— В постели, он хочет — хотел — сказать? — уточнила Мисси. — В отношении сексуальных запросов?

— Почти наверняка.

— Подробностей нет?

— Подробностей нет.

— Ну-у, — протянули три разочарованных голоса в унисон.

— Али был обращен в христианство и допускал связь с родственницей лишь постольку, поскольку считал ее своим долгом. Теодосу, пишет Али, было известно о каждом шаге в этой любовной связи — как и Феодоре, конечно. Ослабевший интерес любовницы оповещал о начале махинации, которая должна была привести к встрече парня с матерью. Так что, вероятно, скромность Али была вызвана более соображениями интриги, чем его принципами.

— Агх-ха-ха!

— Как мне это нравится! — воскликнула Мисси.

— Г-господи? Хоть что-н-нибудь в этой истории делалось попросту?

— Дальше! — потребовала Мисси.

— Теодос получил аудиенцию у императрицы. Однако он хитрым способом обеспечил себе возможность выйти из дворца живым. Феодору окружали сотни верных до фанатизма придворных. Али особенно опасался… — Бодич сверился с записками, — ста двенадцати убийц-лесбиянок.

— Это на греческом так? — спросила Мисси.

Бодич пожал плечами.

— Цель перевода — открыть тайны культуры, заложенные в ее языке, передавая их иной культуре via [14]ее собственного языка.

Он изящным жестом продемонстрировал: снял воображаемую тайну с одной страницы и переложил на другую.

Мы уставились на него.

— Вы уверены, что вы коп? — спросила наконец Мисси, щурясь, как от яркого света.

— Взгляните на его ботинки, — сказал Дэйв. — Конечно, коп.

— Женская стража набиралась из рядов перевоспитанных проституток, которые жили в монастыре по ту сторону Золотого Рога, содержавшемся на деньги Феодоры, и были безраздельно преданы своей освободительнице.

— Так как же два мужлана из Александрии обошли сто двенадцать убийц-лесбиянок?

— По мановению руки Феодоры, — сказал Бодич, — но важно здесь, что Теодос вошел во дворец, и вошел один. Тем временем он приказал Али скрыться вместе с аметистовым перстнем.

— Ах-х так, — протянул Дэйв.

— Х-хороший ход.

— Но как же Феодора могла без перстня отличить настоящего Теодоса от поддельного? — спросила Мисси.

Впрочем, она тут же взглянула на меня и мы хором воскликнули:

— Третий перстень!

Бодич кивнул.

— Теодос был истиной копией своего отца, походил на Манара как «два глотка вина из одного кувшина», как убедительно выразился писец Али. Должно быть, Теодос очень походил на отца, каким тот был семнадцать лет назад. Феодора не могла не заметить сходства.

— Так что же с третьим перстнем? — настаивала Мисси.

— Парень пошел в отца. Видите ли, когда Теодос прошел в огромные бронзовые ворота дворца, при нем была копия аметистового перстня.

— Дубликат дубликата! — восхитилась Мисси.

— Оч-чень по-в-византийски.

Бодич поднял два пальца:

— Точная копия, за двумя ключевыми различиями. Форма камня и выделка оправы повторялись в точности. Дело было непростое, так что Али возвращается назад, рассказывая, как они с Теодосом разыскивали мастера, способного повторить перстень и при том не проговориться.

— Где же они его нашли?

— Они отправились в Мадрас и отыскали старого партнера Манара. Я забыл записать имя того сукина сына, — Бодич сделал себе пометку. — В общем, тому была известна вся история. Оказалось, это он впервые нашел Феодору, когда она была еще шлюхой на ипподроме. Они не сошлись в цене, и вскоре он передал Феодору Манару, который имел неосторожность влюбиться в нее.

— Рассказ лучше, чем в «Тысяча и одной ночи», — подивилась Мисси. — И получше Пруста.

Она многозначительно глянула на меня.

— П-прошу прощен-ния.

Бодич кивнул.

— Если вам по душе истории, в этой есть все что требуется.

— Индийский купец, к тому времени уже состарившийся, наслаждался жизнью в Александрии. Манар наладил торговые связи с Индией, обогащавшие обоих, через его семью. Но как только до партнера стали доходить слухи о Феодоре и Юстиниане, распространявшиеся так быстро, словно тогда уже изобрели телеграф, а то и электронную почту, он счел, что жизнь в десяти тысячах миль от дома не так увлекательна, как была когда-то. Он свернул дело, распрощался с Манаром и направился обратно в Индию в уверенности, что рано или поздно переезд окажется полезен для его здоровья.

— Предусмотрительный человек — заметил Дэйв.

Бодич согласился.

— Старый партнер Манара благоразумно старался отговорить Теодоса от попытки восстановить законные права. Он бесился, вслух негодуя, какой дьявол подбил Манара рассказать Теодосу о матери. Он призвал астролога, который, как заверяет Али, составив гороскоп юноши, отказался предсказывать ему будущее и поспешно удалился. Старик готов был пойти на все. Он даже предложил Теодосу долю в своем бизнесе. Молодой человек вежливо, но твердо отказался. Как пишет в своем «Кодексе» Али, Теодоса невозможно было отклонить с пути, предназначенного ему судьбой. Он никого не хотел слушать. Не мог слушать. Он составил план, и никакие напоминания, что он смертен, не могли его остановить. Бывший партнер наконец согласился, вопреки своему желанию, помочь скопировать кольцо. Только тогда Теодос рассказал Али о своем честолюбивом замысле добиться участия в делах Феодоры. Он не мог представить, что она способна отвергнуть собственного сына.

— Глупый мальчик, — сказала Мисси. — На самом-то деле ему просто хотелось увидеться с родной матерью.

— Может быть, и так. Но честолюбие не сделало его безрассудным. Он изобрел пару предохранительных клапанов. Изготовление почти точной копии кольца было первым шагом. Али тоже был неплохим союзником.

— Вы сказали: «почти точной»?

Мисси вытянула левую руку ладонью вниз и рассматривала свои чуть согнутые пальцы. Она до сих пор носила три обручальных кольца и еще пару простых.

— Что в этой копии было «почти» точным?

— Теодос заказал копию аметистового кольца своего отца и просил золотых дел мастера соблюдать особую точность в оправе и огранке камня. Но оправа была не золотой, а медной. И аметист в перстне был заменен гранатом. Перстень получился очень похожим, но сравнительно дешевым. Цвета и выделка совпадали настолько точно, что тот, кто однажды видел оригинал, не мог не узнать копию. Но ценность была гораздо ниже… — голос у Бодича сорвался, и он закашлялся.

— Проклятье, — сказал Дэйв, отхлебывая из почти опустевшей пинтовой бутылочки. — Эта история напоминает мне тот случай, когда ураган отнес нас с капитаном Джошем к самой Кубе в тысяча девятьсот семьде…

— Тише, — предупредил Бодич, — это полицейское дело.

— И тогда было то же, — вздохнул Дэйв, — кха…

— Дэвид, — нетерпеливо перебила Мисси, — заткнитесь. Разве вы не видите, что Теодос с Али направляются в пасть смерти?

— В Гаване все было не так плохо, — признал Дэйв.

— Карты предсказывали смерть, — подтвердил Бодич. — В записях, сделанных при дворе Юстиниана, есть намеки на появление Теодоса. Пока дама-прислужница развлекалась и устраивала свидание, Феодора успела составить собственный план. Цель его была очень проста. Сын от кого бы то ни было, кроме императора, мог только подорвать ее положение. Ее особенно беспокоила реакция Юстиниана. Конечно, он хотел сына — какой монарх не хочет? — но Феодора оказалась неспособна подарить ему наследника. Из любви к ней Юстиниан смирился с отсутствием потомства. Теодос мог только раскачать лодку. Помимо всего прочего, Феодора и Юстиниан были исключительно близки. Они обсуждали все — или почти все. Они стремились приумножать состояние — оба были необычайно алчны. Они были изощренны и холодны. Не могло быть и речи о том, чтобы разделить власть, богатство, почести, дозволить нарушить хрупкое равновесие другому человеку. Кстати, Теодос назвался Иоанном в надежде, что под этим именем мать скорее узнает его. Имя было ей памятно. В конечном счете, это и ввело в заблуждение Прокопия, который, как уже было сказано, находился в то время в Италии со своим господином, полководцем Велизарием, и с римской армией. Впоследствии он услышал имя Иоанн, и это имя попало в его «Тайную историю», которая, в свою очередь, оставалась неизвестной — во всяком случае, на западе — еще тринадцать столетий после написания. Феодора, конечно, мгновенно узнала сына; и если бы не хитрые предосторожности юноши, приказала бы убить его немедленно. Только аметистовое кольцо, недоступное для нее, спасло парня. Если бы он не запасся несомненным доказательством ее прошлого и своего происхождения, представив фальшивое кольцо как доказательство существования подлинного, Феодора избавилась бы от него тут же. Капкан был расставлен. Сохранившаяся книга записей двора Юстиниана не объясняет почему, но упоминает, что бронзовые двери, обыкновенно открытые, закрылись за неким посетителем. В ожидании его прихода двух дворцовых львов три дня не кормили. Помимо угрозы, которую оно несло в себе, подлинное кольцо было истинной драгоценностью, а Феодора никогда не упускала случая приобрести что-либо ценное. Ей хотелось заполучить перстень. Теодос на это и рассчитывал. Третья деталь, продлившая жизнь юноши: Феодора знала о существовании Али. Али был для императрицы нежелательным свидетелем. Ее шпионы, заполонившие город, ничего о нем не доносили, и она предпочла действовать с осторожностью. Схватить Теодоса и затем, пыткой и прочесыванием округи, пытаться вывести на свет непокорного слугу — означало дать Али время для бегства. И потому, пустив в дело все свое немалое обаяние, а заодно танцовщиц и добрую трапезу, она, словно бы невзначай, заключила с Теодосом сделку. Хотя доказательство его происхождения выглядит надежным, сказала она, но, не осмотрев аметистового перстня и не сравнив его со вторым, она не решится представить дело перед императором. Он понял не сразу. «Со вторым?» — спросил Теодос. «Ну да, — отвечала его мать, — двойник перстня уцелел. Он давно был единственным и тайным знаком моего материнства. Я не вынесла бы расставания с ним». Затем она без обиняков высказала, что если Теодос подтвердит свои притязания, представив аметистовый перстень для формального сравнения с двойником, она примет его как сына. Она немедля представит его императору Юстиниану, как если бы он был их общим сыном. Было известно, что она обладает огромным влиянием на супруга. Искушение для Теодоса, как и было задумано, оказалось велико. Да, второй перстень. Феодора открыто объявила, что все семнадцать лет хранила его. Когда Феодор представит свой, парный, она прикажет доставить первый, хранившийся, по ее словам, в неком храме, посвященном реликвиям ее жизни до возвышения. Теодос с готовностью согласился на предложение. Однако, сказал он, предосторожности, принятые им, чтобы обезопасить перстень и его хранителя (доказательствами верности которого ее величество уже располагает), настолько сложны, что понадобятся три дня, чтобы извлечь их из тайника. О да, согласилось Феодора, такой верный слуга, безусловно, заслуживает великой награды, и, хитро добавила она, среди нас есть одно сердце, на которое Али стоит только предъявить права. «Я непременно скажу ему, — обещал Теодос и низко склонился, чтобы поцеловать порфир у ног матери. — Ожидай нашего возвращения с главными доказательствами не менее чем через три дня, но не более чем через пять», «Это будут самые долгие три дня в моей жизни», — заверила его императрица. И коснулась ладонью его щеки.