Так прошли три мучительные недели.

Новые проблемы и протесты возникли, когда Форд впервые оказался в настоящей телестудии. Его не устраивали декорации. Освещение было слишком ярким, от ламп исходил жар. Множество камер и техников затрудняли работу — в кино была только одна камера, одна операторская группа.

Сильнее всего его раздражал голос режиссера, звучавший из динамиков. Сам режиссер сидел в аппаратной. Джанни испуганно побежала туда. Спенс последовал за ней. Фредди Фейг ковылял взад-вперед; его хромота усиливалась по мере того, как жалобы Форда становились все более язвительными. Карла Брюстера сознательно не пускали в студию до генеральной репетиции.

В перерывах Джанни говорила с Фордом, пыталась успокоить его. Яркий свет необходим для качественной съемки. Большое число дорогостоящих камер объяснялось высокой репутацией Форда. Его крупные планы были очень выразительными; он сам не сознавал, как проецируется на телеэкран малейший его жест. Нет нужды обрывать то, что он называл «настоящей игрой». И декорации были хорошими. Созданные бродвейским художником, они будут казаться на экране крупными и роскошными. Если бы они имели большие размеры, то подавляли бы драматическое действие.

Теперь Кларк даже не кивал, слушая Джанни. Она знала, что это худший симптом. Она оказалась права.

Перед концом второго дня в студии Кларк внезапно отвернулся от камеры, и режиссеру пришлось снова нажать кнопку переговорного устройства.

— Мистер Форд, в этом месте вы должны посмотреть влево, чтобы камера номер четыре запечатлела ваш крупный план. Пожалуйста!

Кларк Форд повернулся в сторону черного окна аппаратной и крикнул:

— Послушайте, вы, зеленый сопляк! Вы будете подстраиваться с вашей чертовой камерой к моим движениям. Я больше не буду губить мою игру вам в угоду!

Сказав это, Кларк Форд покинул сцену, зашагал по большой студии, взял в костюмерной свое пальто и вышел из здания. Напуганные сотрудники ТКА позвонили Доктору.

Когда Доктор появился в Нью-Йорке и поговорил с Фордом, актер согласился вернуться. С этого дня все время, пока Форд работал, Доктор сидел в аппаратной. С одной стороны от него находились Спенс и Фредди, с другой — Джанни. Кларк шел на сотрудничество, но не демонстрировал настоящую игру. В одной важной сцене, где Додсворт отказывался от своей жены Фран, актер сыграл совсем плохо.

Режиссер жаловался вслух в аппаратной:

— Если он запорет эту сцену, можно будет забыть обо всем спектакле! Мне следовало уйти, когда я хотел сделать это.

Доктор похлопал Джанни по руке, потом встал и вышел. Она последовала за ним. Коун отыскал пустую гримерную. Пропустив вперед Джанни, он плотно закрыл за собой дверь.

— Джанни, — начал он, — я попрошу тебя кое о чем не ради меня. И не ради ТКА. Он продержится до субботнего вечера. Сыграет в спектакле. Потому что он хочет сыграть в «Короле, королеве, пешке». Но, — Доктор заколебался, — он может выступить так плохо, что это причинит ему непоправимый вред. Мы не можем допустить поражения. У нас есть годовой контракт с дополнительными условиями. Это — официальный дебют Форда на телевидении. Я не хочу, чтобы он испортил свою репутацию, как это случилось с ним в кино.

— И что? — спросила Джанни.

— Я никогда никого не просил об этом. Хотя мне не раз приходилось обращаться к людям с просьбами. Сегодня вечером, после репетиции, пообедай с ним. Напои его.

Доктор замолчал, потом добавил:

— А затем уложи его в постель.

Лицо Джанет вспыхнуло от злости и смущения.

— Послушай, дорогая, все знают о вашем романе.

— Он закончился! — рассерженно выпалила Джанет и повернулась, чтобы уйти.

Доктор крепко сжал ее руку и остановил.

— Джанни, я хочу внести ясность. Какое бы решение ты ни приняла, ты останешься в ТКА. Если ты мне не веришь, я пришлю утром долгосрочный контракт.

— Неужели кто-то может вам не верить? — с сарказмом сказала Джанет.

— Хорошо, я — негодяй. Я лгу. Краду. Иногда обманываю моих клиентов. Но, — сказал он, — покажи мне хоть одно агентство, которое делает для своих клиентов больше, чем я! Хоть одно! Мы добиваемся для них самых высоких гонораров, наилучших условий, даем максимальные шансы на успех!

Доктор разжал пальцы, но Джанет не сдвинулась с места.

— Это принесет ему пользу. Я знаю! Своди его в ресторан. Напои. Разреши заняться с тобой любовью. Завтра ты увидишь нового человека. Ему нужна вера в себя. Какая-то победа. Лучше всего — в постели.

В послеобеденное время в дальнем зале «21» обычно можно увидеть лишь сотрудников рекламных агентств, развлекающих иногородних клиентов, которые не хотят возвращаться одни в свои пустые гостиничные номера. В зале было мало посетителей. Обшитые деревянными панелями стены и клетчатые скатерти на столах способствовали созданию клубной атмосферы.

Стол в дальнем углу был сервирован на двоих. Когда Джанни и Форд прибыли в «21», их тотчас отвели туда. Метрдотель радушно поприветствовал Форда. Актер что-то буркнул в ответ и проследовал за Джанни к столу, держа под мышкой истрепанный сценарий.

Они почти не разговаривали до того момента, когда они заказали два двойных виски. Первый бокал оба осушили быстро. Джанни знала, что ей не составит труда напоить Форда. После того, как им подали третью пару бокалов, Джанни предложила заказать еду.

В период репетиций Кларк Форд ел, как тренирующийся боксер. Он считал, что излишества размягчают его; расслабленный актер — это не актер. Джанни не знала, с чем это связано: то ли Форд помнил о своей голодной молодости, то ли он наказывал себя за успех. Они заказали бифштексы с каперсами, тосты и черный кофе.

Избавившись от общества утомительно-услужливого метрдотеля, Форд мрачно произнес:

— Я чувствую себя, как бык на арене!

Джанни перестала пить, но ничего не сказала.

— Как несчастный бык. Измученный, с воткнутыми в него бандерильями. Которого готовятся убить в субботу вечером!

— Если забыть о той ошибке с камерой, сегодня все прошло очень хорошо, — тихо сказала Джанни, не желая увеличивать его страдания.

В мучительные дни репетиций Кларк Форд мог быть злым, жестоким, особенно с женщинами. В первую очередь — с теми женщинами, которых он любил. Одна из жен Форда совершила самоубийство сразу после неудачной премьеры.

— А если подобная ошибка произойдет в «живом эфире», когда миллионы людей будут смотреть на меня? Я буду выглядеть, как обезьяна, делающая комичные гримасы. Это моя репутация! Моя карьера! Показывают меня, а не этого сопливого режиссера!

Джанни заметила, что люди слушают их. Она обрадовалась появлению еды. Официант артистично подал тарелки, посыпал бифштекс пряностями. Кларку пришлось замолчать; Джанни получила возможность заказать ему новую двойную порцию виски. Они начали есть молча, без большого удовольствия.

Возле «21» их ждал лимузин, присланный Доктором. Маленький человек предусмотрел все. Водитель открыл для них дверь, отдал честь, поднеся руку к фуражке, и сел за руль.

— Куда, сэр?

— Семнадцатая Восточная, шестьдесят два, — мрачно произнес Форд адрес Джанни.

— Нет, — сказала она. — Давай немного прокатимся. Через парк. Я не хочу возвращаться домой сразу после ужина.

— Хорошо, — отозвался Форд и сказал водителю: — Сначала объедем парк.

Шофер свернул на Пятую авеню и поехал в сторону Шестидесятых улиц. Затем лимузин покатил по Парку, по пустынной петляющей дороге, шедшей на север мимо полей, рощ и аллей. Уже давно перевалило за полночь.

Сначала Кларк сидел молча, с угрюмым видом. Так на него действовало виски. Но вскоре, как и ожидала Джанни, он коснулся ее руки; затем его рука осторожно поползла к ее грудям. При других обстоятельствах она бы остановила его; он довез бы ее до дома и поехал один к себе. Сейчас она лишь сделала вид, что хочет избежать сближения; она выбрала такую степень сдержанности, которая не могла оттолкнуть Форда. Наконец она позволила ему засунуть руку ей под блузку. Когда он склонился над Джанни и поцеловал ее в губы, она раскрыла рот. На этом соблазнение было завершено. Его язык проник внутрь Джанни; она ответила на поцелуй Форда.