С первого дня знакомства Лидия предчувствовала: однажды ослепительный блеск Карен Оливер отбросит тень. Они с Элизабет как небо и земля.
— Интересно, что за город Мюнхен? А Париж? — спросила Элизабет, которая, похоже, думала о другом.
— Наверняка большой и шумный. — Лидия раскатывала тесто для пирога, Элизабет лущила фасоль. Пару минут обе притворялись, что заняты, а потом Лидия решилась: — Знаешь, одно время мне казалось, что вы с Майклом будете вместе.
— Да? А почему? — Элизабет подняла голову. Глаза ее были ясны, как прежде.
— Трудно объяснить. Когда ты впервые появилась на Нит-стрит, между вами пробежала искра.
— Искра? Какая еще искра?
— Невидимая. И не любовь — тогда еще не любовь. Сердце лишь со временем понимает, что ему нужно, а вот душа сразу чувствует. Жизнью могу поклясться, потому что я такое уже встречала.
Элизабет взяла новый стручок красной фасоли.
— Лучше не клянитесь.
Шрёдеры должны были вернуться в Англию, хотя Элизабет целый месяц не получала от них вестей. Собранные чемоданы ждали приезда грузчиков со станции. Сегодня в Лондон отправятся они, а завтра Элизабет и Тоби.
В дверь постучали, и Элизабет пошла открывать.
— Не беспокойтесь, это наверняка грузчики, — сказала она Лидии.
Из передней послышались голоса, а потом наступила тишина. В кухню проскользнул Тоби.
— Что случилось, милый? — спросила Лидия. — В чем дело?
— Не знаю, бабушка. Там наш «даймлер», а не грузчики. Элизабет читает письмо. Ты лучше выйди и посмотри.
— Что еще такое? — пробормотала Лидия, вытирая руки о фартук.
Лидия выглянула в окно. На фоне дымчато-серого осеннего моря темнели два силуэта — длинная черная машина и шофер в фуражке. По спине Лидии побежали мурашки.
— Письмо от матери Тоби, — сказала Элизабет, не сводя глаз с листка бумаги.
Элизабет, дорогая моя!
Пожалуйста, простите за это неожиданное письмо! Наш дом в Ричмонде продан, Ваши вещи отправлены в Кэтфорд, к Вашей матери, туда же сегодня отвезет Вас водитель.
Тоби отправится в Риджентс-парк. Там в доме сестры сейчас живу я с Бруно-младшим, Аннабеллъ и Бонни Мэй.
В Америке произошла какая-то катастрофа. В чем именно дело, я понять не в силах, но, похоже, все, у кого были деньги, неожиданно их потеряли. Бизнес моего мужа — что-то непостижимое, сотканное из предположений, надежды и арифметики. Сейчас ничего из этого надежным не представляется.
Достаточно объяснить суть катастрофы: люди совершали покупки на деньги, которых у них нет, а потом снова продавали, чтобы расплатиться за купленное. Если это не безумие, то обезумела я. Теперь они продают свои инвестиции, но таким образом их обесценивают. По-моему, это абсурд.
Муж говорит, Уолл-стрит давно гудела, поэтому месяц назад он вернулся в Нью-Йорк, чтобы защитить свой бизнес. К сожалению, победило безумие, а не он.
Как вам известно, я бизнесом не интересуюсь. Бруно всегда твердил, что коммерция — леса, на которых держится моя богема, нет, каменная стена, за которой она прячется. Что он имеет в виду, я никогда не понимала, но, видимо, сейчас стена рухнула и мы оказались под обломками.
Это еще не конец, муж считает, что дальше будет хуже. Фейрхевены тоже пострадали, и им придется продать виллу в Амальфи. А ведь фреска-обманка на веранде едва высохла. Бедная Кара и малышка Пикси в полном замешательстве.
Пока не купим билеты в Нью-Йорк, мы с детьми поживем у моей сестры, Франчески Брайон, которую Вы наверняка помните. Слава богу, Франческу катастрофа не затронула, у нее все сбережения хранятся в золоте. Наша мать всегда говорила, что моя сестра — царь Мидас.
Сейчас я не в состоянии мыслить логически. Когда справлюсь с головной болью, напишу снова и вышлю жалованье.
Пожалуйста, извинитесь перед друзьями за то, что наши планы резко изменились. Сами понимаете, я должна была перехватить Вас, пока Вы с Тоби не отправились в Ричмонд.
Приятной поездки! Тоби обожает этот «даймлер». Больше он его не увидит.
Пожалуй, это все. Спрашивать мужа о пони пока не решаюсь.
Ваша смятенная
Ингрид Шрёдер.
По дороге из Кента Тоби сидел на коленях Элизабет и нервно ерзал. Бедняга ничего не понимал, но объяснять было слишком сложно, поэтому Элизабет сообщила ему лишь самое необходимое. Она сказала, что больше не будет его няней.
— Солнышко, я постараюсь почаще тебя навещать.
— Нет, я останусь с тобой!
— Тоби, милый, мама ждет тебя в чудесном доме твоей тети Франчески. Это в Риджентс-парке, помнишь? Ты будешь играть с Бруно-младшим, Аннабелль и Бонни Мэй.
— Они никогда со мной не играют! Хочу остаться с тобой, бабушкой Лидией и Мишкой!
— Тоби, мы еще встретимся, обещаю! — Элизабет с трудом сдерживала слезы.
Мальчик заглянул ей в глаза и вдруг показался младше своих семи лет. Он сморщился и зарыдал от боли и бессилия.
— Я останусь с тобой!
И мучительному разговору не было конца.
За окнами промелькнули Английский канал, туманная Ромни-Марш, желтые хмелевые поля и яблоневые сады, заваленные опавшей листвой. Позади остались целые мили подрумяненных осенью боярышниковых изгородей, шиповника и ежевики. «Даймлер» пролетел маленькие городки Орпингтон и Бромли, потом деревню Бекенем, где коттеджи соседствовали с террасами новых кирпичных домов. В Кэтфорде живые изгороди сменились бирючиной.
Жители кэтфордской Рингстед-роуд сгорали от любопытства, когда черный «даймлер» остановился у дома мистера и миссис Моул. Мать Элизабет уже стояла на крыльце, рядом, обняв ее за плечи, пристроился мистер Моул. Казалось, они позируют для фотографии. По всей улице открывались двери.
Элизабет сидела рядом с Тоби. Его молчание в эти последние минуты было мучительнее слез. К ним повернулся водитель. Вероятно, он тоже ехал на этом «даймлере» в последний раз, поэтому не думал об условностях.
— Я позабочусь о Тоби, — пообещал он. — Он вполне может сесть впереди. Молодому джентльмену пора научиться водить машину.
Притихший Тоби послушно забрался на переднее сиденье «даймлера», а Элизабет отчаянно захотелось втиснуться рядом и попросить водителя отвезти их обратно в Кент. Не хочет она быть ничтожеством, не желает плыть по течению! Но «даймлер» уже тронулся с места, и скоро Тоби превратился в светлое пятно за стеклом.
Вот машина свернула за угол, и лицо мальчика появилось в заднем окне. Тоби наверняка перелез на заднее сиденье, чтобы посмотреть на Элизабет. Через минуту «даймлер» скрылся.
— Элизабет, милая, кентский воздух пошел тебе на пользу! — воскликнул мистер Моул.
— Ну вот, явилась! — проговорила мать. — В твоей комнате живет постоялица, в комнате Карен тоже, так что думай, как быть дальше.
18
По вторникам, после того как Рубен Хартог заканчивал утренний прием, Гюнтер Ландау пил с ним кофе и шнапс. Гюнтер шел к дому Рубена пешком, наслаждался прогулкой и предвкушал, как будет смаковать Ханнин кофе, сваренный на сливках с ванилью и бренди.
Ханна варила такой же кофе почти сорок лет назад в маленькой мансарде над книжным в Вене. Рубен изучал медицину, Гюнтер и Ханна — классическую филологию. В студенческие годы Гюнтер и Ханна были любовниками, но с легкой руки Анны-Марии Фишер их расставание прошло безболезненно.
Случилось все в библиотеке. Анна-Мария потянулась за книгой, длинные, почти до пояса, каштановые кудри рассыпались по спине. Никогда в жизни Гюнтер не видал девушек, настолько красивых со спины. Девушка обернулась — лицо оказалось непримечательное и куда менее красивое, чем у Ханны, но Гюнтер уже влюбился.
Ханна не плакала. Она нежно чмокнула Гюнтера в щеку и призналась, что они с Рубеном давно гадают, как сказать ему о своей страсти, чтобы не погубить дружбу. Спасибо Анне-Марии, благодаря ей проблема решилась.
