Как же быть с Келли? Что я выиграю, если пойду за ней? Что, если они уже нашли девочку, избавились от нее и теперь поджидают, когда я за ней вернусь? Именно это я и должен был сделать, хотя мог придумать сотню причин, почему мне не стоит возвращаться.

Вот черт…

Я вышел из магазина и, посмотрев налево, увидел за пустырем крышу компьютерного супермаркета. Стоянка была по-прежнему забита до отказа, и дождь пошел сильнее. Я поднял воротник пиджака Кева и посмотрел в сторону магистрали. «Венди» казался похожим на необитаемый остров посреди огромной парковки. Снова настало время пить кофе. Я проверил, нет ли впереди моих новых друзей, и снова использовал высокие автомобили как прикрытие.

Взяв бургер и кофе, я присел к столику у окна. Отсюда задние фасады зданий были мне не видны, зато я видел ближайшую из двух узких дорог — ту, по которой бежал, когда столкнулся с Лютером. Лучше, чем ничего. В «Венди» была игровая площадка — замечательное прикрытие; ребятня вопила, гоняясь за разноцветными мячами, пока родители сидели и ждали — точь-в-точь как я.

Я сидел, уставившись в окно, за которым шел дождь. Мне вспоминались времена, когда ребенком я вел себя плохо; отшлепав, отчим сажал меня на ночь в сарай; я был в ужасе от дождя, который, ударяясь о прозрачную пластиковую крышу, заставлял ее дрожать; я сидел там, свернувшись калачиком, и думал, что если дождь доберется до меня, то и бука тоже. Когда я был бойцом, меня ранили, избивали, сажали за решетку; я подчас боялся, но никогда не испытывал такого страха, как в те, детские годы. Я подумал о Келли, брошенной в наскоро сооруженном тайнике, о том, как дождь барабанит по картонным коробкам. Потом выбросил это из головы. Она уже проходила через такое. Это меня не касается, я делал вещи и похуже.

Глядя в окно, я увидел белый «таурус», который вывернул из-за торгового центра на узкую дорогу, остановился на перекрестке и повернул, слившись с потоком транспорта. Судя по всему, в нем сидели четверо, все в костюмах, хотя из-за дождя трудно было сказать наверняка. То, что там четверо, было хорошим знаком: скорее всего, они сматывались; если бы они отвозили Лютера в больницу, внутри было бы самое большее трое — один рулит, другой посматривает по сторонам. Остальные были бы на своих местах. Я почувствовал, что назревает решение.

Мне придется изменить внешность, и сделать это как можно дешевле — у меня оставалось около пятисот долларов, а мне потребуется каждый цент.

Я допил кофе и отправился за покупками.

Найдя магазин одежды, я купил тонкий плащ, который складывался до размеров носового платка. Еще я купил шапочку, которые в свое время было модно носить задом наперед, так, что козырек свисал на затылок, а фирменный знак оказывался спереди.

Затем я отправился в магазин оптики и приобрел компьютерные очки в толстой оправе. Очки действительно меняют лицо. Когда было нужно на задании, я всегда менял внешность с помощью прически и очков. Плюс другая одежда.

Чтобы привести себя в надлежащий вид, я зашел в туалет. Там я разодрал зубами внутренний карман плаща. Новоприобретенное оружие я заткнул спереди за джинсы, обоймы рассовал по карманам. В случае чего вытащу пистолет и смогу стрелять через дождевик.

Пока не стемнело, я решил произвести разведку территории с мусорными контейнерами; отъезд мог быть уловкой, и мне хотелось собственными глазами удостовериться, что никто не поджидает меня в засаде. Я планировал полностью обойти пространство вокруг убежища Келли. Но прежде нужно было сказать последнее «прощай» нашему отелю; мне хотелось посмотреть, нет ли снаружи полицейских машин, чтобы убедиться, что это не было официальной акцией. Если Лютер и его друзья охотились за подозреваемым в убийстве, то полиция сейчас там: снимает отпечатки и собирает свидетельские показания.

Я надел свое маскировочное облачение и, посмотревшись в зеркало, увидел перед собой хиппующего вашингтонского придурка — ну, почти. Если люди присмотрелись бы хорошенько, то подумали бы, что перед ними самый старый свингер в городе. Я надел кепарь козырьком вперед и вышел. По прямой пересек парковку, перешел главную магистраль на перекрестке и направился к «Бест Вестерн». И никого не увидел. Все выглядело совершенно обычно; в поле зрения не было ни единой полицейской машины.

Шагая обратно, я думал о том, в каком виде убийцы оставили Кева, Маршу и Айду. Зачем было забивать их битой, рубить топором? Лютер с друзьями не были похожи на свихнувшихся наркоманов, они были профи; они ничего не делали просто так. Должно быть, они хотели представить все это как наркоразборку, чтобы прикрыть свои задницы. Учитывая число покушений на жизнь Кева в прошлом, полиция должна была с полным основанием предположить, что одно из них увенчалось успехом и что преступники сознательно переступили черту, вырезав всю семью — как предостережение другим. Но я понимал, что не это было причиной. Они убили Маршу, поскольку предполагали, что Кев рассказывал ей все; а затем пришлось убить Айду, поскольку им не нужны были свидетели. Келли спаслась только благодаря тому, что они ее не заметили. Возможно, только после новостей они поняли, что не довели дело до конца и мог оставаться еще один свидетель.

То, как убили Айду, напомнило мне историю об американской программе «Сердца и умы» для Вьетнама. В одном из районов они сделали детям какой-то деревушки прививку против оспы. Через неделю там объявились вьетконговцы и отрубили каждому ребенку руку. Это сработало: программу закрыли. Иногда цель оправдывает средства. В некотором смысле я даже испытывал определенное уважение к Лютеру и компании и понимал, что не стоит переть против таких людей — слишком уж они были похожи на меня.

Час пик был в полном разгаре, и скоро должно было стемнеть. Магазины еще работали, и нигде было не протолкнуться. Как раз то, что нужно для меня: в толпе я становился одним из многих.

Я шел, опустив голову, чтобы спрятать лицо от дождя. Дошел до парковки у «Венди». На этот раз я оказался ближе к ограждению; задний фасад торгового центра постепенно вплывал в поле зрения. Я протер очки и пригляделся.

До меня донеслось громкое шипение пневматических тормозов: очередной грузовик въезжал на разгрузочную площадку. Три других уже стояли возле машины, где я встретился с Лютером. Но снова, как и в отеле, я не увидел полицейских, обследующих место преступления. Может, им не нравилась погода.

Светло было только на разгрузочных площадках. Груда коробок, под которыми я спрятал Келли, была в глубокой тени. Один из баков был набит старыми металлическими стеллажами, деталь одного из которых я использовал против Лютера. Даже туда, где я стоял, доносились громкий стук и скрежет. Келли, должно быть, окаменела от страха там, внутри.

Описывать круг теперь не было необходимости; я видел достаточно. Решая, куда идти теперь, я заметил автобус, который заехал под навес, забрал пассажиров и укатил. Может быть, так и нам удастся выбраться отсюда?

Но если они нашли Келли и устроили засаду, куда мне бежать? Надо было прежде всего разработать пути к отступлению. Угонять машины — непростое дело в таком многолюдном районе: привлечешь внимание. Лучше использовать толпу и беспорядок. Я наметил три возможных маршрута.

Болтаться вокруг означало увеличивать шансы, что тебя прищучат, так что я решил на время смыться. Я двинулся в сторону магазинов. Думал, что удастся купить чего-нибудь и для Келли — ей ведь тоже придется менять внешность. Ее показывали в новостях; теперь она была знаменитостью.

Я купил ей большую красивую мягкую шляпу. Я думал убрать ее волосы и как можно больше скрыть лицо. Еще я купил ей розовое пальто с тонким подбоем — длиннополое, чтобы прикрыть эти тощие длинные ноги, — и совершенно новый комплект одежды, которая пришлась бы впору девятилетней девочке. Для своих лет она была высокорослой, поэтому я решил взять размер побольше. Уже собравшись уходить, я спохватился и купил себе новые джинсы и футболку.

Нагруженный пакетами, я вернулся к ограждению. Когда я уходил от магазинов, их огни отражались в мокром асфальте парковки. На магистрали движение было вялое, зато «дворники» работали вовсю.