Матушка, папа и Брайан вернулись в палату и обрадовались, увидев, что у Линды улучшилось настроение. Она даже шутила, и они посмеялись ее шуткам. Особенно им понравилось, что Линда не желает, чтобы на шарике, который в нее запустят, был изображен Микки-Маус. Только и исключительно Даффи-Дак.
Ночь прошла спокойно.
А вот день спокойным не был. На протяжении всей первой операции Линда была в сознании. Медикам потребовалось шесть часов, чтобы трубка дошла куда надо. Но шарик не хотел держаться, а только раздул артерию еще больше, что было хуже всего. Требовалось что-то предпринять, и немедленно.
Линда одна-одинешенька сидела на стуле посередине большой белой комнаты, будто подопытная обезьянка. Медики через микрофоны распоряжались, чем ей надо пошевелить и куда переместиться. Матушка, папа и Брайан видели ее из-за стекла, и она помахала им рукой и попыталась улыбнуться.
Врачи собирались совсем перекрыть кровоснабжение целого мозгового полушария. Это неизбежно вызвало бы последствия, сходные с инсультом. Шансы, что Линда умрет, были пятьдесят на пятьдесят. Но если этого не сделать, смерть наверняка бы наступила в ближайшие двое суток. Матушка и папа обняли на прощание Линду и вышли из палаты. Брайан и Линда остались одни. Появились врачи и сделали Линде укол. На этот раз ей нужен был общий наркоз. На глазах у Брайана Линда погрузилась в искусственный сон, словно в смерть. Теперь он примерно знал, какая она будет, когда умрет, — такая красивая в своем белом больничном халате.
— Сходите выпейте чайку, — велел Брайану хирург. — Операция займет несколько часов.
Матушка позвонила домой, и сестры напоили папу и Брайана чаем. Сестры плакали, но держались. Кто-то из них молился, кто-то творил заклинания, а потом они менялись местами, так что процесс не прерывался.
Через четыре часа хирурги поставили в известность матушку, папу и Брайана, что операция прошла успешно. Линда будет жить, и это самое главное. Осталось только выяснить, насколько тяжелыми окажутся последствия нарушения мозгового кровообращения.
В течение нескольких следующих дней Линда едва могла пошевелиться. Во-первых, вся палата была завалена цветами. Во-вторых, сестры устроили настоящую давку у ее кровати. А в-третьих, она только привыкала к своему телу после того, как половина ее мозга была отключена.
В палате напротив лежал Дэнни Коннорс. Ему была сделана точно такая же операция, только неудачно. Линда выздоравливала, а его состояние ухудшалось. Но у него не было сестер, которые пришли бы и не позволили ему пасть духом. Родственников у него вообще не было, во всяком случае никого, кто предоставил бы ему кров над головой. У него была только старушка мать, но такая слабенькая, что не могла его навещать. В конце концов его забрали в Хартвуд. Линда дала обет навестить его, как только ее выпишут.
Ее выписали. Доктора были поражены, насколько незначительными оказались последствия операции. Перестал двигаться один глаз, вот и все. Все остальное работало безупречно. Доктора объясняли это так: там, где большие вены и артерии кончаются, они разветвляются на множество мелких сосудиков, которые называются капиллярами. На верхушке мозга таких капилляров тьма, но кровь не наполняет их, и они прозябают без дела, будто спущенные велосипедные камеры. Так вот, очень редко, один случай на миллион, эти сосудики можно заставить работать, и кровь из одного полушария мозга пойдет по ним также в другое полушарие. У Линды так и произошло. Кровь из правого полушария поступала в левое по капиллярам. Доктор сказал, что это граничит с чудом. В литературе такие случаи упоминаются, но сам он никогда ни с чем подобным не сталкивался. Только инвалидное кресло все равно может понадобиться. Через некоторое время.
Внешне Линда почти не переменилась, за исключением, как я уже сказал, одного глаза. Зато во всех прочих отношениях она изменилась полностью. Она не забыла данных Богу обетов, бывала у каждой мессы и никогда не говорила неправды.
— Как тебе моя новая прическа? — спросит, бывало, Джедди.
Линда со своего кресла посмотрит на ее волосы, затем смеряет ее взглядом с головы до ног и скажет совсем не то, на что Джедди надеялась:
— Волосы слишком блондинистые, тебе не по годам. Ты с этой прической похожа на шлюху. Юбка слишком короткая и полнит тебя.
Джедди только хлопнет дверью в ответ. Это повторяется много раз, пока Джедди не находит в себе силы отнести все это на счет болезни Линды.
Еще одна перемена, которая произошла с Линдой, — это полное пренебрежение своими обязанностями хозяйки дома. Когда Линда окончательно поправилась и уже не нуждалась в помощи сестер в том, что касается хозяйства, сбора детей в школу и готовки обедов для Брайана, он надеялся, что все пойдет по-старому. Но по-старому не получилось. Это выяснилось в первый же вечер, когда Линда осталась на хозяйстве одна.
Брайан пришел с работы домой и направился в кухню.
— Где мой обед, жена? — осведомился он.
— Готовь себе сам свой гребаный обед. Сегодня я с Энджи иду в паб, — последовал ответ.
Похоже, к своим обетам Господу Линда отнеслась совершенно серьезно. Обет навестить Большого Дэнни в Хартвуде не стал исключением.
У Линды имелась огромная мягкая игрушка по прозванию Волшебный Харизматический Леопард. Росту в Леопарде было чуть не пять футов. Он был ярко-зеленый (такого цвета у стиляг носки), а все тело у него покрывали большие черные пятна. На носу у Леопарда сидели розовые солнечные очки, и весь он был та-а-а-к-о-о-й крутой.
Леопарда Линде подарили дети, когда она вышла из больницы.
Однажды утром Линда усадила Леопарда в машину на переднее сиденье и пристегнула ремнем. Леопард привлекал внимание и вызывал смех у окружающих. Дети махали Леопарду, подбегали к машине и показывали на него пальцем. Мамаши награждали их шлепками и оттаскивали прочь, но детские головы все равно так и поворачивались к Леопарду.
Потом Линда обнаружила, что у Леопарда есть власть над людьми. Как-то утром она подошла к машине и увидела, что Леопард улыбается ей в миллионах капелек дождя на ветровом стекле. С утра настроение у Линды было паршивое, но эта улыбка сразу сама по себе перебралась ей на лицо, словно усмешка Чеширского кота.
В тот вечер она собиралась в Хартвуд проведать Большого Дэнни. Она уже больше года навещала его. Четкое выполнение долга повышало ее самооценку. Хотя ноги уже стали ей потихонечку отказывать, на душе у нее было так замечательно, что, казалось, никакие беды не страшны.
Странное место этот Хартвуд. Первое, что там бросается в глаза, — высокое глухое ограждение моста через железную дорогу. Местные почему-то полюбили прыгать с этого моста вниз. Пока ограждение не поставили, внизу на рельсах каждый год валялось по три покойника.
Последний раз, когда Линда приезжала, Дэнни как-то умудрился напиться и его не выпустили на прогулку. С Линдой обычно ездила Энджи, а то доктора сказали, что ноги у Линды могут отказать в любой момент. Так что в палату Дэнни они тоже пришли вдвоем. Дэнни лежал на койке в полнейшем депресняке, и они еле-еле смогли расшевелить его. Но наконец он пробурчал что-то, приподнялся на локте и закурил. Брюхо его свесилось на сторону. Выдохнув дым, Дэнни стал похож на безумного херувима.
Линда и Энджи знали, что Дэнни пьян, но не подали виду.
— Как поживаешь, верзила? — спросила Линда.
— А, распронаебить вашу мать… тут все еле движется. Такая тоска! Эти суки меня прикончат. — Дэнни сделал широкий жест рукой, словно босс мафии. — Психи хреновы! — крикнул он напоследок.
Тут он засмеялся, закашлялся и плашмя рухнул на койку. Его огромное брюхо заколыхалось. Казалось, в животе у него кто-то есть. Кто-то очень большой. Другие психи стушевались, стараясь не попадаться гиганту на глаза. Печаль словно въелась в желтые стены палаты.
Дэнни скоро уснул, и Линда с Энджи удалились.
На этот раз все было по-другому. Энджи пришлось сесть сзади, потому что Зеленый Леопард не хотел уходить со своего места. Сестры усмехнулись, и три безумные улыбки понеслись на восток вслед за светом фар. Энджи и Линда почти не говорили друг с другом. Вскоре машина уже ехала по шоссе, ведущему через пустошь в Хартвуд. Эта мрачная дорога невдалеке от Глазго — последнее, что видят некоторые, прежде чем попадут в Шоттскую тюрьму или Хартвудскую психиатрическую больницу.
