98. «Когда весной я был с тобой в разлуке…» Когда весной я был с тобой в разлуке, Гордец апрель рядился напоказ, Дух юности очистил мир от скуки, Сатурн и тот, смеясь, пустился в пляс. Но песни птиц и аромат бутонов Разговориться мне не помогли, Не рвал цветов из ласкового лона Взрастившей их красавицы земли. Не восхищался белизною лилий, Пунцовых роз оттенки не хвалил; На копии не тратил зря усилий, Ведь образцом для них твой облик был. Весна казалась мне зимой, цветы, Лишь тенью твоей яркой красоты. 99. «Бранил фиалку: «Милая воровка…» Бранил фиалку:» Милая воровка, Откуда твой сладчайший аромат, Не с губ ли друга утащила ловко, А цвет взяла у крови напрокат?» Твой цвет волос – в бутоне майорана, У лилий – белизна твоей руки, Из роз одна – краснеет словно рана, Украв румянец у твоей щеки. Вторая от волненья побледнела, А третья цвет похитила у них И белою, и красной стать сумела, Её за грех червь точит за двоих. Весною за цветами наблюдал: Кто цвет, кто сладость у тебя украл. 100. «Где пропадаешь, ветреная муза…» Где пропадаешь, ветренная Муза, Не вдохновляешь, весть не подаешь? Быть может ты, краснея от конфуза, Ничтожествам и бездарям поёшь? Вернись быстрее, искупи измену, Стихами расплатись за мотовство, Спой для того, кто слову знает цену, Перу даст тему, блеск и мастерство. Очнись, взгляни в лицо, что мной любимо, Найдёшь порок, сатирою язви, С дряхлением борись неутомимо, Везде к нему презрение яви. Успей прославить друга красоту, Останови мгновенье налету. 101. «Лентяйка, муза, чем ты объяснишь…» Лентяйка муза, чем ты объяснишь Молчание при встрече с красотой? Ведь ты же против истины грешишь Ей, не воздав заслуженной хвалой. Быть может, попытаешься сказать: «У вечных истин постоянен цвет; Суть красоты не нужно украшать; Для лучшего замены в мире нет»? Но можно ль стать от этого немой? Молчанье не пытайся оправдать, Воспой, да так, чтобы твоей хвалой Могли в грядущем друга прославлять. Работай муза, не смыкая глаз, Чтоб он всегда был молод, как сейчас. 102. «Спокоен внешне, а в груди пожар…» Спокоен внешне, а в груди пожар; Любовь растёт, но с виду всё подросток; Не стану, превратив её в товар, Расхваливать на каждом перекрёстке. Пока любовь у нас была юна, Я распевал ей песни до рассвета, Трель соловья сменила тишина, Когда пришла для чувств пора расцвета. Не потому, что соловьям милей Цветы весны – плодов заката лета; Когда певцы поют со всех ветвей, Теряют прелесть трели и сонеты. Поэтому и я, хваля твой лик, Решил немного придержать язык. 103. «Убожество рождает моя Муза…» Убожество рождает моя Муза, Богатство превращает в нищету, Моя хвала – и в этом суть конфуза — Тебе не добавляет красоту О, не вини за долгое молчанье! Глянь в зеркало – увидишь, что поэт Не передал твоё очарованье, Стихи скучны, в сравненьях правды нет. Я согрешил, пытаясь то, что было И без того прекрасным – улучшать, Но исказил, таланта не хватило Достоинства и прелесть описать. Всё то, чего в моем сонете нет, Тебе покажет в зеркале портрет. 104. «Ты, милый друг, – чудесный дар для глаз…» Ты, милый друг, – чудесный дар для глаз, Не старишься, как требует природа, Каким тебя увидел в первый раз, Таким и остаёшься все три года. Мороз трёх зим убил жару трёх лет, Цветы весны плодами трижды стали, Повсюду время оставляло след — Твоя краса и юность устояли. И всё – таки менялся внешний вид, Как положенье стрелки – еле, еле; Моим глазам казалось, что стоит, Но двигалась она на самом деле; Поэтому скажу: Грядущий век, Ты опоздал, твой идеал померк. 105. «Зря говорят: Язычник – несомненно!..» Зря говорят: Язычник – несомненно! Не идолу поклоны в храме бью, Мои хвалы и песни неизменны, Я об одном, и одному пою. Друг – добр всегда, и этим уникален, Во всём он совершеннее других, Поэтому в хвалах я постоянен, Одно и то же говорит мой стих. Пишу о нём: прекрасный, добрый, верный, Потом о том – другим набором слов, Три темы – вариации безмерны, Они – душа и суть моих стихов. Прекрасных, добрых, верных нам хватало, В одном – трёх этих качеств не бывало. |
