— Конечно, не все заполнили листы. Но процент ответивших оказался весьма высоким. Это говорит о положительном отношении к человеку.

Крейг извлек из своего кейса фотографии.

— Я поручил моему человеку поснимать Джефферсона.

Он выложил фотографии, точно игрок, раскрывающий свои карты. Доктор стал брать их в руки одну за другой.

— Он выглядит, как настоящий кандидат, — сказал Крейг.

— Это не должно удивлять вас, — отозвался Доктор.

— Не всегда получается так, как вы думаете. Некоторые люди слишком красивы. Они раздражают публику. Избиратели не доверяют слишком красивым мужчинам. В лице Джефферсона есть несовершенство, которое снимает эту проблему.

— Ваше заключение? — спросил Доктор.

Крейг встал, потер большой и указательный пальцы друг о друга, напомнив о том, как он скатывал хлебные шарики в «Перино».

— Думаю, он может стать кандидатом здесь. При нестандартных… хм… качествах.

— Это хорошо или плохо?

— Плохо, если вы проигнорируете их. Хорошо, если обыграете их, — объяснил Крейг.

— О'кей. Что это за качества?

— Вы видите листы… «дружелюбный… надежный… порядочный… человечный…»? Для них он — обыкновенный человек. Не актер. Не политик. Просто порядочный человек, которому они доверяют. Мы должны создать новый имидж, которому он соответствует.

— Это будет образ нового политика. Политика — гражданина. Человека, оставившего на ограниченный срок свою работу, чтобы посвятить себя государственным делам.

— Для него управление — занятие не столь сложное, каким его представляют политики. Он займет следующую позицию: основные вопросы требуют простых ответов, которые могут дать люди, наделенные здравым смыслом. Люди должны взять их в свои руки. И он, будучи одним из них, подходит для этой роли!

— Как отреагирует на эту концепцию партия, состоящая из профессиональных политиков? — настороженно спросил Доктор. — В конце концов за ним должна стоять партия.

— Когда придет время, я позабочусь о партии, — заявил Крейг. — Самый сговорчивый человек на свете — это алчный политик.

Словно испытав потрясение от собственной фразы, он медленно произнес, взвешивая каждое слово:

— Нация, которую сделали свободной и сильной простые граждане, имеет право временно прибегнуть к услугам политиков-граждан.

Он еле заметно кивнул, одобряя свое открытие.

— Да! Это — ключевая фраза!

— И профессионалы примут это? — спросил Доктор.

— Примут, примут, — заверил Крейг, позволяя себе продемонстрировать легкое раздражение тем, что ему приходится дважды отвечать на один и тот же вопрос, в то время как его мозг с предельной скоростью прорабатывал другие фазы проблемы. — Я хочу подвергнуть его еще нескольким испытаниям — устроить интервью с политическими обозревателями, может быть, дискуссию на телевидении. Но все в местных масштабах. Мы не должны выставлять его перед всем штатом, не определив точно, что у нас срабатывает, а что — нет. Это требует проведения трекинга.

— Трекинга?

— Вы называете это рейтинговым исследованием. Мы называем это трекингом. Как реагируют люди, о чем они думают, беспокоятся? А главное — что их возмущает? Все это меняется от недели к неделе, поэтому требует постоянного трекинга.

— Который, — перебил его Доктор, — требует постоянных расходов.

— Совершенно верно.

— Не волнуйтесь о деньгах. Скажите мне две вещи. Первое — его могут принять в качестве республиканца?

— Несомненно. Люди, которым он нравится, имеют центристские или правые взгляды. Вы это видели.

Крейг указал на листки, лежавшие на столе перед Доктором.

— Они боятся социализма.

— Это меня удивило, — сказал Доктор. — Я читал ту речь, там ничего не говорилось о социализме.

— Да. Но там было одно слово. Я называю его вентилем. Если есть резервуар злости, неприятия, предубеждения, вызванных каким-то конкретным моментом, слово-вентиль открывает его. В нашем случае таким словом было «социологический». Они отреагировали на него. Дали ему свою интерпретацию. Решили, что Джефферсон против социализма, потому что хотели видеть его противником социализма. Поверьте мне, он может быть республиканцем и получить голоса части разочарованных демократов.

Доктор удовлетворенно кивнул.

— Вы обеспечите финансирование? — спросил Крейг.

— Да.

Когда Крейг вышел из комнаты, Доктор впервые в своей жизни почувствовал, что он встретил человека еще более циничного, чем он сам. Даже самый практичный из всех знакомых Доктора человек — Кошачий Глаз Бастионе — не был столь циничным, как Крейг. Уолтер Крейг выполнит свою работу. Доктор не сомневался в этом.

Он нажал кнопку переговорного устройства, чтобы вызвать Спенса. Услышав гортанный голос, Доктор сказал:

— Спенс, я хочу, чтобы ты написал и послал письмо ряду лиц с просьбой профинансировать избирательную кампанию Джефа Джефферсона. Включи в этот список старика Бичера и руководителей всех крупных компаний, которые платят калифорнийской казне значительные налоги, даже если их главные офисы находятся вне штата. А еще — Дорис Мартинсон, хозяйку «Мартинсон Индастриз». Не указывай конкретную сумму. Сначала выясним степень их заинтересованности.

— Хорошо! — согласился Спенсер.

— И не используй официальный бланк ТКА. Пусть это будет обращением гражданина Спенсера Гоулда к другим патриотически настроенным гражданам.

Обед в День Линкольна, когда республиканцы собираются, чтобы почтить память Авраама Линкольна, используется для сбора денег на предвыборные кампании кандидатов из второго эшелона. Калифорнийский обед в этом году не стал исключением. Поскольку Лос-Анджелес считался традиционно демократической территорией, главное собрание устроили в Сакраменто. Ожидались выступления дважды терпевшего поражения кандидата в губернаторы, сенатора с истекающим сроком полномочий и сомнительными шансами на повторное избрание, а также двух чиновников из администрации штата, почти год назад заявивших о своем намерении баллотироваться на пост губернатора по мандату республиканской партии.

За два дня до обеда, билеты на который расходились неважно, в списке выступающих таинственным образом появился еще один человек — Джеф Джефферсон. Роль Спенсера Гоулда и Уолтера Крейга в организации этого мероприятия осталась неизвестной широкой публике. Но пригласительные билеты стали продаваться гораздо лучше. Несколько столов были куплены анонимными друзьями Джефа, пожелавшими сохранить свое инкогнито.

В отличие от торжеств в Канога-Парк и последовавших за ними, на этот раз Джеф Джефферсон прибыл не один. Старый Бичер позвонил из Палм-Бич и настоял на том, чтобы самолет КМ доставил Джефа в Сакраменто. Группа сопровождения состояла из Доктора, Спенсера Гоулда и Уолтера Крейга. Поскольку Джеф устроил так, чтобы Клер могла взять с собой мальчиков, она также полетела с ним.

Следуя указаниям Крейга, Джеф и его спутники вошли в банкетный зал последними. Появление Джефа вызвало обычный восторг узнавания. Со всех сторон зазвучало: «Джеф, Джеф, Джеф…» Он приветливо улыбнулся, прошел к помосту, скромно занял место в конце стола, обменялся рукопожатием с бывшим конгрессменом.

Он излучал доброжелательность, проявлял интерес к происходящему, ел мало. Когда говорили другие, он слушал сосредоточенно, с серьезным лицом — так, как он слушал других актеров, занятых в сцене. Умение слушать для актера не менее важно, чем умение хорошо говорить. Джеф сидел в позе заинтересованного слушателя, которую он использовал прежде при съемке крупных планов.

Речи других ораторов, выступавших перед ним, были заурядными. Все пели дифирамбы Линкольну. Звучали надуманные аллюзии, обещания проводить смелую политику и добиваться побед. Любой из ораторов мог прочитать речь другого оратора, и никто не заметил бы подмены.

К концу вечера, перед главным выступлением, слово предоставили Джефу. Он держался смущенно, стараясь отделить себя от других сидевших на помосте мужчин, которые были известными политиками. Его речь началась тем, что Уолтер Крейг назвал упражнением в скромности. Джеф извинился за то, что отнимает время у столь достойной аудитории, представился как рядовой гражданин и налогоплательщик, заявил тем самым о своей близости и единении с собравшимися, что был не вправе сделать любой другой оратор.