— Ив всегда ждал меня в машине, — с грустью произнесла она. — Впервые еду на съемки без него.

Она скользнула в полумрак лимузина с темными стеклами, затем закрыла дверцу, опустила стекло и, высунув голову из окна, поцеловала меня.

— Ты настоящий друг, Дэйвид. Надеюсь, ты станешь послом при том дворе, как он там называется. — Она засмеялась. — Пока, — попрощалась она и подняла стекло. Машина тронулась с места.

В тот же день я позвонил Джеку в Ошкош в штате Висконсин. Мне удалось застать его в мотеле, где он остановился. Голос у него был измученный.

— Калифорния! — пробрюзжал он. — Как бы я хотел быть там сейчас. Утром здесь было минус двадцать шесть. Дэйв Пауэрз разбудил меня в пять тридцать, чтобы ехать к мясокомбинату. Мне пришлось стоять там у проходной и обмениваться рукопожатиями с рабочими.

— У тебя измученный голос.

— Неужели? Я сижу здесь, опустив руку в таз с теплой водой, в которой растворили антисептик, — бесплатно принесли из ресторана. Представляешь, что такое пожать полторы тысячи рук, сняв перчатку при температуре минус двадцать шесть! Правая рука у меня вся в царапинах и синяках, я даже не могу вилку держать.

— Сколько голосов ты собрал? Так спросил бы твой отец.

— Немного собрал. Трудно сказать точно. Люди здесь не привыкли улыбаться — наверное, потому, что слишком холодно. Ты не поверишь, Джеки тоже здесь со мной. Она пользуется большим успехом, чем я.

— Охотно верю. А вообще тебе приходится не сладко.

— Ну, ты и сам знаешь, как это бывает… Единственный смешной случай, один-единственный. В Ашленде, там такой собачий холод, что пописать нельзя на улице — яйца отморозишь. Так вот, подходит ко мне парень и спрашивает: “Это правда, что вы родились в рубашке, что ваш отец миллионер и вам ни разу в жизни не приходилось заниматься физическим трудом?” На улице так холодно, что спорить абсолютно не хочется, и я говорю: “Да”. Он протягивает мне руку и говорит: “Я хочу пожать вашу руку, сенатор. Позвольте сказать вам — вы ничего от этого не потеряли!”

Мы оба рассмеялись. От рассказанной шутки Джек немного повеселел: он был одним из немногих общественных деятелей, которые умеют посмеяться над собой.

— Было бы замечательно съездить на несколько дней в Палм-Бич, — сказал он. — Немного оттаять.

— А это возможно?

— Только в том случае, если проиграю. Если выиграю, тогда в ближайшее время не получится. Но я не проиграю. Как там Калифорния?

— Браун поддерживает тебя на все сто процентов. Разумеется, пока ты не начнешь проигрывать на предварительных выборах…

— Это ясно. — Он вздохнул.

— Джек, сегодня утром я виделся с Мэрилин.

— Да? О Боже, как мне хочется, чтобы она сейчас была рядом со мной. Она бы отогрела меня гораздо быстрее, чем бутылка виски.

— Вообще-то она тоже этого хочет. Хочет быть в Висконсине, с тобой.

— Как у нее дела?

— Сейчас у нее тяжелый период.

— А кому сейчас легко?

— Ей очень плохо, Джек, я говорю серьезно.

Последовала долгая пауза; должно быть, он настолько выдохся, что ему трудно было сразу переключиться на несчастья других.

— Что случилось-то? — осторожно спросил он.

— Ты слышал о ее романе с Ивом Монтаном? С певцом из Франции?

— Ну а как же. Джеки постаралась, чтобы я знал все подробности, — ответил он.

— На ее семейной жизни это сказалось не лучшим образом, как ты понимаешь.

— Понимаю, — угрюмо произнес он. “Кто-кто, а уж он-то знает, что это значит”, — подумал я про себя.

— Она боится, что ты тоже сердишься на нее. Что ты не простишь ее.

— О Господи. Мэрилин не из тех женщин, что сидят дома и занимаются рукоделием или стряпают для своих мужей. Если ты хочешь, чтобы она принадлежала только тебе, ей нужно уделять много времени, а у меня его нет. Наверное, у Миллера тоже нет для нее времени, несчастный мужик… Передай ей, что я простил ее. Нет, лучше скажи, что мне не за что ее прощать.

— Думаю, она предпочла бы услышать это от тебя самого.

Он опять замолчал.

— Это будет сложновато, — ответил он. — Джеки повсюду ездит со мной. Сейчас я один, потому что она принимает ванну, но я не хочу, чтобы Мэрилин начала звонить мне в любое время дня и ночи. А с нее станется.

— Тогда сам позвони ей. Она в отчаянии, Джек.

— Я и забыл, что ты у нас сентиментальный, Дэйвид. Поэтому ты никогда не станешь настоящим политиком. — Джек говорил отрывисто, с раздражением в голосе, как его отец. Должно быть, он почувствовал это — и сразу извинился. — Прости, — сказал он. — У меня был длинный, тяжелый день. Если б ты был здесь, ты бы и сам понял.

— Да я понимаю. И не обижаюсь. Слушай, Джек, ты победишь. Это самое главное. Но ты все же позвони ей.

— Передай, что я позвоню ей завтра в полдень, по их времени, хорошо? — проговорил он быстро. На другом конце провода послышался какой-то шум. — Вот и Джеки пришла, — бодро сказал Джек. — Она передает тебе привет, Дэйвид.

— Ты ей тоже передай от меня. Скажи, что здесь очень тепло. Плюс двадцать один.

— Джеки, Дэйвид говорит, что в Лос-Анджелесе плюс двадцать один. — Он говорил оживленно, несколько более оживленно, чем следовало. “Умная женщина наверняка распознает в таком тоне неискренность, — подумал я. — Однако Джеки давно уже привыкла к подобным вещам”.

Я не слышал, что ответила ему Джеки, но в голосе Джека почувствовалась напряженность, и я подумал, что, возможно, он не заметил, как Джеки появилась в комнате, когда мы обсуждали проблемы Мэрилин.

— Да, так вот, Дэйвид, — продолжал он, — нужно организовать в Голливуде комитет, куда входили бы одни знаменитости. — Его голос снова зазвучал твердо, словно разговор о политике сразу же возродил его силы и уверенность в себе. — В этом нам может помочь Фрэнк. Он сумеет привлечь влиятельных и знаменитых людей.

— Я уже разговаривал с ним.

— Хорошо. — Он помолчал, а когда заговорил снова, в его голосе слышались властные нотки, как у его отца. — Но он не должен стать председателем этого комитета, Дэйвид. Будь с ним тактичен, но тверд. Фрэнк мне нравится, ты знаешь это. Он хороший парень, но друзья у него…

— А у нас друзья лучше, что ли, Джек?

Он расхохотался. У него был очень заразительный смех. Никто не мог сохранять серьезность, слушая, как он хохочет, а уж я тем более.

— Да, ты прав, Дэйвид. Тебе нужно было родиться ирландцем, — сказал он.

В устах Джека это была высшая похвала. Я попрощался, оставляя его на попечение Джеки, и затем позвонил на киностудию и сообщил Мэрилин, что она прощена.

В Висконсине, по крайней мере, ей даровано прощение.

Джек победил на предварительных выборах в Висконсине, но это была не та триумфальная победа, на которую он рассчитывал, и он был взбешен. Кандидатура Джека прошла в шести избирательных округах из десяти. Он набрал больше голосов, чем Хамфри, то есть победил в штате, который, по сути, считался родным штатом его соперника. Однако за Джека проголосовали в основном жители избирательных округов с католическим населением. В тех округах, где преобладали протестанты, победил Хамфри.

Отец Джека заставил меня бросить все свои дела. Джеку нужна была моя помощь. Было очевидно, что сейчас наступил решающий момент. Если Джек проиграет в штате Западная Виргиния — аграрном районе с отсталым протестантским населением, — то это утвердит всех политических деятелей партии во мнении, что на президентских выборах 1960 года у католика шансов победить не больше, чем их было у Альфреда Смита в 1928 году. Разговаривая со мной по телефону, посол особенно долго и убедительно распространялся на эту тему. Сам он в это время отсиживался в Палм-Бич, опасаясь навредить Джеку.

— Обработай всех влиятельных и известных протестантов, каких только можно, и убеди их поддержать Джека, — рявкнул он. — Кто самый влиятельный протестант в Нью-Йорке?