Несомненно, он может позвонить Ли Манделлу, почти ничем не рискуя. Он протянул руку к стоявшему возле бассейна телефону и набрал номер Крествью 6-2551. Попросил гостиничную телефонистку соединить его с коттеджем. Джеф представился. Юрист захотел поскорее встретиться с ним. Они договорились позавтракать в коттедже Манделла.

Утром Манделл поприветствовал Джефа. Юрист был в рубашке с расстегнутым воротником; он курил трубку. Манделл на удивление сильно сжал руку Джефа, предложил ему сесть в кресло, протянул меню: «Заказывайте!» Джеф выбрал кофе, тост и апельсиновый сок. Когда Манделл поднял телефонную трубку, чтобы заказать еду, Джеф обнаружил, что крупный человек ест мало. Для себя Манделл попросил только кофе — правда, в большом количестве.

Положив трубку, Манделл сказал:

— Люди едят слишком много! В мире полно голодающих, однако переедание убивает больше американцев, чем что-либо другое. Это не задевает ваше чувство справедливости?

Джеф молча улыбнулся. Манделл посмотрел на актера, собрался возмутиться, но потом смягчился и сказал:

— Это была маленькая хитрость. Я хотел проверить, не произнесете ли вы либеральную тираду о несправедливости мира.

Не дожидаясь реакции Джефа, Манделл продолжил:

— Очаровательный у вас тут штат. Вы занимаете первое место в Америке по производству вина, лимонов и авокадо. Намного опережаете другие штаты! Также вы — главные поставщики другого товара — shmucks! Учтите, я не осуждаю всех shmucks. Я жалею их. Жалею всех жертв.

Наверно, дело в моем еврейском происхождении. Американцы англо-саксонского происхождения в подобных случаях употребляют слово prick, то есть хер. Что это такое? Подлый, злой, агрессивный человек. Сравните это с еврейским словом shmuck. Буквально оно означает тот же мужской орган. Что такое shmuck? Глупый, простодушный человек, вечная жертва. Возможно, наша долгая печальная история заставляет нас прежде всего думать о жертвах.

В нашем деле присутствуют люди, относящиеся к обоим типам. Prick — это неисправимые коммунисты. Они присутствуют здесь в небольшом количестве. Но что касается shmucks — таких тут множество. И я должен защитить этих людей от последствий их глупости. И вы должны помочь мне. Поэтому очень важно, чтобы мы полностью понимали друг друга. Потому что вы и я… — подавшись вперед, он посмотрел в глаза Джефу, — от нас двоих зависит судьба этого города, всей киноиндустрии.

Он протянул вперед свои толстые руки с короткими пальцами, на которых сохранились следы многочисленных травм.

Внезапно Манделл застеснялся их; он поднял правую руку и показал два давно сломанных пальца — большой и средний.

— Блокировал удар с рук. Я был полузащитником в нью-йоркской команде. А вы?

— Я играл в нападении, — ответил Джеф, гадая, знал об этом Манделл заранее или случайно попал в цель.

— «Айова-стейт»? — спросил юрист, подтверждая, что ему кое-что известно о Джефе и он только прикидывается неосведомленным.

— Нет. «Южная Айова».

— А затем?

— Стал спортивным комментатором на матчах между колледжами. Потом переключился на соревнования по бейсболу в Лиге Трех Штатов. В конце концов заинтересовался кинематографом, решил испытать судьбу здесь.

— И стали звездой, — Манделл кивнул; Джеф воспринял это как знак восхищения. — Может быть, если бы я не пошел в юридический колледж, то стал бы вторым Эдвардом Дж. Робинсоном.

Манделл засмеялся. В дверь постучали. Он встал, чтобы впустить официанта с их завтраком.

Отпив кофе, Манделл внезапно спросил:

— Вы знаете, почему здесь такое множество людей позволяет себе быть shmucks?

Джеф помедлил с ответом, и Манделл сказал:

— У вас хотя бы есть версия?

— Думаю, дело в деньгах, — произнес наконец Джеф. — Здесь они делаются в большем количестве, чем где-либо в мире. Причем людьми, которые никогда всерьез не рассчитывали на это. Людьми, не считающими, что они заслуживают богатства. Это порождает чувство вины. Они хотят поделиться, помочь другим. Испытывают чувство ответственности за менее удачливых.

— Вы тоже это чувствуете?

— Думаю, да, — произнес наконец Джеф.

— Вы не знаете это точно? Только «думаете»? — чуть более резким тоном спросил Манделл.

— Да, я это ощущаю.

— Хорошо.

Внезапно Манделл пустился в объяснения.

— Послушайте, Джефферсон, давайте проясним ситуацию. Я не хочу, чтобы вы обязательно давали показания. Вы нужны мне в качестве символа — порядочного, симпатичного американского символа. Вы слышали о вине соучастия? Мне нужна невинность соучастия. Ваша невинность.

Однако мое решение о даче вами показаний — не самый важный фактор. Возможно, сейчас, пока вы сидите рядом со мной, комиссия выписывает вам повестку. Поэтому я должен подготовить вас так, словно я собираюсь использовать вас в качестве свидетеля. Ясно?

Джеф кивнул менее уверенно — теперь он понял, что комиссия может взять дело из рук Манделла в свои собственные.

— Я подчеркну следующее: если вам придется давать показания, не произносите такие слова, как «думаю», «полагаю», «возможно». Вы знаете или вы не знаете. Ни то, ни другое не является преступлением. Если вы говорите уверенно, твердо.

Манделл начал ходить; Джеф забыл о своем тосте и кофе. Он внимательно следил за юристом, хотя Манделл не замечал, что на него смотрят.

— Человек, который «думает», «полагает», выглядит так, будто он что-то утаивает. Любой конгрессмен, мечтающий увидеть свою фамилию в газетной «шапке», будет с удовольствием засыпать каверзными вопросами непрофессионального свидетеля. Он представит вашу неуверенность за желание уйти от ответа. Бросит тень на остальные ваши показания, подловив вас на одном неудачном слове.

Манделл повернулся к Джефу.

— И вообще, какой вопрос я вам задал? Есть ли у вас какая-нибудь теория? Иметь теорию о чем-либо — не преступление. Не иметь ее — тоже. Если она у вас есть — скажите «да»! Если нет — скажите «нет». Это не может стать поводом для обвинений!

Манделл принялся раскуривать трубку; держа в руках горящую спичку, он сказал:

— Если, конечно, вы действительно безупречны. В противном случае скажите мне об этом сейчас!

Джеф на мгновение задумался о том, стоит ли упоминать любовные связи, которые он имел за последние два года. Пока он размышлял, Манделл спросил:

— О чем вы думаете?

— Когда вы говорите «что-то», что это означает?

Улыбнувшись, Манделл ответил:

— Думаю, вас не будут спрашивать, занимались ли вы любовью на этой неделе. Или на прошлой. Или в прошлом месяце. Хотя кто-то из этих похотливых южных баптистов способен задать такой вопрос для газетного заголовка.

— А если я буду давать показания и они на самом деле меня спросят?

— Я хочу, чтобы вы возмутились! Сочли это оскорблением вас, вашей жены и всего добропорядочного голливудского общества. Это — распространенная клевета, постоянно обрушивающаяся на обитателей Голливуда. Согласно расхожему мнению все они сексуально распущены и аморальны.

— Вы хотите, чтобы я произнес все это? — спросил Джеф.

— Нет, все это я скажу за вас. Вы только изобразите возмущение и обиду. Остальные члены комиссии должны испытать стыд за своего товарища, задавшего такой вопрос.

— А когда вы закончите, что тогда?

— Прежде чем я скажу это, я постараюсь узнать, не прелюбодействовал ли какой-нибудь член комиссии с молодой звездочкой.

— То есть вы собираетесь…

Манделл быстро рассерженно произнес:

— Нет, не собираюсь! Но если студии принимают их здесь так же, как меня, предлагают им любые «услуги», то, несомненно, конгрессмены испытывают определенные соблазны. Один из них или даже все могут оказаться в постели хорошенькой крошки. Если такое случится, я хочу узнать об этом событии. Но ни секундой ранее. У меня есть моя этика. Я использую все законные возможности, но никого не подставляю с помощью провокации. Есть еще вопросы?

Джеф покачал головой, восхищаясь коренастым человеком, смотревшим на него своими проницательными глазами. Помолчав, Манделл приступил к наиболее деликатной части своего объяснения.