— Приносить в жертву козлов отпущения, — подхватывает Энджи.

— Кончайте такие разговоры, — прерывает их Старая Мэри.

— Кто займется моими мозолями? — интересуется матушка.

Донна и Венди опускаются на пол, словно две молящиеся Бернадетты, и обнажают матушке ступни. Им с их длинными ногтями легко поддевать мозоли. Матушка расслабленно вздыхает и устраивается в кресле поудобнее. Это еще одна семейная традиция. Выковыривание мозолей. В свое время Старая Мэри просила обработать ей ступни, когда все Девочки бывали в сборе. Но теперь ей на мозоли плевать. Вся ее жизнь — это карманный приемник да еще руководство Девочками, когда они пожелают угробить кого-нибудь или на худой конец причинить невосполнимый ущерб. Типа как если бы ваш дедуля вручил вам с папашей топор — в ту самую минуту, когда вы сговариваетесь в кабаке, как расправиться с враждебной семейкой. Хотя колдовство, конечно, материя более тонкая.

Так что Старая Мэри сейчас не выказывает особого желания, чтобы Девочки занялись ее мозолями, не то что матушка. Для той это высочайшее наслаждение после поиска гнид. Искусство извлечения мозолей вовсе не в том, чтобы запустить ноготь поглубже и дернуть посильнее. Матушка только закричит на весь дом, да на ковре появится лужица крови. Мозоль, как и бородавка, просто хрящик у вас в руке. Этот хрящик, однако, живет своей жизнью. Пока мои сестры были на уровне подмастерий, мне частенько доводилось видеть, как они, визжа, выбегали из комнаты, пока матушка или Старая Мэри не очнулись. Ну а когда обретешь квалификацию, уже легче. Ноготь под мозоль надо засовывать потихоньку, пока не почувствуешь, что уже почти больно. Тут надо остановиться и ослабить давление, а то будет ранка.

Опытные мозольные операторы знают, что грань здесь очень тонкая, как при пасе в футболе. Пока молодой, эта грань, за которой начинается боль, представляется в виде тонкой линии, которую очень легко нарушить, так что уж лучше не слишком к ней приближаться. Только в этом случае матушка и Старая Мэри не получат никакого удовольствия. А вот когда достигнешь уровня мастера (как Донна с Венди), то можешь двигаться по самой линии — сейчас она сделалась в сто миль шириной, — а матушка и Старая Мэри будут блаженствовать.

Вот так обстоят дела, когда Линда задает свой вопрос:

— Он по-прежнему не пьет, папа-то?

Матушка отвечает, не открывая глаз:

— Уже тринадцать недель.

— Небось потихонечку пропускает по рюмашке, — говорит Энджи.

— Капли в рот не берет. Займись вот этой, на мизинце. Она меня прямо убивает, — говорит матушка Венди.

Даже с закрытыми глазами матушка знает, что это Венди расправляется с мозолями. Матушка узнает своих дочерей по прикосновениям. По искусству оператора. Донна сперва поддевает мозоль ногтем, а потом тянет на себя, потихонечку выкручивая. Венди вонзает ноготь не так глубоко и как бы подрезает мозоль, одновременно вытягивая ее. Таких иссечений бывает несколько, всякий раз в другом направлении. Матушка сама не знает, куда именно поведет свой ноготь Венди. По правде говоря, для мозолей матушка предпочитает Венди, а для гнид — Донну. Которая дочка в данный момент у ног, а которая занимается головой — матушка и впрямь может определить с закрытыми глазами. Не так уж много матерей может этим похвалиться.

Сестры поглощены своим занятием и блаженствуют, согретые огнем камина и наслаждением матушки. Их гипнотизирует пламя и чувство семейного единства. Но тут в дверь стучат.

Все моментально впадают в тревогу, будто кролики.

Все смотрят на дверь. Стук слышится вновь. Тук-тук-тук!Все смотрят на Кэролайн.

— Кто там? — спрашивает Кэролайн.

Тишина.

Кэролайн спрашивает еще раз:

— Кто там?

— Это Бобби, — следует ответ.

Девочки смотрят друг на друга, оскорбленные до глубины души. Даже ругательства вязнут у них в тягучей жиже ненависти.

Кэролайн оборачивается к сестрам. В глазах у нее мольба.

— Это Бобби. Что мне делать?

— Совсем оборзел, мудак! Сюда приперся! — вопит Джедди.

— Кто это там с тобой говорит, Тина Тернер, что ли? — громко вопрошает Бобби.

Джедди одаривает дверь взглядом таким злым, что Бобби, наверное, чувствует этот взгляд через слой дерева.

— Что тебе нужно? — спрашивает Кэролайн.

Старая Мэри делает Девочкам знак, чтобы те дали им потолковать.

Вот их разговор, слово в слово.

— Мне надо с тобой поговорить, — произносит Бобби.

— Так говори.

— Через дверь?

— Я тебя прекрасно слышу.

Крышка щели для почты со скрипом приподнимается. Два мультяшных глаза шарят вправо-влево, вдруг у кого-нибудь из семейки в руках кухонный нож или еще какая-нибудь острая штуковина. Уж Бобби-то их хорошо знает.

— Выходи сюда — и поговорим.

— Я же сказала, мне тебя и здесь хорошо слышно.

— Ага. Тебе и твоим гребаным ведьмам.

Ой, зря он так. Кажется, оскорблениям теперь не будет конца. Хуже того, сестры начинают вмешиваться в их с Кэролайн разговор.

— Они — моя семья. Моя семья, распротак твою! — кричит Кэролайн.

— Вот именно, семья, — подтверждает Джедди.

Бобби колотит в дверь. На этот раз он разозлился. На этот раз он мужик. На этот раз все идет как полагается.

— Впусти меня, — громко требует он.

— Тра-ля-ля, тирлим-ку-ку, хрена моему зятьку! — орет Энджи в ответ.

Следует такой взрыв хохота, что дом чуть не рушится. Сестры валятся со смеху и держатся за живот. Гоготание заполняет весь наличный объем от пола до потолка. Даже Старая Мэри смеется, и зубки у нее во рту так и постукивают один о другой. Один о другой.

— Кто этот вонючий виршеплет? — интересуется Бобби. — Ладно, сейчас угадаю… Венди?

— Вообще-то Энджи, — сообщает Венди.

— Это я, ты, блядун затраханный, — громко говорит Энджи.

— Я-то драматург, — уточняет Венди.

Девочки выпучивают на нее глаза. Как-то Венди сочинила какую-то сценку для рождественского концерта. Исполняли ее ученики начальных классов. И вот теперь она, оказывается, драматург. Не кот насрал.

Квартира словно насыщается электричеством. Невидимые голубые линии протягиваются от Девочек к Кэролайн. Она чувствует это. Энергия входит в ее кровь, обволакивает ее внутренности, заполняет ее грудь, поднимается выше и выше. Приходит невыразимая злость. Появляются слова, которые страшно было произнести. Страшно, потому что, когда твой мужчина бросил тебя, ты перестала себя ценить и уподобилась в своих глазах пустой жестянке из-под бобов. Энергия распирает Кэролайн, и вот нужные слова уже на языке, а страх исчез.

— Как делишки у Стейси Грейси?

Вот это Девочкам нравится. Они улыбаются, и потирают руки, и выгибают спины в ожидании ответа.

— К твоему сведению, я не видел Стейси Грейси уже три дня. Уехала, что ли, куда?

Девочки смотрят друг на друга всепонимающими глазами. Такие глаза могут быть только у ведьм. Или у сестер. Они делают Кэролайн знаки, чтобы та продолжала. Бобби за дверью, сам того не ожидая, приходит в смущение.

Кэролайн опять обращается к Бобби:

— Так что тебе нужно? Чистое белье?

— Мне нужно, чтобы ты отказалась от услуг Макгугана.

— «Мне нужно, чтобы ты отказалась от услуг Макгугана», — повторяют все. Сестрам нравится передразнивать жалостный голосок Бобби.

— Пошли ты его на хрен! — кричит Энджи.

— Ты покойник! — орет Донна.

Но Бобби не обращает на сестер никакого внимания. С ними только ввяжись в разговор. Бобби обращается исключительно к Кэролайн:

— Ты меня впустишь?

— Тра-ля-ля, тирлим-ку-ку, хрена моему зять ку, — произносит Энджи нараспев.

Сестры оживляются и уже не умолкают.

— Скажи ему что-нибудь. Пусть позлится, — подзуживает Джедди.

Пока Кэролайн думает, что бы такое сказать, на лице у нее появляется некое подобие улыбки. У Кэролайн сейчас такой вид, будто ее попросили спеть на вечеринке и она выбирает подходящую песню.