— До сих пор думаешь, что я летал в Лондон? — спросил Бьёрн.

— Нет, — ответила Харпа. — Извини за это предположение. Я верю тебе. Но меня беспокоит, что Синдри каким-то образом причастен к этим убийствам.

— Ты понимаешь, что если пойдешь в полицию, они вновь откроют дело Габриэля Орна?

— Да, понимаю, я думала об этом.

— Так, и тогда ты расскажешь полицейским все, что произошло в тот вечер?

— Нет. Скажу, что все мы пошли на квартиру к Синдри. И что я потом позвонила Габриэлю Орну, но он не появился.

— Они вовсю примутся за тебя, — сказал Бьёрн. — Если признаешься, что лгала им, они не отстанут, пока ты все не выложишь.

— Ну тогда я просто не буду отвечать на их вопросы.

— Тебе предъявят обвинение. Ты окажешься в тюрьме.

— Я не собиралась убивать Габриэля Орна. Может, судья это поймет, а может, я и заслуживаю тюрьмы.

— Харпа, но здесь два преступления. Во-первых, убийство Габриэля Орна. Мы знаем, что оно было случайным, и, возможно, судья согласится. А во-вторых, сокрытие убийства. Мы делали это умышленно, ты, я, Синдри, студент, повар. Нас арестуют за это. Всех нас.

Харпа вздохнула.

— Может, я попробую пообщаться с полицейскими анонимно. Но я должна найти способ известить их.

— Послушай. Я прямо сейчас приеду в Рейкьявик, и мы обсудим, как это сделать.

— Отговорить меня тебе не удастся.

— Понимаю. Но до моего приезда не предпринимай ничего.

На мастерской, как и на многих зданиях в Лейгавегуре, красовалось объявление «Сдается в аренду». Вигдис вспомнила это место, здесь находился один из лучших бутиков, которые были ей совсем не по карману. А теперь и всем в Исландии, подумалось ей.

Она увидела снаружи синий «фольксваген» с именной надписью «Гулли Хельгасон» и телефонным номером на дверце. Машина стояла на боковой улочке в нескольких метрах от нее, переднее колесо выходило на полметра за границу стоянки. Она вошла в мастерскую. Трое мужчин сдирали со стен ярко-оранжевую краску. Из радиоприемника неслось громкое пение Джея-Зи [16].

— Гулли?

Один из троих повернулся к Вигдис. Он был старше остальных, тридцати с небольшим лет, с коротко остриженными темными волосами и мускулистыми руками в татуировках. Был бы довольно привлекательным, если бы не животик, агрессивно выпирающий под комбинезоном.

Он удивленно приподнял брови.

— Да?

— Я детектив Вигдис из столичной полиции. Недавно звонила. Мне нужно задать вам несколько вопросов.

Гулли рассмеялся.

— Что тут смешного?

— Ясное дело. Вы черная. Не можете быть детективом. Кто же вы, черт возьми?

Вигдис с трудом сдержалась. Люди и раньше сомневались, что она служит в полиции, но так вызывающе — ни разу. Она достала удостоверение и сунула ему в лицо.

— Видите? Лицо черное. Мое.

Гулли поднял руки в шутливом жесте капитуляции и протянул их запястьями вперед, словно подставляя для наручников.

— Ладно, ладно. Пойду без сопротивления.

— Очень смешно. — Вигдис повернулась к двум малярам, с усмешками наблюдавшим за происходящим. — Выйдите, оба. И выключите приемник по пути.

— Послушайте! Им нужно работать, — запротестовал Гулли.

— Я сказала — выйдите.

Те поглядели на Гулли, потом на Вигдис. Пожали плечами, выключили приемник и неторопливо вышли на улицу.

Вигдис оглядела мастерскую. Там были только подстилки, кисти и еще не открытые банки с краской. Сесть было не на что, поэтому они остались стоять.

— Итак, где вы были на прошлой неделе?

— Уезжал. На отдых.

— Вот как? Один?

— Нет. С подружкой.

— И где отдыхали?

— В Тенерифе. На Канарских островах.

— Понятно. Когда вернулись?

— Вчера. Работу здесь начали утром.

Вигдис достала блокнот.

— Так. Мне нужны имя и адрес вашей подружки, даты и номера рейсов ваших полетов и название отеля, в котором вы останавливались.

Гулли пожал плечами и назвал все, что она требовала.

— А в чем дело?

— Мы возобновили расследование смерти Габриэля Орна Бергссона, произошедшей в январе при невыясненных обстоятельствах.

— Так зачем вам знать, где я был на прошлой неделе?

Вигдис пропустила этот вопрос мимо ушей.

— Итак, двадцать четвертого января останавливался ваш брат Бьёрн у вас в Рейкьявике?

— Да. Появился в обеденное время. Хотел пойти на демонстрацию возле парламента, поэтому я сказал, что он может заночевать у меня.

— Ходили вы на ту демонстрацию?

— Нет. — Гулли презрительно фыркнул. — Такие дела меня не интересуют. Пустая трата времени. И что получилось? Мы избавились от одной своры политиков, так теперь у нас другая, причем ничуть не лучше.

— Видели вы брата в тот день?

— Да. Работы у меня не было, сейчас трудно найти работу. Я принял брата в квартире. Мы вместе пообедали. Я дал ему ключ, и он пошел на демонстрацию.

— А вы?

— Я остался в квартире. Смотрел телевизор. Потом встретился с подружкой. Ушел на всю ночь. До утра не возвращался.

Вигдис записала все это.

— А утром видели Бьёрна?

— Да. И Харпу. Она провела с ним ночь. Я увидел ее, когда она уходила.

— Раньше вы Харпу видели?

— Нет. Ни разу. Но потом, само собой, видел. Не часто, но Бьёрн и она сейчас очень близки.

— А что Бьёрн? Что он делал?

— Наверно, тем же утром вернулся в Грюндарфьордюр. Я пошел искать работу. Не помню, нашел ли что-нибудь. Возможно, нет. Но тогда я рассказал все это полицейским.

Вигдис кивнула. Так оно и было. И то, что он говорил сейчас, совпадало с записями Арни.

— Бьёрн говорил в то утро что-нибудь о демонстрации?

— Да. Рассказал мне все.

— Выглядел он озабоченным? Встревоженным?

Гулли нахмурился и покачал головой:

— Нет. Я ничего такого не заметил, а если и заметил, то уже не помню. Теперь можно вернуть на работу ребят?

Вигдис поняла, что многого от Гулли не добьется без тщательного допроса в полицейском участке, но, может быть, даже и там ничего не выйдет. Главным было найти подтверждение его словам об отдыхе.

— Спасибо за помощь, Гулли, и за то, что уделили мне столько драгоценного времени, — сказала она с подчеркнутой вежливостью.

Вигдис поспешила обратно в участок, чтобы позвонить в «Айсленд экспресс», навести справки о вылете и прилете Гулли. На улице встретила женщину-автоинспектора, сказала ей о переднем колесе машины Гулли. Проезжую часть нужно сохранять незанятой.

Магнус шел по велосипедной дорожке вдоль берега бухты. Папки с делом об убийстве Бенедикта Йоханнессона лежали у него в портфеле. Налетавший с моря ветерок покалывал щеки. Небо было бледно-голубым. Очертания горы Эсья едва просматривались. На гребне ее лежала полоска первого снега.

Магнусу был необходим свежий воздух. Выйдя из кабинета Снорри, он пошел в участок. Объяснил Вигдис, что произошло, взял с нее обещание сообщать обо всем, что они с Арни обнаружат. Весть о том, что Магнуса отстранили от дела, казалось, усилила ее решимость довести его до конца. Магнуса это поразило.

Он подумал, что если она и Арни будут действовать скрытно, то вполне могут добиться успеха. Вот только Бальдур может им помешать.

Магнус злился. Злился на комиссара, на Шарон Пайпер и, что было хуже всего для душевного равновесия, на себя.

На ходу он достал телефон и позвонил ей.

— Пайпер.

— Это Магнус.

— О Виржинии Рожон нет никаких новостей. Ее муж до сих пор не связался с работодателем.

— Черт! Мне очень нужно что-то убедительное, чтобы включить в это дело Исака.

— Получим.

— Может оказаться слишком поздно.

— Почему?

— Комиссару Национальной полиции позвонили из вашего антитеррористического подразделения.

— О Боже!

— Точнее не скажешь.

— Он расстроен?

— Ну это как посмотреть. А вот меня отстранили от дела.