Шумная демонстрация в поддержку Кеннеди продолжалась, иногда затихая только для того, чтобы разразиться с новой силой. Всеобщий шум и возбуждение захватили ее поначалу, но теперь все это начинало ей надоедать. И вдруг толпа буквально взорвалась криками и аплодисментами.

Встав на цыпочки, она увидела на сцене Джека. Он робко улыбался. “Он держится на сцене, как настоящий актер”, — подумала она. Он не делал вид, что не замечает бушующую перед ним манифестацию, но держался несколько отстраненно, словно эти люди выражали поддержку не ему. Наклонившись, он пожал руки Стивенсону и миссис Рузвельт с таким видом, будто смущен этой шумной демонстрацией не меньше, чем они.

Джек что-то говорил миссис Рузвельт, а ее лицо было похоже на гранитную маску с застывшим выражением неодобрения. Наконец-то: первая женщина, на которую не действуют чары Джека! Он выпрямился, подмигнул мэру Дэйли и его сподвижникам и скромно встал в стороне со своими приверженцами, уступая главное место в центре официальному кандидату, но на того никто не обращал внимания.

Люди из фракции Кеннеди в составе нью-йоркской делегации подталкивали Мэрилин вперед. Они явно намеревались пробраться ближе к трибуне, где стояли делегаты от Массачусетса, чтобы попасть в поле зрения телевизионных камер.

Она тоже поддалась всеобщему возбуждению, но вскоре радостный трепет сменился страхом — шумная толпа скандировала, аплодировала, пихалась и толкалась, неся ее куда-то вперед, как обломок корабельной мачты, подхваченный прибоем.

Она потеряла Дэйвида, не могла даже обернуться, чтобы отыскать его глазами. Ее охватил дикий ужас: вдруг она споткнется и упадет или ее сдавят со всех сторон эти орущие, потные люди. Ей и раньше приходилось испытывать натиск толпы, но рядом всегда находились друзья, готовые в любой момент выхватить ее из сумасшедшего моря людей и увести в безопасное место.

Оркестр играл “Когда ирландец улыбается”, и делегаты от Массачусетса сгрудились вокруг трибуны, подталкиваемые со всех сторон толпой. Кто-то ущипнул ее за ягодицу, и она в ярости лягнула обидчика ногой. Почувствовав, что ее удар пришелся точно в коленку, и услышав, как какой-то мужчина вскрикнул от боли, она испытала полнейшее удовлетворение.

Пихаясь ногами и локтями, она пробиралась вперед и вдруг оказалась в неровной шеренге людей, которые, держась за руки и словно танцуя конгу, продвигались к трибуне. Чтобы ее окончательно не затолкали, она вклинилась в шеренгу, крепко ухватившись за руки стоявших рядом людей. Ее парик съехал набок, одежда вся пропиталась потом.

Впереди она увидела возвышающуюся над толпой трибуну, обитую широкими полосами материи красного, белого и синего цветов. У нее сломался каблук, она оступилась и резко подалась вперед, к шершавому краю сцены, покрытому полотнищем флага. Она прижалась к сцене. Толпа напирала, и она потеряла всякую надежду выбраться отсюда живой. Чулки на ней порвались, бретелька на бюстгальтере отлетела, она никак не могла отдышаться. Вдруг сверху протянулась чья-то рука и крепко ухватила ее за кисть.

— Прыгай! — услышала она сквозь шум знакомый голос.

Она подпрыгнула и закинула одну ногу на подмостки. Он стал тащить ее вверх. Наконец-то она оторвалась от толпы. Перегнувшись через ограждения, ей широко улыбался Джек.

— Смотрите, что я поймал! — весело проговорил он.

С трудом ухватившись одной рукой за перила, она перекинула свое тело на сцену и упала в его объятия. Она видела, как замигали вспышки, — это фотокорреспонденты спешили запечатлеть ее спасение.

— Как тебя зовут, лапочка? — закричал кто-то из репортеров.

Ее охватила паника, она не могла вспомнить свое новое имя. Однако Джек, наклонившись, прочитал фамилию на карточке, приколотой у нее на груди.

— Мисс Бёрди Уэллз из Милана, штат Нью-Йорк, — ответил он. — Чем вы занимаетесь, мисс Уэллз?

Это она еще помнила.

— Я заведую библиотекой, — выговорила она.

— Вы совсем не похожи на библиотекаршу, — зычным голосом заметил Дэйли, как ей показалось, стараясь проявить галантность. — Если бы наши библиотекарши здесь, в Чикаго, хоть чуточку были похожи на вас, я в школьном возрасте прочел бы гораздо больше книг.

— Я также секретарь городской корпорации, — неожиданно вспомнила она.

— Сказать по правде, на секретаря городской корпорации вы тоже не похожи.

— Рад был помочь вам, — сказал Джек. — Все это напоминает массовую сцену в кино. Вы в целости и сохранности, мисс… э… Уэллз? — Он подмигнул ей.

— Каблук сломался, — мелодичным голосом ответила она, приподнимая ногу, чтобы показать ему туфлю… и лодыжку.

— А, да, вижу. Что ж, могло быть и хуже. — Он опять подмигнул ей. — Я попрошу сейчас кого-нибудь проводить вас до гостиницы, мисс Уэллз, чтобы вы могли переодеть туфли. — Он махнул рукой, и к ним тут же подбежал Бум-Бум. При виде Мэрилин его густые брови вскинулись вверх.

Джек широко ухмылялся.

— Кто-то ущипнул меня за задницу, да так сильно, что там, наверное, синяк, — прошептала она ему.

— А как же ты думала? Политика — опасное дело, — шепотом ответил он. — Мне не терпится повнимательнее рассмотреть твои боевые отметины, но это чуть позже.

— Все обещаете, сенатор? Когда?

— Не могу сказать. Похоже, не все идет по плану… Закажи чего-нибудь поесть — например, пару больших бутербродов. Я приду, как только появится возможность.

— А где Джеки?

— Джеки сидит дома и смотрит все это по телевизору. Будем надеяться, что она не умеет понимать слова по движению губ. Надеюсь, здесь нет никого, кто умеет это делать!

— Как мне хочется поцеловать тебя.

Она произнесла это очень тихо, никто, кроме Джека, не слышал, но он все равно покраснел. Затем она услышала голос, который, без сомнения, принадлежал миссис Рузвельт:

— Бёрди Уэллз! Боже мой, никак не могла вспомнить, где я слышала это имя. Теперь вспомнила. Ну, конечно, мы с ней живем совсем рядом.

Миссис Рузвельт стала поворачиваться в их сторону, но ее усыпанная цветами шляпа и люди, толпившиеся вокруг Джека, не позволили ей увидеть Мэрилин. Какое-то мгновение Мэрилин стояла не двигаясь, в ужасе от того, что ей придется беседовать с Элеонорой Рузвельт перед камерами, но Джек взял ее за локоть и подтолкнул к Бум-Буму, и тот утащил ее со сцены, да так стремительно, что ноги ее почти не коснулись пола.

— Мисс Уэллз только что ушла, — произнес Джек, обращаясь к миссис Рузвельт.

Затем Мэрилин и Бум-Бум шли какими-то коридорами, спускались по потайным лестницам, ехали в служебном лифте — в этом мире Бум-Бум чувствовал себя как дома. Потом она вдруг вспомнила, что Дэйвид, должно быть, обливается потом, пытаясь найти ее. При этой мысли она улыбнулась, испытывая легкое чувство вины перед ним.

Ей стало жаль Дэйвида, и она попросила передать ему, что находится в своем номере в гостинице. Она заказала в номер бутерброды, пару бутылок шампанского “Дом Периньон” и бутылку любимого виски Джека “Баллантайн”. Потом она еще решила заказать две коробочки с мороженым и шоколадный соус для Джека (он был сластеной) и, устроившись на диване в пеньюаре, принялась читать Карла Сэндберга. Каждый раз она бралась за книгу, честно намереваясь дочитать до конца, — она хотела узнать как можно больше о жизни Линкольна. Но выходило так, что она читает книгу вот уже три года, а Линкольн все еще деревенский адвокат в Иллинойсе.

Она отложила книгу и взяла в руки роман Гарольда Роббинса “Парк-авеню, 79”. С этой книгой дело пошло быстрее.

Люди часто с насмешкой воспринимали ее заявления, что она любит читать, но она и впрямь читала много, хотя и бессистемно, и Артур постоянно критиковал ее за это. Ей нравилось читать в свое удовольствие, и, если она хотела с Карла Сэндберга переключиться на Гарольда Роббинса, а потом снова вернуться к биографии Линкольна, кому какое дело?

“Она не пара тебе, вот в чем дело, — читала она. — Она выросла, не зная любви, и не понимает, что это такое”.