кто знает, сколько так сможет продолжаться? Не приставлен ли к нему лично гауптман Айхлер? Какие у него полномочия? Не исключено, что рука партии дотянется до него и здесь. Бесспорно, Айхлера не посвятили во все обстоятельства личного дела партайгеноссе Гревера, он всего-навсего «соглядатай», но не стоит обольщаться. В нужный момент он нажмёт спуск, ни на мгновение не усомнившись в своей правоте. Неужели дойдёт и до этого? Не может быть! Всё это бред. От переутомления. Какие у меня основания для подобных домыслов касательно Айхлера, кроме личной антипатии? А если?.. Теперь, после смерти Гайдриха, им нужен только повод. Кто заступится? На кого можно опереться?.. На начальника АМТ VI Гайнца Йоста надежды никакой. Руководитель 7-го управления мог бы заступиться, он меня знает, но вряд ли станет вмешиваться. Тогда кто? Ведь сейчас не тридцать третий год, а сорок второй...
Он вспомнил, как его охватил панический страх в тридцать четвёртом, когда они расправились с Штрассером. Просто пристрелили, как бешеную собаку, без суда и следствия! Политического деятеля, обладавшего в Германии огромным влиянием! Секретарём у Штрассера служил Геббельс, адъютантом — Гиммлер!.. Но потом секретари и адъютанты становились министрами и рейхсфюрерами, и... возобладала национал-социалистическая законность. Теперь — судят. Вся судебная процедура длится две минуты, зато всё «законно». Так всегда бывает, когда к власти приходят адъютанты. Если бы был набожным — помолился бы...
Господи, я же пылинка в этом мире, чем я могу им мешать? Пылинка? Он улыбнулся своей наивности. Нет, конечно, его скромная персона ни на миг не обременит память «вождя», поэтому глупо полагать, будто фактом своего существования он вызывает у того хоть какие-то опасения. Он для нынешнего Адольфа Гитлера — ничто. Но запущенная машина террора действует уже самостоятельно. Машина истребления и страха чистит, перемалывает, выравнивает... Без эмоций, а значит, без сомнений.
Им нужен только повод. Партийный суд скор на расправу. Не истина и не вина подсудимого интересует судей, а мера его потенциальной опасности для партии. Да, он действительно опасен. Его знали за пределами Германии благодаря работам о динамике оледенения, у него была определённая репутация и вес в научном мире, он имел выход на интеллектуальные круги Европы. Гревер сдержал вздох, — где она теперь, Европа? Он представил себе плешивого чинушу из партийной канцелярии на элегантной мюнхенской Бриннерштрассе, его коричневую рубашку, лоснящуюся на локтях; скуку на лице; потный лоб и скрипение пера... Неужели в его личном деле, хранившемся в «саркофаге» Барловпалаца, они до сих пор не нашли никакой зацепки для себя? Неужели он настолько безупречен в тех бумажках, аккуратно подклеенных, подшитых, рассортированных? Или же им непременно нужно что-то свеженькое, неопровержимое? — Интересно было бы взглянуть на те бумажки, — как-то отстранённо подумал Гревер. — Теперь я понимаю, почему на должность командира взвода охраны в мой отряд назначили гауптмана, а не обер-лейтенанта. В радиотехнике он не смыслит, а мне был нужен высококлассный специалист. Других подходящих должностей просто нет, а быть балластом в экспедиционных условиях Арктики непозволительно никому. Даже самому ревностному национал-социалисту. И хотя забот во взводе охраны, который фактически является в то же время и рабочей командой, хватает, Айхлер себя не переутруждает, — переложил все хозяйственные, да и оперативные дела, на обер-фельдфебеля Рана. За собой же оставил лишь функции шприца для идеологических инъекций. Как же его нейтрализовать? Когда мой подчинённый имеет право самостоятельно выходить в эфир и к тому же ещё и личным шифром владеет... Опередить? Как? Помешать ему я не в состоянии, могу только приказать начальникам смен сообщить мне в случае, если Айхлер подаст заявку на передачу. Но тогда уже будет поздно, радиограмма уйдёт в Коричневый дом, и через два месяца, лишь только я сойду с трапа «Ростока», на берегу будут поджидать мускулистые здоровяки с машиной.
Он устало сомкнул глаза и почувствовал, как где-то внутри зреет противный холодок. А может, Айхлер постарается выполнить партийный приговор уже здесь? Но для этого ему необходимо заручиться санкцией Центра. А может, ему дан «карт-бланш», и он уже имеет полномочия палача? Наперёд, можно сказать, превентивно. Любимое словцо национал-социализма. Нет, не может быть, ведь тогда не было бы нужды посылать меня в такую даль. А почему нет? Условия вполне подходящие, вдалеке от людских глаз. «Погиб в полярной экспедиции как герой...» — и концы в воду. А водичка студёная... А может, зря я паникую? Что может вынюхать Айхлер здесь, в холодных фиордах? А может...
