– Так точно, – рядовой смущенно улыбнулся. – Двадцать стукнет.

– Это хорошо, – подполковник не стал говорить, что теперь, после вчерашнего происшествия, лично он в том, что егерь до праздника доживет, не столь уверен. – Я начальник погранотряда Карельского перешейка, как ты наверное знаешь.

– Так точно! – солдат попытался вскочить и вновь встать по стойке «смирно», однако подполковник устало махнул рукой, удерживая парня на месте.

– Сидите, рядовой. Мне нужно допросить вас о вчерашней артиллерийской стрельбе, а не любоваться вашей выправкой. Расскажите, все что знаете.

– Ну… А что рассказывать? – пожал плечами парень. – Вчера я с трех до шести пополудни был в дозоре возле Майнилы. Только заступил, как слышу – выстрел. Ну, такой… Как из пушки. А секунд через двадцать в поле, между русской деревней и границей ка-ак жахнет! И воронка посреди поля. Это… Где-то на три часа от меня.

– На нашей, или на советской территории? – уточнил подполковник, записывая.

– На их.

Подполковник кивнул.

Дальше что было?

– Дальше? Минуты через три из деревни к воронке подошли русские военные. Сначала один, а потом еще пятеро… Или шестеро.

– Пятеро или шестеро?

– Не знаю, – парень растерянно заморгал. – Я не считал точно.

– Жаль… – вздохнул Инкала. – И что они там делали?

– Да ничего, господин подполковник. Минуты три рассматривали воронку от взрыва, а потом ушли.

– Ничего не выкапывали, ничего не уносили? – Инкала все еще надеялся, что русские просто что-то испытывали, отчетливо осознавая, впрочем, что надежды эти пусты.

– Никак нет.

– Ты хорошо рассмотрел? Далеко они от тебя находились?

– В тысяча ста, может тысяча ста десяти метрах.

– Откуда такая точность? – удивился начальник погранотряда.

– Так… – Эмил смущенно улыбнулся. – Пост-то снайперский. Давно уже все расстояния промерили.

– Это молодцы, – усмехнулся подполковник. – Хвалю. Ну, а откуда стреляли, не заметил?

– Да я так понимаю, с советской стороны. Часов с шести или семи. В том направлении потом еще ружейная стрельба была.

– Яа-а-асно… – протянул Инкала. – Что-то еще добавить можешь?

– Никак нет.

– Тогда на, – подполковник протянул протокол и перо Савалайнену. – Распишись.

Когда дверь за Эмилом закрылась, Инкала устало потер глаза. Не сходились его показания, ни с показаниями некоторых других опрошенных, ни с банальной логикой. Ибо, когда в солдата стреляют из пушки, сначала он видит вспышку, затем ему отрывает голову, и только потом он может услышать звук самого выстрела.

«Дело ясное, что дело темное», подумал подполковник.

К вечеру следующего дня, после обмена нотами, СССР вышел из советско-финского пакта о ненападении. Война между СССР и Финляндией приближалась.

– Вот, товарищи, – произнес Бохайский, похлопав ладонью по броне танка СМК. – Это и есть те самые, по выражению товарища старшего лейтенанта, «очешуеть». Эти машины нам и предстоит испытать в боевых условиях.

Хальсен сделал вид, что ему ни капельки не стыдно. После того, как полковник из ГАБТУ (он представлялся, но Макс забыл его фамилию практически моментально, больно уж мудреная была – навроде Тер-Амбарцумян) расписал достоинства новых танков КВ, СМК и Т-100, те можно было со спокойной душой канонизировать. Орудия, лошадиные силы мотора, проходимость – все параметры танков более чем впечатляли, однако самое «вкусное» полковник оставил напоследок, так что когда он назвал параметры брони, старлей удивленно икнул, и, совершенно машинально, выдал это самое «очешуеть, das ist phantastik».

– Давайте, значит, распределять машины по экипажам, – продолжил подполковник. – Ты, Арсений Тарасович, что там, в автобронетанковом управлении, говорил? Башен в два с половиной раза меньше, должны б ломаться настолько же реже?

– Так точно, – кисло отозвался ВрИО замполита отдельного испытательного взвода тяжелых танков, подспудно ожидая, что сейчас к какому-нибудь танку быстро присобачат еще три башенки, после чего командиром этой машины назначат именно его.

– Ну, значит я, на правах командира, беру себе однобашенный КВ. Тебе, капитан, что больше нравится из оставшегося?

– Да они практически одинаковые, – сказал Вилко, и подбросил монетку. – Так, старлей, тебе достался СМК, а мне… Это. Вот непорядок, что у танка названия нет.

К вечеру на борту Т-100 красовалась надпись «Борец за свободу украинского народа Богдан Хмельницкий».

Увидавший эдакое «украшение» подполковник укоризненно покачал головой и произнес:

– Ну ты, блин, даешь, Тарасыч. Это ж БЗСУН БэХэ получается. Мудрено больно, да и звучит как-то… Не очень. Сильно не очень, доложу я тебе.