Я вскарабкался по проволочной изгороди со своим снаряжением, перебросил сумку на другую сторону и спрыгнул. Они приближались, но я пока их не видел. Келли смотрела на меня с другой стороны, подпрыгивала и цеплялась за проволоку.

— Ник… Ник… пожалуйста, я хочу с тобой!

Я даже не посмотрел, там ли копаю. Мой взгляд был сосредоточен на проулке между двумя зданиями. Двигаясь справа налево, лучи яркого голубого света озарили небо над шоссе.

Келли уже не хныкала — рыдала.

— С нами все будет в порядке, — сказал я. — Просто стой где стоишь. Посмотри на меня! Посмотри! — Мне удалось перехватить ее взгляд. — Стой где стоишь!

Огни и шум достигли Болл-стрит. Я докопался до своих документов и положил их в карман.

Полицейские машины остановились, сирены затихли. Голубые огни все еще мелькали по залитому слезами лицу Келли.

Я посмотрел на нее сквозь проволоку и шепнул:

— Келли! Келли!

Она была скована страхом.

— Келли, теперь иди за мной. Поняла? Иди же!

Я двинулся вдоль изгороди. Келли хныкала и звала маму. В голосе ее слышалось нарастающее отчаяние.

— Возьми себя в руки, Келли, — сказал я. — Возьми себя в руки. Пошли!

Я шел быстро. Она поскользнулась и упала в грязь. На этот раз я не мог помочь ей подняться. Лежа в грязи, она захлебывалась рыданиями.

— Я хочу домой, я хочу домой! Пожалуйста, забери меня домой!

Сейчас возле объекта стояли три полицейские машины. Мы не успели отойти даже на двести метров. Очень скоро они пустят в ход прожекторы и накроют нас.

— Вставай, Келли, вставай!

Теперь объект виделся сквозь дымку голубых и красных огней полицейских мигалок.

Мы продолжали двигаться вдоль изгороди, пока не добрались до проулка. В ночной тишине вновь завыли сирены.

Я вскарабкался на ограждение и помог Келли перебраться на другую сторону. Взял ее за руку, и мы быстро пошли по проулку.

Мне нужна была машина, припаркованная в темном месте и достаточно старая, чтобы на ней не стояла сигнализация.

Мы вышли из проулка, свернули влево и направились вдоль шеренги автомобилей. Мне приглянулся «шевроле» начала девяностых. Я поставил сумку и приказал Келли:

— Сиди здесь!

Открыв сумку, я достал инструменты. Через несколько минут я уже был в машине. Включил зажигание, и мотор заработал. Часы показывали 3.33.

Оставив мотор на холостом ходу, я включил «дворники» и обогреватель, чтобы протереть запотевшие стекла и подсушиться. Схватив Келли и сумку, я забросил их на заднее сиденье.

— Ложись, Келли, и постарайся уснуть.

Она не имела ничего против того, чтобы прилечь. А вот уснуть ей, пожалуй, будет трудновато. И возможно, до конца дней.

Я выехал на дорогу и медленно, плавно повернул налево. Всего через четверть мили я заметил фары едущей навстречу машины. Вытащил пистолет и положил его под правую руку. Просто так я этим засранцам не дамся.

— Лежи, не шевелись и не подымайся! — прикрикнул я на Келли. — Поняла?

Ответа не последовало.

— Келли?

Послышалось слабое «да».

Если мне придется убить этих полицейских — ну, значит, им не повезет; но, в конце концов, за это им и платили. Я прикинул, как действовать. Если они остановят меня, то я подожду, пока один или оба не окажутся в зоне обстрела. Пистолет был рядом, и я не промахнусь.

Мигающие синие и красные огни приблизились. Я просто ехал им навстречу. Мысленно я настроился на то, что я сменный рабочий, который едет зарабатывать себе на пропитание. Теперь полицейские мигалки были так близко, что мне пришлось зажмуриться.

Но я не волновался. Я был абсолютно спокоен. Поживем — увидим. Они промчались мимо со скоростью, превышающей шестьдесят миль в час.

Я посмотрел в зеркало заднего обзора. Они притормозили, и нервы у меня мгновенно напряглись. Я наблюдал, не забывая наращивать расстояние. Стоп-сигналы погасли. Либо они просто решили сбросить скорость, либо передумали.

Надо было припрятать эту машину, пока не рассвело — раньше владелец вряд ли обнаружит ее исчезновение. А также раздобыть нам обоим смену одежды и переехать в другой отель.

— Я хочу домой! — подвывала Келли. — Я хочу домой! Хочу…

— Мы и едем домой, Келли! Но только не прямо сейчас!

Мне пришлось ее перекрикивать.

Я не видел ее и повернул зеркало. Она сжалась клубком и держала большой палец во рту. В памяти промелькнули два других момента, когда я заставал ее в такой позе, и я сказал как можно спокойнее:

— Поедем, не беспокойся.

Мы ехали по дороге, которая вроде бы шла параллельно западному берегу Потомака. Через полчаса езды я увидел круглосуточный супермаркет и затормозил. Тут стояли двадцать, а то и тридцать машин. Учитывая ранний час, можно было предположить, что большинство из них принадлежит самим продавцам.

Келли не спросила, почему мы остановились.

— Я схожу куплю нам другую одежду, — сказал я, обернувшись. — Тебе чего-нибудь принести? Может, посмотреть, что у них есть вкусненького и прихватить несколько сэндвичей?

— Не ходи, не оставляй меня! — прохныкала она.

У нее был такой вид, будто ей надавали пощечин. Лицо покрасневшее, глаза распухли, мокрые волосы прилипли ко лбу. Избитую девочку в окровавленном пальто не возьмешь в супермаркет в четыре утра.

Наклонившись над сумкой, я расстегнул «молнию» и вытащил комбинезон.

— Я должен оставить тебя здесь, — сказал я. — Нужно, чтобы кто-нибудь за всем этим присматривал. — Я указал на сумку. — Можешь сделать это для меня? Ты теперь большая девочка, великий шпион.

Она неохотно кивнула.

Не вставая с сиденья, я стал напяливать комбинезон.

— Ник?

— Что? — Нога никак не желала лезть в штанину.

— Я слышала выстрел. Этот человек умер?

— Какой человек? — Я не хотел поворачиваться, не хотел смотреть ей в лицо. — Нет, не умер. Думаю, он по ошибке принял нас за кого-то другого. С ним все будет в порядке. — Теперь мне пришлось изогнуться, чтобы натянуть верхнюю часть. — Полиция отвезет его в больницу.

И хватит об этом. Я быстро выбрался из машины и сунул голову в окошко. Но не успел произнести обычные фразы, как Келли спросила:

— Ты вернешься, правда? Я хочу поехать домой и увидеть маму.

— Конечно, вернусь, никаких проблем. И маму ты скоро увидишь.

Я включил в салоне свет и развернул зеркало заднего обзора так, чтобы видеть свое отражение. Глубокие порезы на лбу и под глазом были все еще мокрыми, организм старался вовсю, чтобы они покрылись коркой. Я попробовал стереть остатки крови рукавом комбинезона. Больше ничего сделать было нельзя. Производственная травма.

Я жестами показал Келли, чтобы она заперла дверцу и легла. Кивнув, она подчинилась.

Взяв тележку, я прошел через турникет. Затребовав деньги в банкомате, купил два полных комплекта одежды для себя и Келли, умывальный и бритвенный набор, пачку носовых платков и болеутоляющее для своей шеи. Она здорово разболелась. Я мог посмотреть направо или налево, только развернувшись всем корпусом. Должно быть, я был похож на робота. Я бросил в тележку еще несколько банок колы, чипсы и бисквиты.

Покупателей было немного. Мои порезы привлекли несколько недоуменных взглядов, но в открытую никто не пялился.

Вернувшись к машине, я легонько постучал в окно. На мой стук выглянула Келли; окна окончательно покрылись испариной, и ей пришлось протереть их рукавом. Сквозь кружок чистого стекла я увидел, что она плачет и трет глаза. Я указал на замок, и она открыла дверцу.

Я вовсю старался улыбаться.

— Привет! Как дела?

Келли отвечала односложно. Складывая мешки на пассажирское сиденье, я сказал:

— Смотри, тебе подарок.

И протянул ей батончик «сникерса». Она натянуто улыбнулась, взяла его и начала разворачивать.

Я посмотрел на часы на приборной доске. Было почти пять утра. Мы поехали в сторону кольцевой, затем на запад.

Я сбавил скорость и съехал с дороги. Надо было как можно скорее спрятать машину; чутье подсказывало мне, что ее владелец — ранняя пташка.