Она поднесла кончик сигареты к пламени свечи.

— Не без некоторого трепета, заметим мы: примерно в таком тоне человек может говорить о ручной гремучей змее.

— Думается, столь экзотическая компания могла бы выбрать что-нибудь немного более фетишистское.

— О, мы испытывали самые разнообразные эффекты. У Аттика, например, есть любимый кинжал. Он тебе не показывал?

— Это так называется? Нет, не показывал. Он демонстрировал только свое искусство юби-вадза.

Миссис Ренквист улыбнулась.

— Этот нож традиционно применялся для кастрации овец.

Она поджала губы и втянула в себя излишки дыма, плававшего у ее лица.

— Беда в том… — она задержала дыхание, — что большинство лезвий слишком быстро тупятся при обстругивании человеческой кожи.

При обстругивании. Я это слышал.

Она громко вдохнула.

— Человеческая кожа удивительно прочна. Спроси любого хирурга. Как и бумага. Трудно поверить, что от резки бумаги или кожи лезвие притупляется, но так оно и есть.

Несмотря на удушающий запах пачулей и благовоний, дымок сигареты долетел до меня и я различил в нем смесь табака с так называемым «смоляным героином». Подобно тому как настоящий китаец палочками забрасывает в рот три-четыре порции еды и только потом начинает жевать, миссис Ренквист три или четыре раза резко затянулась от сигареты и вдохнула дым в глубину легких прежде, чем надолго задержать дыхание. При выдохе дыма почти не было.

Тедди затягивал винт в рукояти «Кровавой Мери».

— Трудность в том, — неожиданно продолжила миссис Ренквист, — что нам приходилось то и дело затачивать кинжал. Каждый раз, как возникала потребность в его услугах, нам приходилось терять время на заточку. Аттик настаивал, чтобы нож готовили на месте. Это очень замедляло действие. Правда, в этом была и положительная сторона: вы можете вообразить отрицательное влияние на жертву.

Жертва. Я это слышал.

— Если он или она не были уже в обмороке, понятно. Однако нечего было и думать затачивать нож заранее. Аттик полагает, что, даже бездействуя, особенно в ножнах, лезвие притупляется. Однако заточка — скучный процесс. Он начинал с грубого бруска, используя не смазку, а собственную слюну, и продолжал на тонком, доводя до совершенства и полной готовности.

Мне показалось, что я уловил глубинную аналогию между способами, которыми зарабатывали на жизнь я и Аттик, профессионалы-резчики, однако я придержал язык.

— Постольку, поскольку нашей скромной жертве приходилось созерцать весь процесс, он обладал некоторой внутренней психологической ценностью. Однако мы находили, что он отнимает слишком много времени, и в целом, — она тонко улыбнулась, — неудобен.

Ее улыбка дрогнула и погасла, когда она тяжело ерзнула на троне.

— Мы сошлись на «Кровавой Мери». Замена лезвия достаточно сходна с древним ритуалом заточки, чтобы удовлетворить традиционалиста Аттика. Тедди нравится производить замену: он находит какое-то удовольствие в закручивании винта. В то же время клиенты «Кровавой Мери» до сих пор не жаловались.

Царственная шутка вызвала идиотскую улыбку, на изуродованном лице подданного.

— Вы дадите нам знать, мистер Кестрел, если ощутите малейшее неудобство?

Тедди предъявил свое орудие, подав его Аттику рукоятью вперед на тыльной стороне запястья. Аттик взял рукоять и повернул новое лезвие к тусклому свету, попробовал его пальцем и сбрил несколько волосков на тыльной стороне ладони.

— Миссис Ренквист, — выдавил я, — позвольте сказать.

Так, словно я прервал ход обряда, она выждала мгновенье, прежде чем ответить с легчайшим налетом неудовольствия:

— Да, мистер Кестрел.

— Прежде… чем мы приступим… не хотите ли услышать о перстне?

— О перстне, мистер Кестрел? — переспросила и она склонила голову набок. — О каком перстне?

— Ну конечно о перстне Теодоса.

Я отвел от нее взгляд, чтобы покоситься на Тедди и Аттика. Аттик лезвием срезал крошечный заусенец на большом пальце.

— Гранатовом.

Я снова смотрел на нее.

— Разве не из-за этого перстня все началось?

Она погладила подбородок указательным пальцем.

— Разве, мистер Кестрел?

— А если нет, какого же черта… я хочу сказать, за последнее время было убито много людей. Я предполагал, что…

— Ах-а-ха, — протянула она, грозя мне пальцем.

— Что?

— Людей убивают, когда они не повинуются своей императрице, — словно наставляя ребенка, произнесла она.

— Э… вы моя императрица?

Впервые со времени моего появления на лице миссис Ренквист отразилось явственное неудовольствие. При этом она не смотрела на меня. Казалось, что внезапный сердечный спазм обжег ее изнутри, прервав важное светское мероприятие. Мгновенье, которое пройдет, — должно пройти.

— Мистер Кестрел.

Она сделала паузу, чтобы совладать с раздражением.

— У вас нет перстня, мистер Кестрел. И никогда не было.

Должно быть, ради него и убили Вонга. Эта карта разыграна впустую. Насколько я понял, они избавились и от Мисси. То, что ее машина осталась у гидранта перед домом Герли Ренквист, конечно, ничего не значило. Может быть, она оставила машину у гидранта, чтобы на такси вернуться в город. Возможно, она ходила по магазинам, пока я готовился к смерти. Но если они не собирались вспоминать о Мисси, я не собирался им напоминать. Что мне это даст? Я не видел выхода. «Кодекс» никак нельзя было вводить в игру. Стоило мне заговорить о нем, Дэйва можно считать покойником; Подставить его убийцам представлялось не слишком удачным способом отблагодарить за спасение жизни. Я все равно умру, с «Кодексом» или без, — последняя жертва в длинной череде уничтоженных жизней.

«Ну что ж, — подумал я, надеюсь, Дэйв сообразит, как выжать из находки достаточно солярки, чтобы доплыть на „Рамми нэйшн“ до Мексики».

— Вы знаете, — произнес чей-то голос, — если Дэнни не принимает вас всерьез, это еще не значит, что он хочет умереть.

Вот она и объявилась.

— Йо-хо! — взревел я, заставив Тедди подскочить от неожиданности. — Если веселье годится для «Оскорбления величества», оно сойдет и для Византии. Древние мудаки, выкопанные из могил, смейтесь или плачьте, мы все умрем!..

Аттик прервал мою тираду сокрушительным ударом по макушке, сильнее всех прежних. Разыгрывать сумасшедшего, может быть, стоило перед креолом, но для травоядных в этом действе такой трюк сошел бы за одуванчик.

— Вот видите, — настаивала Мисси, — и к тому же, как вы сами заметили, Дэнни понятия не имеет, что происходит.

— Я блефовала, — тихо сказала миссис Ренквист, — пока ты не помешала.

Стоявшая в той же тени, что окутывала мерзкого Тедди, Мисси тихо, но упрямо возразила:

— Со всем почтением, ваша милость, Дэнни никогда даже не видел перстня.

Ее милость, видимо, не слишком обеспокоилась вмешательством Мисси. Напротив, казалось, они не просто были знакомы, но хорошо знали друг друга.

— И, — добавила Мисси, — поскольку он бесполезен, могу ли я просить вас подарить ему жизнь?

У меня отвисла челюсть. Даже Аттик крякнул. Тедди разочарованно насупился.

— Объяснись, — потребовала миссис Ренквист, не сводя глаз с меня.

Никогда бы не подумал, что Мисси сколько-нибудь способна к раболепству. Однако сейчас она выступила из тени, проявляя его каждым движением. Она, по-видимому, была хорошо знакома с импровизированным тронным залом, однако ступала осторожно, словно по тонкому льду. По предательскому льду Византии. По льду, который не просто трескается под коньками, но весь состоит из предательских трещин.

— Кольцо у Томми Вонга, — сказала Мисси.

Миссис Ренквист не улыбнулась при этих словах. Но кажется, она с удовольствием опровергла их.

— Нет, дитя мое. Не у него.

«Мисси, — чуть не сказал я, — что ты делаешь? Перстень у нее!»

— Вы не говорили с Томми со вчерашнего дня?

Тедди позволил себе сдавленно хмыкнуть.

— Молчание! — прогремела его императрица, поразив каждого из нас.