«Неприятель дал мне неплохой повод избавиться от моего излишне рьяного заместителя. В любом случае стоит попробовать. Непосредственный контакт с противником, боевые действия — прекрасная ширма. Пусть вылазку с целью разрушения охотничьей хибары возглавит Айхлер».

— А сейчас можете допросить английского радиста. Вероятно, вам будет интересно с ним пообщаться — профессиональные интересы. А я должен поставить задание кампф-группе ^{6} . Я вас больше не задерживаю.

Когда, щёлкнув каблуками, Эрслебен вышел из комнаты, майор Гревер, воодушевлённый своей идеей избавления от смертельной опасности, почти весело скомандовал:

— Ефрейтор Хипплер! Обер-фельдфебеля Рана — ко мне!

Обер-фельдфебель Ран вытянулся перед майором Гревером.

Тот долго молчал, как бы подчёркивая особую значимость предстоящего разговора.

— Как вы думаете, Ран, почему почти весь личный состав неприязненно относится к гауптману Айхлеру? Надеюсь, этот факт не составляет для вас тайны? — Гревер умышленно начал с вопроса, не констатируя очевидной неприязни, чем надеялся сразу загнать обер-фельдфебеля в угол. — Я понимаю, что психология — это не совсем ваша сфера, но мне хочется знать мнение опытного и, как мне кажется, умного человека. Пусть вас не удивляет такое желание, вспомните наш предыдущий разговор. К тому же, я не сторонник прусского принципа: дистанция командира от подчинённых — три шага. Вы, как я успел заметить, тоже.

Он медленно раскурил сигару, давая возможность фельдфебелю собраться с мыслями.

— Он немного... странный, — неожиданно мягко начал Ран, настороженный то ли вопросом, то ли опасением прямо высказать своё мнение о другом офицере. Ситуация была достаточно деликатной, и Гревер нарочно повёл себя нестандартно, надеясь спровоцировать Рана на откровенность и тем самым привязать его к себе. Он предполагал, как может ответить Ран. И услышал то, на что надеялся.

— Думаю, немногим нравится, когда кто-то, пренебрегая уставом, суёт свой нос во все щели, — чувствовалось, что Рана уже не раз выводило из себя вторжение чужака в сферу его полномочий. «Совать нос во все щели» в немецком вермахте, как, впрочем, и во всех армиях, было неоспоримой прерогативой фельдфебелей. И сейчас Ран, осознавая, что вопрос поставлен неспроста и молчанием не отделаться, призвал на помощь своё раздражение, — его голос окреп, а интонации стали решительными.

— Вы считаете это главной причиной? — демонстрируя глубокомыслие и озабоченность, прищурился Гревер.

— Да, господин майор.

— В боевой обстановке вам с гауптманом взаимодействовать ещё не приходилось, — скорее утверждая, чем спрашивая, сказал Гревер.

— Нет, господин майор.

Гревер помолчал. Теперь пора было приступать к главному. Предыдущая болтовня была лишь прелюдией, которая поможет направить разговор в нужное русло.

— Слушайте меня внимательно, Ран, — наконец глухо произнёс Гревер, не глядя на фельдфебеля. — Через тридцать минут я отдам приказ о выходе кампф-группы, которая должна уничтожить ту хижину в центре острова, чтобы её не смогли использовать диверсанты как базу или укрытие. Командовать группой будет гауптман Айхлер. Подберите трёх надёжных солдат. Надёжных во всех отношениях. Если в хижине красные, вы должны провести разведку боем, если нет — сжечь её. Сигнализировать ракетами. Цвета обговорим позже.

Гревер сделал паузу. Наклонил голову. Потом исподлобья остро глянул в глаза Рану.

— Идти вам придётся вот здесь, — он приблизился к карте и провёл пальцем извилистую линию в северо-западном направлении.

— Через ледник. Нартовым путём нельзя, есть основания полагать, что его перерезали красные. Ледник встопорщен, изрезан, огромное количество разломов и сераков ^{7} . К тому же, трещины могут быть скрыты под настом, и только Бог знает, какой вес выдержат снежные мосты, укрывающие их. А впрочем, вам не стоит напоминать об этом. Вы — самый опытный в отряде.

Гревер сделал паузу, пытаясь искривить губы в ироничной улыбке с лёгким оттенком пренебрежения.

— Гауптман Айхлер в такую передрягу ещё не попадал. Не дай Боже, ещё свалится в какую-нибудь трещину... — он опять сделал паузу, придававшую фразе двусмысленность. — Я рассчитываю на Ваш опыт, Ран.

Повернувшись лицам к фельдфебелю, он опять заглянул тому прямо в глаза:

— Иначе именно вам придётся взять все заботы о группе, а потом и о взводе на себя... А мне придётся кривить душой, — посылать родным извещение о смерти и вместо «несчастного случая» писать что-то вроде «героически погиб во время выполнения сложного боевого задания»...

— Я понял вас, господин майор, — как и в прошлый раз, ответил фельдфебель. — Всё будет как полагается, не сомневайтесь.

Гревер помолчал, чтобы подчеркнуть значимость момента, и в то же время стараясь избежать лишней торжественности, сказал:

— Не сомневаюсь в этом.

Потом подошёл к столу, вынул из нижнего ящика рюмки, достал откуда-то из-под мехового жилета плоскую флягу с албанским коньяком — на объекте все знали, что он пьёт только албанский коньяк марки «Скандербай», — и молча налил.

— Выпьем за удачу!

Ран неуловимым движением осушил рюмку, потом твёрдо поставил её на стол и отступил на два шага.

— Разрешите идти, господин майор?

Медленным кивком Гревер отпустил его. Ему показалось, что глаза фельдфебеля блеснули как-то по-особому. Зрачки хорта. ^{8}

На осунувшихся лицах солдат он прочитал тот же суеверный страх, что и у себя в сердце. «Храни нас, Боже! Неужели и моя физиономия сейчас такая самая?» Только фельдфебель излучал хладнокровие. Айхлеру удалось перехватить взгляд Рана и ему показалось, что он уловил какой-то горячечный блеск в глазах фельдфебеля. «Наверно, ему тоже страшно. Он не раз бывал в разведке в этих местах...»

Они преодолели ещё около километра. Шли в общей связке со страховкой. Ран шёл впереди цепочки. Его белая широкая спина с привьюченными лыжами вдруг замерла метров за сорок впереди. Он обернулся и глянул в сторону Айхлера. Опять что-то странное почудилось Айхлеру в этом взгляде, что-то тревожное, опасное. Отчего-то тихонько закрутилась мысль: уже минуту камни и лёд под его ногами подозрительно вторят эхом — под ним пустота! Или это только мерещится?

«Скреплённые льдом камни висят над пропастью, образуя своеобразный свод. Стоит льду подтаять, как свод не выдерживает и обваливается! Ни прочности льда, ни глубины трещины не знает никто... Крепко ли сцеплены камни, чтобы выдержать вес человека?.. О, Боже! Ран, наверное, дошёл до края пропасти и сейчас уже в безопасности. Но, если прошёл один, то... это вовсе не означает, что пройдёт второй, третий... Можно остановиться или обязательно надо двигаться дальше?.. А если лечь и поползти?.. Увеличится площадь и уменьшится давление... Чёрт побери, я совсем не знаю, что делать в таких случаях... А если крикнуть солдатам, идущим следом, чтобы понадёжнее страховали? Не обвалится от крика?.. Но почему фельдфебель не предупредил?! Или, может, я, погрузившись в свои мысли, прозевал его сигнал? Тварь! Захотел посмеяться надо мной?.. Он ещё попляшет у меня... он у меня...»

Ему оставалось до фельдфебелю, истуканом торчавшим впереди, ещё шагов двадцать, когда позади прозвучал сухой треск, а под ногами затряслось, как при землетрясении. Скорее инстинктивно, чем руководствуясь рассудком и опытом, Айхлер упал на снег плашмя, изо всех сил стараясь вонзить клюв ледоруба в фирн.

Связка слишком растянулась, Ран вырвался недопустимо далеко вперёд, пользуясь тем, что весь запас верёвки находился у него. Следующий за Айхлером ефрейтор Фегман находился на расстоянии не восьми-девяти метров, как того требовала инструкция, а за пять метров от него, зато те, кто шёл позади, растянулись на пятнадцать-двадцать метров. Рядового Хензеля Айхлер не увидел. А последний в связке Вебер барахтался на краю льда по ту сторону трещины. Фегман тоже распластался на льду. Айхлер отказывался в это верить, но она была перед глазами... Трещина! Хензель провалился!