Магнус быстро проехал мимо Берсеркьяхрауна, не глядя туда, где находилась ферма деда, потом направился к невысокому холму Хельгафелл, известному как Священная Гора. Эта возвышенность была хорошо видна с фермы в Бьярнархёфне. Один из первых поселенцев в этих местах, Торольф Длиннобородый, решил, что в этой священной земле он и его родственники будут похоронены, когда умрут. Желая сохранить святость этого места, он потребовал под страхом смерти, чтобы на холме никто не «нарушал покоя эльфов». Разумеется, соседи стали делать именно это, справляя большую нужду прямо на глазах у людей Торольфа, из-за чего и началась наследственная вражда.

В церкви под холмом находилась могила Гудрун Освифсдоттир, героини «Саги о людях из Лососевой долины».

С берега небольшого озера у дороги поднялся в воздух орлан и полетел к холмам, развернув веером белый хвост.

Этот ландшафт, почти не изменившийся за последнюю тысячу лет, оживлял саги, читанные и перечитанные Магнусом в двух тысячах миль отсюда. Каждое упомянутое в Эддах поселение продолжало существовать. Так, Бьярнархёфн, ферма его деда, была названа в честь Бьярна с Востока, Стир жил в Храуне, Снорри Годи — в Хельгафелле, Арнкель — в Больстаде за ближайшим холмом. Тогда на хуторах жило больше людей. Как и теперь, они угоняли в горы овец, ухаживали за лошадьми и косили на лугах сено. Только в те дни прибывшие из Норвегии колонисты расхаживали с мечами и секирами по лавовому полю и нередко убивали друг друга.

Дед и бабушка, рассказывая Олли и Магнусу эти истории, намеренно усугубляли их мрачную тональность, что вначале восхищало, а потом ужасало мальчиков.

В Стиккисхольмюре Магнус миновал свою старую школу и продолжил путь к гавани, окруженной беспорядочно стоящими многоцветными домами, крытыми гофрированным железом. На первый взгляд городок не очень изменился. Рядом с гаванью находилось белое здание больницы, за которой возвышался францисканский женский монастырь. Странно было видеть в городке монахинь, главным образом из южноевропейских стран. Исландия являлась типично протестантской страной, поэтому монахини и их необычное поведение казались местным детям экзотичными.

Больница носила имя Святого Франциска. Ингвар, дядя Магнуса, работал там врачом. Она тоже пробуждала воспоминания. Там он навещал Олли. Недолго лежал сам со сломанной якобы при падении со стога рукой. Лгал медсестрам. Они ему не верили. Он боялся, что откроется правда.

Заставив себя вернуться к настоящему, Магнус стал наводить справки в конторах местных рыболовецких компаний. Бьёрна Хельгасона там знали, но не видели уже около двух недель. Были совершенно уверены, что его нет ни на одном местном судне.

Идя вдоль набережной, Магнус размышлял, что делать дальше. Можно было поехать на запад полуострова, в Олафсвик и Риф, и там поспрашивать о Бьёрне. Или домой. Или…

Или повидать Уннюр.

Магнус в глубине души сознавал, что уже принял это решение. Это вообще было одной из причин того, что он поехал сюда искать Бьёрна. Вот почему стал наводить справки в Стиккисхольмюре, а не в Олафсвике. Кого он обманывал? Он приехал, чтобы повидать любовницу отца.

Найти кого-то в исландском городке нетрудно. Магнус вернулся в контору, попросил телефонный справочник и стал искать в списке Уннюр — исландцы записывают людей по именам.

Уннюр жила в опрятном белом доме, с вершины утеса смотрящем своим фасадом на гавань. Рядом стояла церковь, построенная в нарочито авангардистском стиле. Она представляла собой нечто среднее между белой круглой мексиканской церковью и космическим кораблем. Ее возводили все время, пока Магнус жил там. И хотя этот образец современной архитектуры не походил на Халлгримскиркья в Рейкьявике, тоже напоминавшую готовую к старту ракету, Магнус, глядя на замысловатые контуры этого культового сооружения, подумал, что в нем, может быть, закодирована какая-то межгалактическая изотерическая концепция.

Магнус посидел возле дома несколько минут. Хотелось думать, что наконец-то он приближается к пониманию того, почему развелись его родители и, возможно, только возможно, почему был убит его отец. Он глубоко вздохнул, вылез из машины и позвонил в дверь.

Открыла седая женщина с голубыми глазами, слегка выступающими скулами и светлой, полупрозрачной кожей. Магнус подсчитал, что если Уннюр ровесница его матери, ей должно быть пятьдесят восемь лет. Она выглядела как раз на этот возраст, но обладала изысканной красотой. Магнус не мог признать в ней ту женщину, которую смутно помнил с детских лет. Несомненно, она была просто красавицей в свое время. Во время отца Магнуса.

— Да? — Она робко улыбнулась.

— Уннюр?

— Это я.

— Можно задать вам несколько вопросов? Я Магнус Рагнарссон. — Он помедлил секунду, чтобы она вспомнила это имя. — Сын Рагнара Йонссона.

Уннюр после некоторого замешательства с недовольным видом поджала губы.

— Нет. Мне нечего тебе сказать.

— Я собирался поговорить с вами о моем отце.

— А я не желаю говорить с тобой о нем. Это было давно и тебя никоим образом не касается.

— Еще как касается. Я совсем недавно узнал о ваших отношениях. Это могло бы прояснить кое-какие моменты из моего детства и из жизни родителей. Я ведь еще многого не понимаю.

Женщину охватили сомнения.

— Понимаю, для вас это будет мучительно, для меня тоже. Но вы единственная, кто может мне помочь. Я больше не общаюсь с родными матери — вернее, они со мной не общаются.

Уннюр кивнула.

— Меня это не удивляет. Ладно. Но скоро должен вернуться мой муж. Он работает в больнице. Когда он появится, мы сменим тему. Идет?

— Идет, — ответил Магнус.

Уннюр проводила его в гостиную и пошла за кофе. Несмотря на изначальную враждебность, она не могла пренебречь этим традиционным проявлением исландского гостеприимства. Магнус огляделся. Комната была чистой и уютной, и в ней, как во всех исландских гостиных, демонстрировался полный набор семейных фотографий. Одна стена была увешана полками с книгами на исландском, датском и английском языках. Из большого венецианского окна открывался замечательный вид на серые воды Брейдофьордюра с плоскими островками и силуэты гор Западных Фьордов вдали.

Уннюр убрала с дивана стопу учебников, освобождая место для Магнуса.

— Извини. Присаживайся.

Он сел.

— А тебя можно узнать. Волосы, правда, слегка потемнели, они были ярко-рыжими. Тебе тогда было семь или восемь лет.

— Ну а я вас толком не помню. Мне хотелось бы сохранять в памяти главным образом период, относящийся к жизни в Рейкьявике.

— До того, пока все не пошло прахом? — спросила Уннюр.

Магнус кивнул.

— Ну и что я могу рассказать тебе? — спросила она, наливая Магнусу кофе. Лицо ее выражало непримиримость и какую-то вызывающую суровость.

— Можете рассказать мне кое-что о матери? — спросил Магнус. — Какой она была в действительности? Я помню тепло, исходящее от нее, смех, атмосферу счастья в нашем доме в Рейкьявике. Потом у нас воцарилась холодность — мы с братом редко видели ее, жили здесь у деда, а она почти все время проводила в Рейкьявике. Тогда мне казалось, что она очень устает на работе и потому у нее такой угрюмый вид, но скорее всего, как я теперь думаю, она просто бывала пьяной.

Уннюр улыбнулась.

— Она была занятной. Очень занятной. Мы вместе учились в школе здесь, в Стиккисхольмюре.

— Я тоже здесь ходил в школу.

— Школа была хорошей, — продолжала Уннюр. — Она и сейчас такая же. Я преподаю там английский и датский. В общем, мы стали лучшими подругами, когда нам было, наверное, по тринадцать лет. Маргрет была умницей. Она любила читать, как и я. И нравилась ребятам. Мы вместе провели одно лето в Дании, в языковой школе, там было интересно. И решили, что уедем в Рейкьявик и станем учительницами.

Уннюр явно увлеклась воспоминаниями.

— Мы сняли квартиру и замечательно жили вместе. Получили дипломы и стали преподавать в Рейкьявике — правда, в разных школах. Маргрет познакомилась с твоим отцом, они полюбили друг друга, поженились, и я съехала с квартиры, освобождая для него место. Мы прекрасно ладили втроем. Были добрыми друзьями.