– Галлен? – позвал я.
– Похоже, ты ее того… – сказал Зигги.
– Прекрати, – потребовал я.
– Собирайся, – велел он. – Я нашел место.
– Какое место?
– Где можно укрыться от сторожа.
– Зигги!
– Я просидел там всю ночь, Графф. Я все спланировал.
– Я так и знал, – сказал я.
– Я не думал, что ты питаешь ко мне такое доверие, Графф.
– Доверие! – воскликнула Галлен.
– Она что, собирается закричать?
– Доверие, – повторила Галлен. – Он пришел сюда через сад? – О, она не могла взглянуть на него. – Тогда они видели его мотоцикл, – простонала она. – О, всем было велено выглядывать его!
– Какое ей дело? – изумился Зигги.
– Ты пришел из Санкт-Леонардо, Зиг? – спросил я.
– Графф, – сказал он, – посмотри на меня и скажи: ты что, видишь перед собой дилетанта?
Доверие
Сначала я услышал, как скрипнули доски где-то в конце коридора на середине лестницы, и затем послышался резкий скрип верхней ступеньки и треск тяжело прогнувшихся перил.
– Кто это? – прошептала Галлен.
– Это не за мной, – ответил Зигги. – Меня никто не видел.
Тогда я выглянул в коридор. Эта оказалась старая добрая тетушка Тратт, прогнувшая перила своей тяжестью и запыхавшаяся от подъема.
– Герр Графф! – позвала она. – Герр Графф?
Я вышел в коридор, где она могла видеть меня.
– Пришел Кефф, – сказал она. – Он пришел отвести вас на работу.
– На работу? – прошептал Зигг.
– Он слишком рано, – ответил я тетушке Тратт. – Скажите ему, что еще рано.
– Он знает, что рано, – сказала она, – поэтому он ждет.
Ужасная Тратт и я пару секунд с недоверием смотрели друг на друга, затем она заковыляла по ступеням вниз.
А лысый Зигги склонился над моей закусившей губу Галлен и схватил ее за косу.
– У него есть работа? – спросил Зигги. – У него есть работа, ты, чертова кукла?
– Зигги, – вмешался я.
– Вот вам и доверие! – воскликнул он. – Ты не верил, что я вернусь обратно, да? Нашел себе работенку и эту чертову девчонку!
– Они хотели арестовать его, – с трудом проговорила Галлен сквозь прикушенную губу.
– Я все рассчитал, – возмутился Зигги. – Неужели ты подумал, что я сбежал?
– Я знал, что ты все рассчитал, – сказал я. – Но, Зиг, они выставили меня бродягой. Они тоже все рассчитали.
– Кефф ждет, – напомнила Галлен. – О, все кончено! Если ты не спустишься вниз, он поднимется за тобой.
– Зиг, где я смогу встретиться с тобой после работы?
– Ну еще бы! – воскликнул он. – И ты еще будешь говорить мне, что не завалил эту маленькую потаскушку!
– Зигги, перестань, – сказал я.
– Ты еще будешь говорить мне это! – заорал он. – Будешь уверять меня, будто поедешь со мной? Но только после твоей гребаной работы! О, разумеется!
– Но Кефф уже ищет меня, – возразил я.
И я услышал скрип досок в конце коридора – чьи-то тяжелые шаги преодолевали сразу по две ступени вверх. – Зиг, сматывайся, – попросил я. – Тебя поймают. Скажи, где я смогу с тобой встретиться.
– Встретиться? – взвился Зигги. – Встретиться с этим ничтожным предателем Граффом? А зачем?
А крупные шаги неуклонно приближались по коридору, сопровождаемые тяжелым дыханием, словно гудением трактора.
– Уходи, Зигги, – взмолился я.
– Мне нужен мой спальный мешок и моя зубная щетка, Графф. Пожалуйста, верни мне мои вещи!
– О господи, Зиг! – воскликнул я. – Беги отсюда!
Бум-бум! – постучал по двери Кефф.
– О! Впусти костолома! Впусти сокрушителя позвоночников!
Кефф тяжело забил в дверь.
– Я пришел за своими вещами, – заявил Зигги.
– Да ты сумасшедший! – воскликнула Галлен. – Ты лысый придурок, – добавила она. – Чертов извращенец.
– О, Графф! – Он пятился задом между кроватями. – О, Графф, ведь у меня был такой чудесный план!
– Послушай, Зигги, – сказал я.
– О, черт бы тебя побрал, Графф, – тихо произнес он, стоя на оконном выступе на фоне заходящего солнца.
– Зиг, я и в самом деле хочу встретиться с тобой, – сказал я.
– Кефф! – воскликнула Галлен. – Он вышибет дверь.
– Зиг, скажи, где я могу встретить тебя?
– Где я встретил тебя, Графф? Ты следил за девушками в Ратаузском парке, – сказал он. – Ты следил и за мной.
– Зигги, – умолял я.
– Ты хорошо посмеялся надо мной. – Он меня не слушал. – Ты и твоя маленькая шлюшка, ради которой ты погубил все наше путешествие.
А дверные петли стонали под ударами Кеффа. О, как он колотил!
– Да подавись ты своей работой! – выкрикнул Зигги и прыгнул с подоконника в ужасную навозную кучу в саду.
Лучи заходящего солнца ударили в жуткий, безволосый череп. Тени еще больше углубили впадины на нем, а мертвый оскал скелета погасил живой свет в его глазах.
– Графф, – позвала Галлен.
– Заткнись! – рявкнул я. – Ты скажешь мне, когда он вернется… если тебе случится идти через сад в Санкт-Леонардо, ты найдешь меня и скажешь, когда он вернется.
– О, черт тебя побери, Графф! – воскликнула она. Потом произнесла: – О, Кефф, – увидев тракториста, который появился из-за громадной двери и так широко распахнул ее, что дверная ручка ударилась о косяк. Удивленный, он продолжал держаться за дверь, не зная, что с ней делать.
– О господи! – воскликнул я.
Но никто не произнес ни слова.
Отрицание животного
Как говорилось в записной книжке:
«Хинли Гоуч ненавидел животных на свободе, так долго и так самозабвенно отрицая животное в себе самом».
Но Кефф был не тем, кто мог бы отрицать животное в себе самом. Во всяком случае, не тогда, когда он тащил мою брыкающуюся Галлен вниз по лестнице к ее тетушке; и не тогда, когда ухватился за конец железного крепежа платформы и зацепил ее за трактор одним мощным Кеффмахом.
Я удерживал равновесие на платформе, пока Кефф вел трактор; железо тонко позвякивало под моими ногами, а край прицепа раскачивался, как на американских горках. Мы карабкались вверх по садовой дороге, и на какое-то время вечер стал казаться светлее – мы захватили конец дневного света, который дольше всего удерживается горами.
Когда мы добрались до верхней точки сада, у самого Санкт-Леонардо, Кефф остановился, ожидая окончательного наступления темноты.
– Ты давно занимаешься пчелами, Кефф? – спросил я.
– Сразу видно, что ты большой умник, – ответил он.
А редкие огни Вайдхофена, бледные, мерцающие огни вдоль реки, подмигивали нам далеко внизу. Свежевыкрашенные белой краской ульи отсвечивали зеленоватым сыром, ульи усеивали сад, словно цыганские кибитки, – они жили своей тайной жизнью.
Кефф ушел в сиденье трактора, согнувшись над ручными рычагами и тормозами, переключением скоростей, измерительными приборами и прочими железками; он развалился, используя громадные колеса, словно подлокотники легкой военной колесницы.
– Уже темно, Кефф, – сказал я ему.
– Будет еще темнее, – отозвался он. – Ты тот, кто должен собирать рои. Разве ты не хочешь, чтобы стало темнее?
– Чтобы пчелы быстрее уснули?
– В том-то вся идея, умник, – сказал Кефф. – Чтобы ты смог подкрасться к улью и закрыть заслонку. Чтобы, когда ты их разбудишь, они не могли бы выбраться наружу.
Поэтому мы прождали до тех пор, пока горные вершины стали почти неразличимы на фоне неба, а луна осталась единственным цветным пятном, и лишь мерцающий Вайдхофен свидетельствовал о том, что под фонарями и лампами не спят люди.
Кефф действовал так: я балансировал на прицепе, и мы двигались между рядами деревьев по одному саду, потом по другому. Он останавливался возле улья, и я легко подкрадывался к нему. В нем имелось небольшое отверстие, размером с почтовую щель в двери. На маленьком выступе снаружи оставалось несколько спящих пчел; я с крайней осторожностью проталкивал их внутрь домика, после чего опускал заслонку, перекрывая им единственный вход и выход.