Ежегодно я замечаю, что новое пополнение «Дайва трейдинг» уже не так привержено корпоративной этике, и молодые с радостью готовы оставить свои рабочие места ровно в пять. А раньше после пяти в офисе было столпотворение, и не раз я, усталый и изможденный, выбегал оттуда, чтобы успеть на последнюю из Умеды электричку в половине двенадцатого. А, вижу, как ты хмуришь брови. Я понимаю, ты недовольна мною. Обещаю, в мае, когда сдам квартальный отчет, я отдохну. Возьму отпуск, может быть, даже съезжу в Китай – ты всегда хотела побывать в Китае, помнишь?

Как бы то ни было, сегодня я закончил в семь. Всех отослали домой – в компьютерную сеть лопал какой-то вирус из Гонконга, и работа остановилась. Странно было уходить из офиса засветло. Некоторые из моих коллег отправились в бары. Как обычно, они пригласили меня, и, как обычно, я поблагодарил и принес извинения. Уверен, коллеги считают меня чудаковатым и замкнутым малым, но ты же знаешь, мне никогда не нравились бары, дискотеки и прочие подобные вещи. Я оказался дома около девяти, с единственным развлечением на вечер в виде суши, купленных навынос, и пульта от телевизора.

Как же болит голова от этого несчастного святящегося ящика! Бесконечное мелькание цветов, вечные студии, заполненные жизнерадостными хлопающими зрителями. После ужина я выключил телевизор и побродил по комнатам в поисках какой-нибудь домашней работы, однако я успел все переделать еще в воскресенье. Тогда я уселся за кухонный стол, заварил зеленого чаю и стал слушать по радио классическую музыку. Сегодня передавали Элгара. Музыка напомнила мне: я еще не решил, что делать с твоей виолончелью, она так и стоит в пустой комнате, собирая пыль. Наверное, надо пожертвовать ее какой-нибудь местной музыкальной школе – уверен, у них есть многообещающие молодые таланты, способные оценить мой дар. Сколько можно из чистого эгоизма цепляться за несчастный инструмент?

Опять госпожа Танака!.. Вчера утром старушка выскочила из засады, когда я выходил из дома.

– Господин Сато! Господи-и-ин Сато!

Госпожа Танака ковыляла через мокрую лужайку чуть не падая от волнения. Я забеспокоился – утренний воздух был довольно свеж, а старушка не надела пальто Тем не менее соседка просто излучала радость.

– Господин Сато! Угадайте-ка, кто приезжает в Осаку?

Кроме соседей, у нас с госпожой Танакой не было общих знакомых.

– Понятия не имею, госпожа Танака, – отвечал я.

– Нет, угадайте! – настаивала старушка с озорным блеском в глазах. – Моя племянница Наоко!

Она всплеснула руками с радостью, которую я никак не мог разделить.

– Компания переводит ее в местный филиал!

– Весьма рад слышать, – вежливо заметил я.

– Еще бы!

Госпожа Танака лукаво прищурилась.

Я вымученно улыбнулся. В самом ближайшем будущем не избежать мне приглашения на обед. Мы с Наоко будем скованно сидеть напротив друг друга, неловко поедая яблоки в тесте, приготовленные госпожой Танакой. Затем старушка с хитрым видом куда-нибудь ускользнет, якобы по неотложной хозяйственной нужде. До чего ж все это неудобно! Охотно верю, что Наоко – чудесная девушка, но как преодолеть скованность? Не то чтобы она мне не нравилась. Вовсе нет! Однако Наоко, безусловно, нравится мне не настолько, чтобы я решил потешить глупые романтические фантазии госпожи Танаки.

Разговор с соседкой был только началом весьма непростого дня. Около полудня меня пригласили в офис заместителя главного менеджера по работе с персоналом. По-спартански обставленный кабинет Мураками-сан служил выставочным залом для гольф-трофеев. Он принял меня весьма радушно, велел секретарше заварить ячменного чаю и усадил меня в черное кресло с роскошной обивкой. Даже сигарету предложил – разумеется, я отказался. Молоденькая секретарша, шурша колготками, разливала чай. Мураками-сан сидел за столом – позади него простиралось задымленное небо Осаки, вершины небоскребов тонули в легких облачках. Когда секретарша удалилась, Мураками-сан широко улыбнулся, явив взгляду кривые, словно гнутый китайский фарфор, зубы. Кожа вокруг налитых кровью глаз сморщилась.

– Сато-сан, – начал он, – позвольте мне весьма одобрительно отозваться о той громадной работе, которую вы проделали в последнее время. Мы очень довольны тем, что вы трудитесь в нашем финансовом департаменте. Вы постоянно умножаете свою репутацию первоклассного, преданного интересам корпорации сотрудника.

– Благодарю.

С застенчивой гордостью я склонил голову. Представители высшего менеджмента корпораций редко выражают признательность даже самым усердным из сотрудников. А уж услышать похвалу от такого небожителя, как Мураками-сан!

– Однако меня беспокоит, что вы работаете слишком много.

От удивления я вскинул голову. С чего это босс решил развести сантименты?

– Э… прошу прощения, – я начал заикаться, – но на прошлой неделе мы потеряли несколько ценных файлов, и я вынужден был заново…

Мураками-сан замахал руками.

– Не такихуж и ценных, а кроме того, вчера вечером мы пригласили специалистов и восстановили жесткий диск. Вся ваша работа оказалась напрасной.

Он пригладил безукоризненно причесанные седины. Возможно, он считал, что бессмысленность проделанной работы должна огорчить меня. Вове нет.

– Вот как, – сказал я.

– Сато-сан, – тонко улыбнулся Мураками-сан – ваш новый статус предполагает большую респектабельность. Вы же предпочитаете вести себя словно самый последний уборщик в офисе!

У меня отвисла челюсть. Никогда не предполагал, что моя работа в «Дайва трейдинг» вызовет подобные нарекания!

Мураками-сан наклонился и доверительным тоном продолжил:

– Мне кажется, ваша работа была бы гораздо эффективнее, если бы вы больше внимания уделяли отдыху. Вам известно, что у нас есть счет, предназначенный для оплаты развлекательных мероприятий для гостей и старшего персонала?

Я кивнул. До меня доходили слухи об этих расточительствах.

– Сколько времени вы работаете в нашем финансовом департаменте, Сато-сан? Три месяца? И мы до сих пор не нашли повода пообщаться в менее официальной обстановке? Не возражаете, если сегодня вечером мы восполним этот пробел – разумеется, за счет компании?

Я заерзал в кресле.

– Сегодня вечером?

– Именно. Сегодня я как раз свободен.

– Простите меня, Мураками-сан, но сегодня будет весьма затруднительно… Я должен подготовить отчет по «Кавасаки» к четвергу…

– Нет-нет, именно сегодня, Сато-сан, не увиливайте.

Мураками-сан победно просиял. Я поправил очки. Мне льстило, что начальник оказывает мне такие знаки внимания, но одна мысль о предстоящей попойке заставляла желудок болезненно сжиматься.

– Итак, будьте готовы к шести, – провозгласил Мураками-сан.

Сплетя на коленях руки, я покраснел и неловко улыбнулся в ответ, признавая поражение.

Весь день я надеялся, что Мураками-сан забудет. В пять прокрался к фонтанчику с питьевой водой. Пить я не хотел, но лелеял мечту, что если поторчу у фонтанчика какое-то время, Мураками-сан устанет ждать и уйдет без меня. Коллеги, остававшиеся после работы, выстраивались в очереди к автоматам с кофе и сигаретами. Как же я им завидовал! Скрывался, однако, я недолго – скоро в коридоре появился Мураками-сан с грудой одежды в руках.

– Ага, Сато-сан, вот вы где! – прогремел он. – Я принес ваши портфель и пальто.

Он впихнул мне вещи.

– Итак, что бы вам хотелось на обед? В Синсайбаси есть ресторан, где подают таких кальмаров, обжаренных в тесте, что просто пальчики оближешь!

В витрине ресторана гигантский краб из пластмассы шевелил клешнями, приветствуя прохожих. Внутри оказалось шумно и многолюдно. Мураками-сан заказывал блюдо за блюдом. Морепродукты готовили на гриле в центре стола. От очага распространялся жар, и лицо Мураками-сан приобрело оттенок терракоты. Он заказал большой кувшинчик саке. От запаха спиртного меня мутило, но я все-таки сделал два осторожных глотка. С полным ртом, набитым кальмарами и тигровыми креветками, Мураками-сан умудрялся в красках расписывать последний турнир по гольфу. Он пригласил меня на следующий турнир, пропустив мимо ушей признание, что спортсмен из меня никакой. За соседним столом шумела студенческая компания. Они вели себя довольно вульгарно, даже девушки хлестали пиво большими глотками и задирали ноги чуть ли не до плеч. Я вспомнил клуб любителей народной музыки в Токио, куда мы с тобой часто ходили – там мы тихо сидели вместе с друзьями, наслаждаясь музыкой. Тогда не было бесконечной болтовни по сотовым никто не открывал пивные бутылки о стол.