Глубокой ночью, когда в зале de profundisне осталось никого из монахинь, vicariaпривела цирюльника из tamboи приказала ему вырезать Рафаэле сердце, чтобы похоронить его отдельно в свинцовой шкатулке. Еще до рассвета все монахини Святой Каталины уже знали об этом бессмысленном зверстве.

На следующее утро церковь заполнилась горожанами, пришедшими оплакать безвременную кончину Рафаэлы. Разделенные решеткой, мы, монахини, с состраданием смотрели на мрачного отца и друзей, которые полагали, что жизнь Рафаэлы оборвала болезнь, а не убийство. Пожилой священник монотонным речитативом обреченно бормотал истрепанные от Долгого употребления слова.

Во время похоронного обряда я все время чувствовала на себе взгляд vicaria,устремленный на меня сквозь мертвые синие стекла ее очков. У ее ног стоял маленький деревянный ящичек. Я догадалась, что в нем лежит сердце моей подруги. Я с отвращением смотрела на впадину на груди Рафаэлы, где комок окровавленной ваты оставил липкий след на черной ткани ее неношеного облачения. Стоя по свою сторону решетки, жители Арекипы видели лишь смутный силуэт своей скончавшейся дочери. У них не было причин подозревать, что тело в гробу было осквернено.

Почему, изуродовав нашу подругу, vicariaне распорядилась закрыть гроб? Она пошла на сумасшедший риск. Очевидно, ею руководили темные подсознательные мотивы, в которых я научилась немного разбираться благодаря Мингуилло. Какая-то часть сестры Лореты страстно желала, чтобы монахини собственными глазами увидели то, что случилось: вид вскрытой грудной клетки Рафаэлы стал самым острым орудием террора. Она хотела, чтобы мы знали, какая участь ждет всех ее врагов, даже после смерти. Поэтому не стоит удивляться тому, что никто из нас не вышел к собравшимся по ту сторону решетки и не поведал им ужасную правду. Монахини все еще не оправились от шока и были слишком запуганы даже для того, чтобы громко оплакивать Рафаэлу. Criadasи sambas,однако, не стесняясь, рыдали во весь голос, а хорошо воспитанные граждане Арекипы молча глотали слезы по другую сторону решетки.

После окончания службы сестра Лорета взяла ящичек под мышку и направилась во главе процессии к монастырскому кладбищу. Большие деревянные двери медленно распахнулись, и монахини последовали за ней. Гроб с телом Рафаэлы несли к месту его последнего упокоения двое садовников, старательно смотревших себе под ноги и явно боявшихся поднять глаза.

Священник остановился в изголовье могилы. Vicaria,торопливо шурша юбками, поспешила встать рядом с ним. Она опустила ящичек на землю, чтобы освободить руки для молитвы. В самую последнюю минуту, как раз перед тем, как закрыли крышку гроба и опустили тело Рафаэлы во влажную землю, к vicariaподошла samba,отчего сестра Лорета пришла в неописуемую ярость. Я стиснула руку Жозефы, прочитав в ее широко раскрытых глазах свои собственные надежды: быть может, епископ каким-то образом прознал об истинной причине этой смерти? Быть может, сейчас здесь появятся святые отцы, чтобы осмотреть тело Рафаэлы?

Священник, исполнив свой долг, уже повернулся, чтобы идти к ворогам. Я слишком сильно подалась вперед и едва удержалась на ногах, а он с любопытством взглянул на меня: мое лицо не было типичным для жителей Арекипы. Похоже, он догадался, что я и есть та самая знаменитая Венецианская Калека. Пожалуй, он много раз выслушивал мою исповедь, оставаясь невидимым за решеткой.

– Приступайте! – рявкнула сестра Лорета на садовников, которые держали гроб на веревках, а сама поспешила в сторону канцелярии.

Гроб начал медленно опускаться во мрак разверстой могилы. Свинцовая шкатулка с сердцем Рафаэлы по-прежнему стояла на самом краю ямы. Наверное, vicariaнамеревалась швырнуть ее поверх тела Рафаэлы или, еще хуже, сохранить ее для себя, чтобы тайно злорадствовать, глядя на нее. Глаза всех монахинь были прикованы к опускающемуся гробу с телом Рафаэлы. А я костылем пододвинула к себе маленький ящичек и спрятала его под юбку. Садовники вооружились лопатами и принялись забрасывать могилу землей, а монахини, избавленные от присутствия vicaria,бросились друг другу в объятия и зарыдали.

Эрменгильда поймала мой взгляд и подмигнула. Они с Жозефой придвинулись ко мне вплотную и, сделав вид, что завязывает шнурок на башмаке, Эрменгильда наклонилась, забрала у меня ящичек и спрятала его под своим передником в тот самый миг, когда к нам примчалась vicariaи нетерпеливо поинтересовалась:

– Все кончено? Где шкатулка?

– Похоронена, мадам, – хором откликнулись criadasи sambas.

Глаза сестры Лореты загорелись яростным огнем. Значит она и в самом деле собиралась сберечь сердце Рафаэлы для себя. Она закричала:

– Тогда почему вы еще здесь? Возвращайтесь к своим обязанностям, и поживее!

Жозефа отчетливо пробормотала:

–  Me cago en la putisima madré que tepario, Sor Loreta! –что вызвало волнение среди монахинь, потому что в переводе с испанского означало: «Я плюю на ту шлюху-мать, которая породила тебя на свет, сестра Лорета!»

Под прикрытием гневных воплей сестры Лореты Эрменгильда быстро удалилась, унося сердце Рафаэлы.

В тот же день я попросила Жозефу вынести свинцовую шкатулку за стены монастыря вместе с пригоршней монет от меня. Я хотела, чтобы сердце Рафаэлы забальзамировали в специальной жидкости и поместили в серебряную шкатулку. Когда Жозефа тайком доставила его обратно от похоронных дел мастера, я спрятала его у задней стенки моего свечного шкафчика, где уже лежали страницы моего дневника.

«Наступит такой день, – поклялась я, – когда я увезу тебя отсюда, Рафаэла».

А пока что, с помощью Жозефы, Хавьеры и Эрменгильды, мне надо было постараться уцелеть самой.

Как раз в то самое время, когда мы были пьяны от радости после визита Хэмиша Гилфитера, мы услышали от Фернандо о том, что подруга Марчеллы Рафаэла умерла насильственной смертью. Рафаэла была той самой монахиней, с которой она рисовала и которую любила. Мир ее праху.

А тут еще славная prioraзахворала, скорее всего, не без помощи набожной чокнутой монахини по имени сестра Лорета, уродливой, как горгулья, и захватившей власть в монастыре.

Санто пришел к тем же выводам, что и я. Душа у него была не на месте. Но, получив следующее письмо, он принял окончательное решение. Почта работала из рук вон плохо, так что оно пришло через неделю после первого, хотя отправлено было много позже. Нетвердой рукой Фернандо писал: «Мне не хотелось бы пугать вас. И еще я никогда не думал, что буду замышлять столь богопротивные вещи, как похищение невесты Христа из Божьего дома. Но у меня есть причины полагать, что оставить Марчеллу в Святой Каталине равносильно тому, чтобы обречь ее на смерть.

Мне здесь не к кому обратиться. Официальные власти Арекипы сделают вид, что ничего не знают, даже если все выплывет наружу. Достопочтенный Джанни, я понимаю, что вы связаны с Мингуилло обязательствами и не можете путешествовать по своему усмотрению. Но нет ли у вас на примете друга, которого вы можете прислать вместо себя?»

Как это нет, страсть Господня!

Свое письмо Фернандо закончил такими словами: «Мы составляем план, невероятный и сложный, но все-таки план, чтобы спасти Марчеллу. Моя сестра сама придумала его, в противном случае я никогда бы не осмелился подвергнуть ее ужасам его осуществления. Необходимо, чтобы человек, которого вы пришлете, был врачом или священником, а еще лучше – и тем и другим одновременно».

Я оглянулся на Санто, который читал письмо, заглядывая мне через плечо:

– Сдается, вам пора собираться в дорогу!

Санто вылетел из комнаты, как птичка из клетки. Надежда несла его, как на крыльях. Я с одобрением смотрел ему в спину, которая стала шире, чем раньше. И он укрепился духом и закалился сердцем, в чем ему помогла любовь к Марчелле. Теперь он готов был драться за нее.