Она не была уверена, что он вообще узнает ее: тогда парень был мертвецки пьян, стояла ночь, она только что сошла с поезда, и макияж-камуфляж был совсем не принстонским. Но Джош оказывался повсюду, и Мэгги казалось, что он вот-вот соотнесет ее лицо с пропавшими деньгами, спальником, фонарем и одеждой.

Сидя в библиотеке, она поднимала глаза от книги и успевала заметить его свитер и профиль. Наливала себе кофе в столовой, а он стоял у стола с салатами, рассматривая ее. И даже пытался заговорить с Мэгги в субботу вечером, когда она притащила украденную наволочку со своим нижним бельем в прачечную, ошибочно предположив, что никому, абсолютно никому не придет в голову стирать в субботу вечером.

— Эй! — фамильярно окликнул он Мэгги, пялясь на трусики и лифчики, которые та запихивала в машину.

— Привет, — бросила она, не поднимая головы.

— Как дела?

Мэгги слегка пожала плечами и насыпала в машину стиральный порошок из маленькой пачки, купленной тут же, в «автомате».

— Хочешь кондиционер?

Он помахал ей бутылкой и улыбнулся. Но глаза оставались холодными. Эти глаза пристально изучали ее лицо, волосы, тело, сопоставляя увиденное с тем, что хмельной мозг сумел запомнить за одну ночь.

— Нет, спасибо, — пробормотала она, проталкивая монетки в щель. И тут зазвонил ее сотовый. Вероятно, отец: он уже звонил, но она не хотела отвечать. Зато сейчас схватилась за телефон, словно утопающий — за спасательный круг, и поскорее отвернулась от Джоша.

— Алло!

Молчание. Слышалось только чье-то дыхание.

— Алло! — повторила Мэгги, взбегая наверх, мимо группы студентов, передававших по кругу бутылку шампанского и оравших песню футбольных болельщиков. — Кто это?

Вместо ответа послышался щелчок, и снова тишина. Мэгги пожала плечами, положила телефон обратно и вышла на улицу, на прохладный весенний воздух. Вдоль дорожки шла линия зажженных фонарей и стояли изогнутые деревянные скамьи. Мэгги выбрала ту, что в углу, и уселась. Наверное, пора линять отсюда. Кампус не слишком большой, она постоянно сталкивается с этим типом, и рано или поздно он сообразит, что к чему, если уже не сообразил. Пора, пора обналичить фишки, закончить игру и садиться на автобус, идущий в любом направлении.

Да вот в чем загвоздка: ей не хотелось уезжать. Ей здесь…

Мэгги подтянула колени к груди и уставилась на ветки, унизанные тугими зелеными почками, на фоне звездного неба.

Весело. Ну не весело, конечно, не как на вечеринке. Весело — это когда ты одета с иголочки, выглядишь на все сто и ловишь жадные взгляды мужчин — вот это да! А здесь… скорее вызов… тот самый вызов, которого никак не могли дать ей все те тупые, унылые занятия с минимальным жалованьем. Нечто вроде испытания воли, сообразительности и ума… да-да, именно ума. Все равно что быть звездой собственного, личного шоу.

И дело не только в том, чтобы оставаться незамеченной. Здесь было полно умных ребятишек, отличников, цвет молодежи, лучшие из лучших. И то, что Мэгги сумела оставаться невидимкой среди них, еще раз доказывало правоту миссис Фрайд! Разве не она всегда твердила Мэгги, что главное в любой ситуации — умение найти выход? Ну так вот: если Мэгги Феллер сумела выжить в Принстоне, пробираться в аудитории, слушать, о чем говорят лекторы, и, как ни странно, почти все понимать, разве это не означало, что она не глупее этих парней и девиц?

Мэгги стряхнула капли росы с джинсов и встала. Да и кроме того, у нее был Чарлз. Его режиссерский дебют, постановка одноактной пьесы Беккета! И она — в главной роли! Они уже несколько раз репетировали, то в студенческом центре, то в пустой аудитории факультета искусств на Нассау-стрит.

— Я живу в Локхарте, — сообщил он во время последней встречи. — И работаю допоздна. Кроме того, я живу с двумя однокурсниками, — добавил он, прежде чем Мэгги успела вопросительно поднять брови. — Так что со мной твоя добродетель в полной безопасности.

Кстати, сейчас довольно поздно. Интересно, он еще не лег? Может, согласился бы одолжить ей фуфайку?

Мэгги не раздумывая побежала в Локхарт. Если она правильно запомнила, это общежитие прямо рядом с университетским универмагом. Комната Чарлза была на первом этаже, и когда она постучала в окно, он отодвинул жалюзи, улыбнулся, узнав ее, и поспешил открыть дверь.

Комната Чарлза поразила ее. Такого она и представить не могла! Все равно что оказаться в другой стране! Стены и потолок были покрыты индийскими тканями и зеркалами в серебряных рамах. На полу лежал алый с золотом восточный ковер, а посреди комнаты вместо журнального столика стоял старый потертый сундук — наверное, в таких же хранились пиратские сокровища. Чарлз и его соседи по комнате отодвинули письменные столы к стене и разбросали вокруг сундука груды подушек, красных с золотой бахромой, фиолетовых — с красной, а еще зеленые, вышитые золотой-нитью и бисером.

— Садись, — предложил Чарлз, указывая на подушки. — Хочешь выпить?

В углу находился крошечный холодильник, на котором стоял автомат для варки капуччино.

— Вот это да! — восхитилась Мэгги. — Ты что, главный в гареме?

Чарлз рассмеялся и покачал головой:

— Нет. Просто мы любим экзотику. В прошлом семестре Джаспер побывал в Африке, и мы обставили комнату в стиле сафари, но головы животных на стенах выводили меня из равновесия. Это лучше.

— Очень мило, — похвалила Мэгги, медленно обходя комнату. В другом углу стоял маленький музыкальный центр. Рядом висела полочка с дисками, расставленными по жанрам: джаз, рок, классика. Был тут и узкий высокий столик, заваленный путеводителями: Тибет, Сенегал, Мачу-Пикчу. В комнате приятно пахло благовониями, одеколоном и сигаретами. Холодильник был забит бутылками с водой, лимонами, яблоками и баночками с абрикосовым джемом. Ни спиртного, ни даже пива.

«Гей, — решила Мэгги, закрывая холодильник и ощущая нечто вроде облегчения. — Вне всякого сомнения, он гей».

Она взяла со стола Чарлза фотографию в рамке. На ней он обнимал за плечи смеющуюся девушку.

— Твоя сестра?

— Бывшая подружка.

«Ха!» — подумала Мэгги.

— Я не гей, — смущенно усмехнулся Чарлз. — Понимаешь, все, кто приходит сюда впервые, так думают. И потом приходится изо всех сил доказывать, что я гетеросексуал.

— И каким же это образом? Почесываешься каждые пять, а не десять минут? Не такой уж тяжкий труд, — хмыкнула Мэгги, плюхаясь на подушки и принимаясь перелистывать путеводитель по Мексике. Чисто побеленные дома на фоне пронзительно-голубого неба, плачущие Мадонны в выложенных изразцами двориках, кружевные гребни волн на золотом песке. Странное разочарование поднималось в душе. До сих пор она знала только три типа мужчин: голубые, старики и те, кто хотел ее. Если Чарлз не голубой — и к тому же совсем не стар, — значит, скорее всего хочет ее. И потому Мэгги было чуточку грустно. Такое чувство, словно ее обманули. У нее еще никогда не было друга-мужчины, и она провела с Чарлзом достаточно времени, чтобы он полюбил ее за ум, способность все быстро схватывать, предусмотрительность и находчивость. Не за то единственное, чего всегда хотели от нее парни.

— Что же. Я рад, что мы это выяснили. И рад, что ты здесь. У меня для тебя стихотворение.

— Для меня? Ты его сам написал?

— Нет. На прошлой неделе у нас была лекция по истории поэтического искусства.

Он открыл антологию Нортона и начал читать: