Картинка изображала двух ныряльщиков в масках с трубками, оглаживающих оторопевшую русалку.

У причала Майка в любой день можно было увидеть два десятка лодок, яхт и катеров: полуразобранные, на разных стадиях ремонта и реставрации, лишенные мачт, выпотрошенные, недокрашенные, армированные, фиберглассовые, некоторые уже готовились затонуть. Одни оставались здесь на неделю, другие навсегда. Желтые и оранжевые кабели тянулись вдоль трапов и сходней, перекрещивались над неровной щебенкой. На береговом конце у каждого стояли сварочные и пескоструйные аппараты, механические дрели, заляпанные краской ведра с инструментами и три или четыре пустые длинногорлые пивные бутылки — одна из них превратилась в террариум для сигаретных окурков.

Было шесть утра, но Дэйв уже разложил какие-то детали на ржавом столе из листового железа в тени каретки крана и не скрыл радости при виде двух кварт кофе и коробки с пышками.

— Кха! — только и сказал он, когда я выставил угощение на стол, и тут же добавил две чашки, протерев их края уголком рубахи. Он без церемоний разлил кофе из термоса в обе чашки, не забыв оставить место для порции темного рома.

Мы сделали по глотку. Железный корпус, зажатый в челюстях сварочных тисков, блестел свежей красной краской.

— Чертов насос, — он кивнул в сторону солнца, — вон с той штуковины.

Я взглянул из-под козырька ладони. Несколько «штуковин» покачивалось на утренней зыби. Почти всем явно пригодился хотя бы насос высокого давления.

Дэйв снял с шины крана на уровне своего плеча пачку «Кэмэла» и газовую зажигалку.

— Прикольная штуковина.

Он шумно отхлебнул кофе.

— Почему прикольная?

— Старье хреново. Их перестали выпускать в 1948 году.

Я подумал.

— А это капитальный ремонт?

Он кивнул.

— Чуть ли не все части приходится изготавливать вручную.

— Кому-то придется потрудиться.

— А Дэнни получит хорошую денежку, кха-кха-кха.

— Так в чем дело?

— В реставрации. Требуется воспроизвести все в точности. Иначе нарушится… Кха-кха-кха.

Он изогнул руку с сигаретой — воплощение элегантности.

Астматически просвистел сигнал смены из сухого дока, где все еще стояло госпитальное судно. Крошечные человечки в шлемах собрались под его кормой, задрав головы к полудюжине тросов лебедок, прицепленных под разными углами к одному из двух массивных гребных винтов.

— Этот винт в поперечинке, пожалуй, футов сто, — заметил я.

Дэйв кивнул, добавив:

— Они его снимут еще до того, как мы переключимся на пиво.

— Ясно, — сказал я, понятия не имея, когда это случится. — Они всегда снимают винты?

— Только когда корабль побывал на рифе.

— Кто-то посадил эту штуковину на риф?

— Бывший капитан, — подтвердил Дэйв, — кха-кха-кха.

— И вал погнут?

С места, где мы стояли, вал выглядел куском стали около двадцати футов в диаметре.

Как ему не погнуться? Его ж загнали тому бывшему капитану прямо в зад.

Его смех прервался приступом кашля.

Мы наблюдали, как рабочие верфи следили за работой блоков. Вскоре я созрел для пива. Дэйв просунул руку под крышку пенопластового холодильника под тисками и вытащил ледяную бутылку. Когда крышечку содрали, струнка тумана поднялась над горлышком, как змея из корзины.

На вкус пиво оказалось куда лучше кофе. Через несколько глотков, когда солнце осветило Пьемонтские холмы, я перешел к делу.

— Никогда не пробовал перехитрить сигнализацию «БМВ»?

Дэйв без запинки отозвался:

— Типовую?

— Не знаю. Кажется, теперь они прямо с завода выходят с сигнализацией?

— Обычно. Какая модель?

— Почти новый. Вообще-то, — я прищелкнул пальцами, — ты его видел. Тот, что появлялся на Семидесятом причале.

— Версия «365i», конец девяностых годов. Сигнализация, значит? — он задумался. — А тебе очень надо попасть внутрь?

— В каком смысле?

— Ты не против, если машина пострадает?

— Совершенно не против. Лишь бы она не орала, пока я с ней разбираюсь.

Дэйв думал о своем.

— Где он стоит?

Я описал Гаррис-плейс.

— Ты захочешь его разобрать?

— Не знаю. Я даже не представляю, что ищу.

— Тот проулок, похоже, не самое подходящее место, чтобы это узнать.

— Да, неподходящее соседство.

— Так что сначала нужно перегнать машину;

— Я не против.

Дэйв ткнул большим пальцем через плечо.

— В лодочной гавани свежий воздух, солнце, инструменты и холодное пиво под рукой…

Он похлопал по вытершейся до основы громадной шине.

— Даже кран есть.

Он закашлялся.

— Здесь всегда кто-нибудь возится с машиной.

— Да? А Майку очень нужна краденая машина на его участке?

Дэйв отмахнулся от моего возражения, сочтя его смешным, и прежде, чем смех перешел в кашель, успел сказать, что мы всегда можем вернуть машину на место, когда покончим с ней. Опершись обеими руками на скамью, не выпуская из одной руки кофе, а из другой — сигареты, он два-три раза прочистил горло, каждый раз откашливаясь все глубже. Это звучало так, будто он вытаскивает цепь из люка: три фута, пять футов, потом семь футов за раз. Наконец он собрал и сплюнул продолговатый комок мокроты, формой и размером напоминающий рукоять отвертки, лазурно-зеленого цвета с кофейными прожилками. Мы проследили глазами, как он, перелетев железную скамью по дуге, упал в залив в пятнадцати футах ниже опоры крана и закачался на мелких волнах, расходившихся от свай. Мы уже готовы были отвести глаза, когда узкая с оливковыми пятнышками рыбина вышла из глубины прямо к поверхности, изогнувшись, взлетела в воздух, с плеском упала обратно и ушла в глубину, унося с собой плевок.

Я посмотрел, как расходятся круги, потом повернулся к Дэйву.

У него блестели глаза.

— Кха-кха-кха! Люблю это хреново море. С ним не соскучишься. — Он ткнул пальцем туда, где в последний раз видел комок. — Вот потому-то я никогда в нем не купаюсь.

— Никогда?

Он скорчил гримасу.

— Смотри.

Порывшись среди инструментов и деталей, лежавших на скамье, он вытащил пружинный зажим около восьми дюймов длиной.

— Это что?

— Это двухсотамперный «крокодил».

— Вот как?

— Вот посмотри сюда. — Двумя руками раскрыв зажим, он показал мне металлический шип, торчавший на одной из челюстей. Он походил на выросший не на месте зуб. — Знаешь, для чего он?

— Похоже, этот шип проткнет все, что окажется в зажиме. Например, палец.

— Точно. А если зажать им электрический кабель?

— То же самое.

Высвободив одну руку, отчего челюсти зажима, лязгнув, сомкнулись, он показал на одну из рукояток.

— Что если подвести провод — вот сюда?

— Можно подавать ток в проткнутый кабель или откачивать из него.

— Опять верно. Мне его подарили киношники. Они его прозвали своим шефом.

— И где он применяется?

Дэйв взмахнул зажимом.

— Здесь вечно что-нибудь снимают. Режиссерам кажется, что эти места похожи на настоящую лодочную гавань, кха-кха-кха.

Он наставительно воздел палец.

— Всегда дружи с техниками. У них полно крутых инструментов.

— Вроде двухсотамперного «крокодила»?

— Они через него воруют электричество. Их технике нужен большой ток. Если воткнешь ураганный вентилятор в пятнадцатиамперную стенную розетку, вылетят предохранители, и все тут. Вот «шефа» и прицепляют между столбом и пробками. Кстати, и счетчик не крутится. И они вытягивают столько ампер, сколько им надо. Черт возьми, они всю бухту осветили как-то через один зажим. И кофеварки, вагончики-гримерные и все прочее. Бесплатно, между прочим.

— Ладно, — медленно проговорил я, — теперь, когда мы знаем, что это за штука, скажи, зачем она нам?

В глазах Дэйва мелькнул огонек.

— Где, ты говорил, стоит тот «бумер»?

Полчаса спустя Дэйв поставил своего «джимми» борт о борт с черным «БМВ», не касаясь его. Потом он выставил оранжевый треугольник на улицу позади «бумера», и второй — перед грузовиком.