– Я ищу мешок, – помотал головой Джеральд. – Чтобы не занимать лишнего места, мы сложили все наши вещи в два мешка, а не в четыре. Я помогал Годфри и Алби собираться, а Гален второпях позабыл мой молитвенник… вот, ищу, куда бы… Ну наконец-то! – Он бережно вынул из-за пазухи завернутую в чистую тряпицу книжку и уложил ее на дно холщовой торбы. И пояснил смущенно: – Нам ведь плыть. А погода скоро совсем испортится. Начнет на волнах подкидывать – могу за борт уронить.

– Не оправдывайся, сын мой! – махнул пухлой ладошкой понимающий брат Колум. – Твое желание вполне естественно…

– Вижу, вы тоже не все успели? – тонко улыбнулся Джеральд, заметив в руках монаха мешок. – Давайте я помогу! Еще ноги промочите.

– Храни тебя Господь, – благодарно ответствовал брат Колум, передавая послушнику свою ношу и присаживаясь на камушек посуше. – Обождем здесь. Остальные вот-вот должны спуститься.

– Святому отцу виднее, разумеется, – помолчав, осторожно сказал Джеральд. – Однако все же любопытно, брат Колум, отчего вдруг такая суматоха? Неужели из-за…

– Прошу вас, сын мой! – нервно вздрогнул пугливый монах, не дав ему закончить. – Не будем об этом. К тому же кто мы с вами такие, чтобы обсуждать решения аббата?..

– Простите, брат, – спохватившись, склонил голову послушник. – Это тяжело для вас. Не хотел расстроить.

– Пути Господни неисповедимы, – смиренно проговорил монах, кутаясь в плащ. – А отец Бэннан ничего не делает впустую… А вот и братья! Ну что, все готовы?..

– Пойду позову Галена и остальных. – Джеральд выпрыгнул на берег, поклонился подошедшим монахам и скрылся в тумане.

Брат Филип завертел головой по сторонам:

– А где же аббат? И Августина что-то не видно.

– Отец Бэннан с Лири куда-то ушли. – Брат Колум с помощью крепкой руки брата Патрика перебрался со своего валуна в лодку. – Но думаю, вернутся с минуты на минуту. Что же до Августина – он решил остаться. Я сам слышал, как он аббата просил, и тот дозволил… Ах, какое небо черное! Не было бы грозы.

– Будет, – прогудел брат Даллан, устремив к темному небу невидящие глаза. – Я чувствую. Идет непогода!

– Переждать бы лучше… – осторожно высказался брат Филип, качая головой. – А то и вовсе не ехать. Плохая это затея, да простит меня отец Бэннан!

– Филип, – хмуро обронил молчаливый брат Кевин, осуждающе взглянув на товарища. – Не начинай ты сызнова. Не все ли равно, где служить Господу?..

– Я ведь не об этом… – стушевался монах. Хотел еще что-то добавить, но не успел – сверху, с тропинки, покатились мелкие камешки, и к ожидающим братьям спустился аббат. Он с какой-то даже благоговейной осторожностью нес в руках потемневший от времени небольшой тяжелый сундучок. Следом за святым отцом шел брат Лири.

– Все здесь? – удовлетворенно констатировал аббат, аккуратно перебираясь в лодку и задвигая свою ношу под узкое деревянное сиденье. Подумал, придавил сундучок с обеих сторон мешками и поднял голову: – А где послушники? Или они передумали?..

– Нет, отче, они сейчас придут. – Брат Колум оглянулся на берег и протянул руку брату Даллану: – Держись!

– Справлюсь, – добродушно усмехнулся слепой монах, постукивая тростью по дереву борта. Он не любил, когда кто-то обращал внимание на его увечье, однако соседу по келье это прощалось – брат Колум, несмотря на душевную мягкость, был далек от излишней сентиментальности, часто граничащей с ощутимым чувством собственного превосходства… И брат Даллан знал, что тот так же протянул бы руку любому, кому просто по доброте своей захотел бы помочь. Но все же слепой справился сам – взялся одной рукой за скользкий от воды борт, сунул под мышку посох и одним прыжком оказался в лодке. Следом за ним принялись рассаживаться остальные братья. Из тумана вынырнула четверка тяжело дышащих послушников. Пора было отплывать.

…Скеллиг-Майкл – величественный, мрачный – таял в тумане позади. Тяжело бились волны в борта лодки, с громким всплеском мерно опускались в воду весла. Брат Колум обернулся на прощание и вдруг, издав тихий вскрик, приподнялся на своем жестком сиденье.

– Что случилось? – удивленно посмотрел на него аббат.

– Нет, ничего, отче… – тихо отозвался монах, тяжко вздохнув. И понурился: он таки забрал не все.

Его многие годы ведомый дневник, спрятанный от насмешливых братьев в расщелине скалы за молельней, остался на острове, надежно завернутый в холстину и прижатый камнем. Пять долгих лет брат Колум скрупулезно вел свои записи – и в одно мгновение все его труды пошли прахом! Тайник был такой, что ни за что не отыщешь. А пути назад, снова горько вздохнул безутешный монах, уже больше не было.

Нэрис глубоко вдохнула свежий морской воздух и улыбнулась такой счастливой улыбкой, что ее насупленные сопровождающие даже устыдились своего недавнего недовольства ранней прогулкой. Ульф Тихоня, который за последние месяцы малость поотвык вставать до рассвета, тоже долго ворчал, зевая во весь рот, но неугомонная леди, топнув ножкой, заявила, что его «приказом» верховые прогулки не возбраняются. А если он намерен копаться до обеда, она ведь закроет глаза на мерзкие дороги и английские дожди – и таки немедленно отправится в родную Шотландию. Это приказом лорда не запрещено тоже… Перспектива тащиться неделю по холоду и грязище разбудила сердитого норманна лучше кадки с ледяной водой.

И вот теперь, после двух часов бодрой рыси по туманным долинам, пятеро всадников, ерзая в седлах, украдкой зевали и слипающимися глазами таращились на серую морскую гладь, раскинувшуюся внизу под высоким обрывом. На кой черт жене командира так приспичило прогуляться к морю, они не очень понимали. Но жалованье им платили исправно, что уж там – можно и помучиться чуток. Все равно по большому счету с утра до вечера только спят да едят, да в картишки с караульными-англичанами дуются… А так пусть и холодно и рань невозможная, да хоть какое-то разнообразие.

Леди Мак-Лайон, оглянувшись на помятые физиономии спутников, весело фыркнула и, прикрыв глаза, подставила лицо соленому морскому ветру. Капюшон слетел, волосы давно растрепались, ну да и пусть их. Кто ее сейчас тут увидит? Разве что бойцы Ивара, а им без разницы… Хорошо-то как! Жаль, нынче не солнечно, как вчера, и ветер сильный, и тучи находят с горизонта грозовые, но все равно хорошо! Нэрис любила воду. Особенно когда ее так много. Она любила простор. А сидеть в четырех стенах ей осточертело до смерти. Нет, леди Кэвендиш прекрасная хозяйка, и дом у нее – просто картинка, и библиотека у сэра Дэвида всем на зависть… Но сколько можно-то уже?! Весна ведь. И так всю зиму в гостиной у камина проторчала, хватит!

Девушка открыла глаза, полюбовалась видом с обрыва (Грейс не обманула, просто дух захватывает!) и, повертев головой, заметила невдалеке, внизу, рыбацкую деревушку. Из глиняных труб тянулся дымок, у стен сохли на распорках сети, возле домиков копошились люди, занимаясь своими делами, – им-то было не привыкать вставать с рассветом. Отсюда, с высоты обрыва, деревушка казалась очень милой и даже какой-то уютной. Небольшая, дворов на двадцать, устроившаяся меж двух холмов в самом сердце маленькой каменистой бухты, она была надежно защищена и от ветра, и от штормов… Нэрис, подумав об этом, поежилась. Ветер, несмотря на всю его прелесть, был тем не менее сильный и холодный. Все-таки еще далеко не лето… К тому же захотелось есть. Боясь проспать все на свете, неугомонная леди встала рано, позавтракать не удосужилась, а наспех сжеванное яблоко, едва ли не силком впихнутое в нее заботливым брауни, желудок не наполнило.

– Ульф! – сказала Нэрис, повернувшись к зевающему во весь рот норманну. – Поедем вниз?

– Вниз так вниз, – безрадостно пробубнил тот. – Куда укажете, госпожа… А домой-то поворачивать не пора ли?..

– Нет еще. – Она тряхнула головой, окинула смеющимся взглядом кислые лица сопровождающих и добавила, тронув поводья: – Я ужасно проголодалась! И вы ведь тоже, наверное? Как думаете, нам дадут в деревне хоть по ломтю хлеба?