Пока жертва и хищники обменивались приветствиями, я спрятался в темном углу бара. Затем Юдзи сел, и они принялись беседовать, намеренно игнорируя Мэри.

Стрелки часов двигались вперед. Солдаты Люцифера раз за разом заталкивали монетки в сто йен в щель музыкального автомата, снова и снова вызывая оттуда дух тяжелого металла. Мэри пила коктейль за коктейлем, чтобы задушить ростки уныния, пробивавшиеся в душе, и унижение от того, что с ней обращались, как с надувной куклой. Как только Мэри удастся нащупать вход в гиперпространство, она никогда больше не будет тосковать. Прорыв в гиперпространство уничтожит все сорняки скуки, но до той поры я мог лишь сочувственно наблюдать за ее страданиями.

В своем эгоцентризме Юдзи ничего не замечал, а друзья терпели его болтовню, пуская слюни в предвкушении того, как будут его убивать. Их подмигивания и посапывания участились, когда толпа посетителей начала редеть. Я разобрал этот примитивный код – они нападут на Юдзи, как только бар покинет последний клиент. Люди уходили, и шесть желтых глаз все чаще устремлялись к упрямой, неподвижной фигуре в углу. Ко мне.

Фигура в углу тоже не сводила с них глаз. Когда троица головорезов поняла, что я не собираюсь уходить, бандиты разозлились. Они не смели нарушить приказ Ямагавы-сан. Персонал бара также волновался – чем скорее головорезы сделают свое черное дело, тем скорее они подотрут кровь и отправятся по домам. Однако я не стану первой костяшкой, вслед за которой начнет рушиться сооружение из множества костяшек домино. Только не я. За два часа, пока я сидел в потемках, в голове моей родился план. Теперь все зависело от мочевого пузыря Мэри.

Я исследовал ее мочевыводяшую систему. За сегодняшний вечер она дважды ходила в туалет: первый раз в 21.46 и второй раз перед встречей с Юдзи в 00.59. Когда на часах было 03.04, нежная упругая подушка ее мочевого пузыря снова набухла, но тело не отвечало на призыв. Молекулы фильтровались сквозь плазму. Разрозненные фрагменты гемоглобина и аспирин пятимесячной давности просачивались через витые канальцы. Как на иголках, я сидел и ждал, услышит ли Мэри зов своего тела до того, как терпение бандитов истощится.

Я вздохнул с облегчением, когда мечтательный настрой Мэри разбился, заставив ее переключиться на нужды организма и вспомнить о том, как давно она хочет в туалет. Она встала и, покачиваясь, направилась через бар в узкий коридор, который вел к женскому туалету. Я последовал за ней. Дверь была открыта. Я закрыл ее. Затем я изо всех сил повис на ручке.

Тем временем в баре негодование Тору достигло предела. Последний посетитель удалился восвояси, подальше от греха. Тору поднялся и размахнулся – татуированная рука взлетела, словно коса, сметая со стола пепельницы и пустые стаканы. Кровь ударила бандиту в лицо, когда он с размаху опустил кулак на лицо Юдзи.

– Предатель.

Персонал бара смотрел, как Юдзи съезжает вниз, и морщился от звуков, похожих на вколачивание гвоздей в дерево. Юдзи кашлял кровью. Синго и Кензи с искаженными лицами били его по ребрам. От каждого удара Юдзи дергался, словно пораженный током.

– Где…

Удар.

– …ты…

Удар.

– …спрятал их?

Сумасшедший смех вырвался из залитого кровью горла Юдзи.

– У Мэри… Держите Мэри.

Безмятежно освободив мочевой пузырь, Мэри направилась к двери туалета. Несмотря на малую мышечную массу и опьянение, она могла нажать на ручку двери с силой, равной 103,1 ньютона, а паника увеличила этот показатель до твердых 312 ньютонов. Я оперся о косяк и потянул дверь на себя. В баре избиение на время прекратилось. Тору склонился над Юдзи.

– Что ты сказал?

– У Мэри… Хватайте ее!

Сердце мое часто забилось. К счастью, глотку Юдзи забили кровь и слизь, поэтому бандиты ничего не расслышали. Юдзи выпустил еще один фонтанчик кровавого смеха. Тору дал ему пощечину. Бандиты поставили Юдзи на ноги и, скрутив за спиной руки, повели к заднему выходу из клуба. Персонал бара кланялся и желал окровавленной процессии приятного пути.

А мы с Мэри продолжали сражаться за дверь. Мэри орала:

– Эй, кто-нибудь! Выпустите меня отсюда!

И так целых семь раз, пока, наконец, не сдалась.

Я вернулся в бар. Бармен, подбиравший осколки, подпрыгнул, когда я прошмыгнул мимо, мои кроссовки оставляли на полу отпечатки, смешиваясь с брызгами крови Юдзи.

Снаружи Кензи, Синго и Тору, освещенные синими огнями полицейской машины, отпускали язвительные комментарии, а полицейский записывал их показания в блокнот.

А на соседней улице Юдзи из последних сил несся к свободному такси, словно птица со сломанным крылом.

Внутри канистры с бензином страдающие клаустрофобией углеводороды ожесточенно пихались и корчились в тесноте, готовые вспыхнуть. Давным-давно эти молекулы были лесами юрского периода и динозаврами, некогда безраздельно господствовавшими на Земле, пока их на многие тысячелетия не сплющили осадочными породами, а затем не переработали на нефтеперегонном заводе. Я понимал, какое раздражение вызывало у них подобное непочтительное отношение.

На другой стороне железнодорожного полотна Юдзи зажег спичку. Фосфорная головка вспыхнула, осветив бар «Лотос». Юдзи смотрел, как она горит, затем зажег другую. Наверное, вас интересует, зачем мне канистра с бензином? Я собирался сделать с Юдзи то, что он только что проделал со спичкой. Подозреваю, что вы смущены. Разумеется, вы можете считать меня достойным осуждения чудовищем. Впрочем, давайте рассуждать разумно. Уничтожь я Юдзи, и общая сумма страданий в этом мире только уменьшится. Позволь я ему и дальше попирать землю, и в опасности окажется не только Мэри, но и множество людей, с которыми ему предстоит пересечься в будущем.

Мое решение продиктовано не страстью, а холодным рассудком. Это вовсе не убийство, а простая переработка человеческой плоти в углеродную пыль и энергию. Общая сумма материи во вселенной останется прежней, и ничего ценного не будет утеряно. Даже душа его перетечет во что-нибудь, чему еще предстоит родиться. В личинку комнатной мухи или гниды, например. Повторюсь, я не испытывал никаких сомнений в том, что намеревался совершить.

В своей деревянной будке Юдзи ломал голову в поисках выхода, не подозревая о том, что хитроумный механизм уже запущен, и Бог из машины вот-вот возникнет на сцене. Он ни капли не сожалел о том, что впутал в преступление Мэри. Напротив, Юдзи гадал, как уговорить ее подтвердить его алиби или взять часть его грехов на себя.

Сова расправила крылья в лунном свете. Льдина размером с Китай дрейфовала в марсианском канале. Кошка, крадучись, бродила по крыше бара, зеленая радужка ее глаз светилась во мраке. Я встал на ноги, а кошка спрыгнула с крыши и мягко приземлилась на лапы, размышляя об оставшихся ей трех жизнях. Расплескивая бензин, я пересек полотно, затем вскарабкался на мшистую насыпь рядом с баром «Лотос». Несмотря на ветхий вид, в этом деревянном строении было семь целых девять десятых триллионов килоджоулей энергии, ждущих своего часа.

Бар «Лотос» был не только процветающей экосистемой, где природа снова вступила в свои права, или укрытием для беглеца от якудзы. Здесь хранилось прошлое. Смутные обрывки прошлого мерцали во тьме, забытые мгновения оживали. Я видел обворожительную Киоки, которая забралась в постель Юдзи, чтобы исполнить соблазняющий танец живота перед одиннадцатилетним подростком, онемевшим от удивления. Шутницу Сизуко, которой нравилось извлекать свой стеклянный глаз изо рта – легкая забава, многим казавшаяся весьма эротичной. И Маму-сан, гораздо моложе, довольно соблазнительную, еще без складок подкожного жира… Несомненно, смерть единственного сына подкосит ее. Господину Бойанжу придется приложить немало стараний, чтобы утешить хозяйку. Да и Мэри наверняка окажется среди тех немногих, кто оплачет Юдзи. Впрочем, как только Мэри переступит черту, отделяющую ее от гиперпространства, она забудет все свои печали.