И вдруг мне пришло в голову, что дети нередко слывут убийцами книг. Я выдумал для своих девочек какую-то страшилку, чтобы маленькие бледные создания боялись заходить в мой кабинет. Их страх навел меня на еще одну блестящую мысль: я выдернул у них несколько волосков и вложил их между определенными страницами книг, чтобы знать, если кто-то в мое отсутствие навестит мою маленькую колонию. Никакого уважения к снисходительному читателю, но даже егодосточтимым пальцам не позволено будет прикоснуться к этой части моей библиотеки. Мысль о том, что кто-то еще, кроме меня, может наложить на них руку, была для меня невыносима. Стоило мне хотя бы представить себе такую возможность, как кожа у меня покрывалась мурашками, как будто тысячи муравьев начинали одновременно рыть себе норы под ней.

Я настолько обеспокоился судьбой своих книг, что перенес их в высокую башню Палаццо Эспаньол, где мог невозбранно наслаждаться их обществом, не опасаясь, что меня прервут или обнаружат. Каждую седьмую ступеньку я посыпал особым слоем пыли на тот случай, если кто-нибудь попытается проникнуть в мой личный рай.

Предоставленная мне передышка не могла длиться вечно, и я отдавала себе в этом отчет. Тем не менее я оказалась совершенно не готова в тот момент, когда sambaсестры Лореты прибежала с сообщением, что vicariaнаправляется в мою келью, а на лице у нее вновь появилась безумная маска экстатического восторга.

Жозефа немедленно привела в действие наш несовершенный план.

– Мне очень жаль так поступать с вами, мадам, простите меня, – горестно лепетала она, ударив меня Библией по виску с такой силой, чтобы там появились настоящий синяк и отек.

– Ложитесь побыстрее, так будет лучше, – нежно прошептала она, когда я скорчилась на полу, подложив под голову подушку, которую она заранее припасла для этого случая.

Шаги vicariaуже доносились из моего замершего в оцепенении дворика. Эти шаги приблизились ко мне вплотную, и я ощутила, как ее тень упала на мое тело, закрывая от солнечных лучей. Я держала глаза закрытыми и старалась дышать медленно и ровно, словно пребывала без сознания. Она толкнула меня обутой в сандалию ногой. На меня пахнуло вонью ее омерзительного дыхания. Но, когда она повернулась ко мне спиной, чтобы расспросить Жозефу, я осторожно приоткрыла один глаз. На поясе у Ведьмы висел мешочек с травами. На мгновение я увидела ее профиль, и у меня перехватило дыхание. Экстатическое возбуждение стерло с ее лица выражение досады и гнева, и сейчас оно казалось непривычно безжизненным и пустым, как у деревянной куклы.

– Сестра Констанция споткнулась о свой костыль и упала, понимаете, – пустилась в объяснения Жозефа. Но не был ли ее тон слишком уж вызывающим? – Ударилась головой. Напрочь лишилась чувств.

Vicariaне спешила уходить. Сквозь опущенные ресницы я наблюдала, как она отвязала с пояса мешочек и протянула его Жозефе.

– Свари из них настойку, – велела она девушке. – И ложкой вливай ей в рот, даже если она не очнется.

Сестра Лорета слегка покачивалась взад-вперед, крепко обхватив себя руками. Она радостно закудахтала:

– Это как раз то, что нужно Венецианской Калеке.

Жозефа кивнула, не издав ни звука, и осторожно взяла яд в руки.

– Ступай… ступай и вскипяти чайник– настаивала Ведьма. Лицо Жозефы стало замкнутым, как закрывшийся бутон цветка.

«Сестра Лорета намерена остаться до конца и проследить, чтобы ее приказание было исполнено, – подумала я. – Она намерена заставить бедную Жозефу убить меня».

– Но в очаге нет огня, – запротестовала моя служанка.

– Ну так разведи его, – пропела vicaria.

Говорят, что в старые времена только высокородным обитателям Анд были доступны удовольствия, доставляемые Eryt-hroxylum peryvianum,который аборигены именуют «кокой». Листья, высушенные на солнце, хранятся в особых мешочках. Прием вовнутрь осуществляется посредством простого жевания, во время которого во рту появляется резкий, но отнюдь не горький привкус. В наши дни, когда подкрадывается высотная болезнь, или голод, или тоска, перуанцы всехсословий ищут прибежища в сладких грезах, доставляемых листьями коки, способными заглушить все неприятные чувства, не убивая того, кто страдает от них.

Впоследствии, когда все обнаружилось, я едва сам не лишился чувств, представив себе, что происходило на самом деле. Только смекалка Жозефы спасла бесценную жизнь Марчеллы. Разводя огонь в очаге, sambaна мгновение отвлекла внимание vicaria,вынудив ту повернуться к ней спиной.

– Там кто-то пришел! – выкрикнула она, пинком опрокинув ведро с углем позади себя.

Как только vicariaпоспешила к двери, чтобы узнать, кто это там стучит, Жозефа высыпала содержимое мешочка в огонь, положив туда взамен листья коки из собственного передника. Она помешивала настойку в горшке, когда сестра Лорета вернулась обратно. Ведьма ударила Марчеллу по лицу, чтобы привести ее в чувство.

– Снадобье готово, дай его сюда немедленно! – приказала она Жозефе.

А потом Ведьма стала смотреть, как горячая жидкость вливается в горло Марчелле, до последней капли.

Я представил себе эту картину – всхлипывающая Жозефа подносит чашку к губам своей обожаемой Марчеллы, а та пьет, не зная, доживет лидо конца процедуры.

Настойка коки быстро повергла Марчеллу в бредовое состояние. Его симптомы – липкая кожа, затуманенный взор и желудочные спазмы – убедили vicariaв том, что дело сделано или, по крайней мере, процесс уже не остановить. Она удалилась.

Жозефа оставалась рядом со своей госпожой до тех пор, пока та не начала приходить в себя. Затем ее сменила Эрменгильда, а Жозефа помчалась к нам, чтобы сообщить о том, что случилось.

Мы уселись вокруг старого стола с поцарапанной крышкой: Фернандо, заплаканная Беатриса и все еще дрожащая Жозефа. Она все время повторяла:

– Теперь вам надо действовать быстро-быстро.

Два дня спустя умерла одна из моихпациенток. Она подходила для наших целей: бедная индианка, у которой не было семьи или родственников, отличавшаяся столь хрупким телосложением, что, пожалуй, даже Марчелла выглядела крепче. Ее обнаружили без сознания в поле на окраине города. Несмотря на то что именно такой труп сейчас мне требовался, я применил все свое умение, чтобы спасти несчастную. Я не смог бы совершить убийство по небрежению даже ради того, чтобы освободить Марчеллу. Разве мог я просить ее выйти замуж за убийцу?

У моей пациентки случилось внезапное кровотечение, предвидеть которое было невозможно. Она носила в себе зародыш мертвого ребенка, который я надеялся удалить, чтобы хотя бы попытаться сохранить жизнь матери. Мой скальпель обнаружил внутри крошечное скрюченное тельце, которое уже начало разлагаться. Я сидел рядом с девушкой, пока жизнь по капле вытекала из нее, держа ее за руку и мысленно благодаря за то, что она собиралась сделать для Марчеллы и меня. Я даже не знал, как ее зовут.

Я отправил посыльного к пеону, которому Марчелла посоветовала мне довериться. Через двадцать минут Арсе приехал с повозкой. Он вынул из кармана помятый рисунок и сравнил его с моим лицом, потом улыбнулся.

– Там, вверху, на горе, Марчелла нарисовала тебя, – пояснил он.

Он с уважением принял у меня тело женщины и перекрестился, укладывая его на повозку. От монеты, которую я предложил ему, он небрежно отмахнулся.

– Чтобы вытащить оттуда одну девочку живой, я с радостью отвезу мертвую на ее место, – улыбнулся он. – А та, твоя, думаю, очень даже жива!

Я смотрел, как повозка, подпрыгивая на неровностях дороги, катится по улице к монастырю Святой Каталины.

Праведник прислал Мне посыльного с сообщением, что он почтет за честь повидать Меня. Он надеялся, что Меня вполне устроит назначенный им для встречи вечерний час, поскольку «наши дни взаимно, хотя и для каждого по отдельности, наполнены служением, которое повелел нам исполнять Господь. Что же касается точного времени, то, боюсь, оно зависит от состояния и нужд моих пациентов».