— Вам это знакомо? — спросила она.

— Да. Да, знакомо.

Однако он испытывал недоумение.

— Тара, — просто произнесла она.

— Тара? «Унесенные ветром»?

— Вы абсолютно правы, — насмешливо сказала Дорис Мартинсон. — Собираясь строить новый дом, они увидели «Унесенных ветром». Дженни Мартинсон еще была жива в те дни. Она сказала: «Клит, почему бы нам не построить такой дом?» Он это сделал. Заказал копию Тары, только больших размеров, с кондиционерами. Они занимают большее пространство, чем установленные в нью-йоркском «мюзик-холле». На свадьбе присутствовали тысяча шестьсот гостей, и дом был заполнен не до конца. Сейчас, конечно, здесь одиноко. Я бы продала его, если бы кто-то мог позволить себе купить такой особняк. Думаю, когда я снова выйду замуж, я отдам его под сиротский приют или школу.

— Вы собираетесь снова выйти замуж, — сказал он.

Это прозвучало скорее как вопрос, чем как утверждение.

— О да, — ответила она.

Они подъехали к дому. «Роллс-ройс» остановился плавно, почти незаметно. Чернокожий дворецкий в форме подошел к автомобилю, чтобы открыть дверь.

— Оставь чемодан мистера Джефферсона в гардеробной. Возможно, он улетит после обеда.

Она вошла в дом. Джеф смотрел на нее, думая о ее последней фразе.

Они пообедали в большой столовой, обставленной в полном соответствии с архитектурой. Там стояла английская и американская антикварная мебель. На огромном колониальном камине находилось множество изящных серебряных статуэток. Стены комнаты были темно-зелеными. Цветовая гамма всех комнат служила льстящим фоном для красоты Дорис.

Позже им подали кофе в просторной гостиной перед высоким камином из красного кирпича, обшитым светлыми деревянными панелями. Наливая кофе Джефу, Дорис наклонилась, и он увидел, что под ее красным бархатным платьем ничего нет. Она и не нуждалась в бюстгальтере. Груди Дорис казались сейчас более розовыми, чем ее лицо, и более полными, чем в автомобиле. Если она сознательно хотела разволновать Джефа, то ей удалось это сделать.

Она протянула Джефу его чашку с кофе, и он ощутил тот же жар, что и во время родео, когда она дала ему виски.

— Вне бизнеса Клит был занудой, — сказала Дорис. — Вульгарным занудой. Он мог забраться в постель, не сняв сапоги со шпорами. Он вел себя, как мужлан с ранчо, трахающий овцу. Он не умел расслабляться. Занимался сексом точно так же, как покупал землю и нефть, строил здания, руководил фабриками. Произносил минимум слов. Он ничего не смыслил в любви. Я была его женщиной, и это давало ему право. Это было грубой, примитивной еблей.

Вульгарное слово, прозвучавшее в изысканной комнате из уст красивой женщины, заметно поразило Джефа. Она улыбнулась.

— Слуги находятся в другой части дома. Так что не беспокойтесь, если только, конечно…

Она подалась вперед, улыбнулась, заглянула ему в глаза, продемонстрировала еще большую часть бело-розового бюста.

— Господи, не говорите мне, что после всего пережитого мною я встретила пуританина.

Она засмеялась.

Это рассердило Джефа. Возможно, потому, что она была близка к правде. Почти каждый раз, сблизившись с женщиной, он думал о грехе и своей матери. Даже Джоан ощущала это, не догадываясь о причинах. Однажды она спросила: «Кто сидит на краю кровати, когда ты занимаешься со мной любовью? Почему мы не можем побыть вдвоем?» В ту ночь он покинул их постель и заснул на диване в кабинете.

— Что значит «после всего пережитого»? — резко спросил он.

Дорис снова засмеялась. Рассерженно, словно желая наказать ее, Джеф схватил женщину за руку, резко потянул к себе. Если он причинил боль Дорис, то ей это понравилось еще больше. Она не возмутилась, не оказала сопротивления. Когда он поцеловал ее, она охотно раздвинула губы. Его руки устремились к ее бюсту; платье оказалось уже расстегнутым. Груди Дорис были крепкими, они заполнили его руки, точно богатый урожай. Когда он сжал их, она прильнула к нему не только бюстом, но и всем своим телом.

Холодная, сдержанная, опытная женщина внезапно стала дикой, необузданной. Когда он шепотом предложил ей пойти в спальню, она заявила: «Нет, прямо здесь!» Дорис было важно, чтобы он овладел ею тут, сейчас, в огромной красивой гостиной Клита Мартинсона. Он совершил это. На ковре. Перед камином. Рождество в этом году началось рано.

Ее дыхание участилось, стало глубоким, неровным. Потом оно выровнялось, Дорис задышала спокойнее. Когда все закончилось, она протянула руку к столу, нащупала сигареты и зажигалку. Дорис зажгла две сигареты, затянулась каждой из них и протянула одну Джефу.

— Я не курю.

— Тебя никто не заставляет, — сказала она. — Дорогой, делай только то, что хочешь.

Дорис бросила сигарету в полыхающий камин, сделала затяжку, выдохнула дым.

— Ты останешься! — внезапно и требовательно произнесла она.

— Ты обещала отправить меня назад твоим самолетом. Сегодня. Помнишь?

— Ты должен остаться.

Это был конец дискуссии.

Она встала; ее платье было распахнуто, красный бархат подчеркивал белизну кожи, распущенные темные волосы падали на плечи. Она сделала последнюю затяжку, бросила окурок в огонь. Потом взяла Джефа за руку и потянула. Если бы он не вскочил, она бы подняла его.

Они поднялись по широкой лестнице и пошли по коридору к ее апартаментам, расположенным в дальней части дома. Она провела его в спальню с большой круглой кроватью. Мебель, кружева, запах — все говорило о том, что здесь живет женщина. Дорис подтолкнула Джефа к кровати, сбросила платье на пол. Затем она начала раздевать его.

— Если я остаюсь, мне надо позвонить.

— Звони, — сказала она, продолжая снимать с него одежду.

Пытаясь сосредоточиться, он набрал номер и попросил соединить его с Лос-Анджелесом. Он услышал голос горничной Марты: Миссис Джефферсон в ванной.

— Позови ее.

Через несколько секунд Джоан взяла трубку.

— Джеф?

— Джой?

— Где ты?

— Амарильо. Я опоздал на последний самолет.

— Вероятно, трахался в мотеле с официанткой! — обвиняюще произнесла она.

— Джой!

Дорис уже полностью раздела его. Прижалась к нему сзади. Он ощутил прикосновение ее грудей и теплого тела.

— Ты обещал вернуться домой.

Дорис находилась так близко, что она могла слышать всю беседу. Когда он повернулся, чтобы отодвинуть от нее трубку, она тоже переместилась вместе с ним. Ее тело было влажным.

— Какие-то неприятности? — спросил он.

— Нет, все нормально. Просто сегодня я… я хотела поговорить с тобой.

Ее голос звучал печально. Она словно снова стала юной девушкой, нуждавшейся в нем. Но он знал, что это не может быть правдой.

— Извини. Я опоздал на самолет! — сухо повторил он.

Дорис провела своими длинными ногтями по его плечам и груди. Он почувствовал, как по коже побежали мурашки. Она встала перед ним, посмотрела в глаза, улыбнулась; она наслаждалась его смущением и размолвкой с Джоан.

— Я уже вижу, как ты бежишь к самолету, — сказала Джоан, — и не попадаешь на него.

— Мне кажется, ты слишком много выпила!

— А мне кажется, что ты перетрахался!

— Джой!

Дорис провела ногтем по его твердому, плоскому животу. Сжала рукой поднимающийся член Джефа. Эрекция завершилась почти мгновенно. Он начал отворачиваться от Дорис с трубкой, прижатой к уху. Но она резко повернула его обеими руками. Прижалась лицом к нему, укусила чуть ниже пупка. Он на мгновение сжался от неожиданности. Дорис принялась умело работать своим дразнящим языком, опускаясь ниже.

Он слышал голос Джоан, говорившей что-то о сегодняшнем вечере, который почему-то был особенным.

Дорис добралась до его члена. Джеф не мог сопротивляться. Она держала его слишком крепко. Ее язык и зубы продолжали работать с большой ловкостью. Постепенно Джеф сдался. Он уже не замечал ничего, кроме ласк Дорис. В мире существовали только ее язык, ее влажный рот и неистовое желание, охватившее Джефа. Внезапно внутри него произошел взрыв, он испытал экстаз, за которым последовало облегчение.