Что это такое?

Это кровь, которая вытекла из нее.

Черная тень. Что вам здесь понадобилось среди ночи? Вернее, тебе.

Ты не старше моей Туве. И оказалась здесь, хотя не должна была.

Никакой одежды, никаких обрывков ткани — во всяком случае, невооруженным глазом не видно.

Раздается звонок мобильного телефона, потом спокойный голос Эллинор Гетлунд за спиной у Малин. Голос приближается. Неужели она оставила девушку одну?

Малин садится на корточки, глубоко вздыхает. Проводит пальцем по дощатому полу — осторожно, чтобы не затруднить работу следователям, которые будут осматривать место происшествия, и эксперту-криминалисту Карин Юханнисон.

Замечает кровь на перилах над тем местом, где лежала девушка.

Кто-то перебросил тебя через перила? Или ты сама перелезла?

На заднем фоне возникают голоса детей, но Малин старается их не замечать. Что им тут понадобилось в такую рань?

Малин поднимается, подходит к перилам. По другую сторону на земле множество следов, отпечатки чьих-то подошв, чуть в стороне кусты с поломанными ветками. Еще дальше, в глубине, виднеется толстый ствол сосны. Это здесь ты поджидал ее? И затащил в кусты? Или это следы кого-то другого, не имеющего отношения к делу? Может быть, все произошло совсем иначе?

Дети.

Их много.

Они смеются.

Слышны их голоса: «Полиция… сколая помощь».

И вдруг они начинают вопить. В беседке эхом отдаются возмущенные женские крики, затем слышится голос Никлассона:

— Какого черта!

Малин оборачивается.

Десять детсадовцев в одинаковых желтых жилетах воют в голос. Две воспитательницы с изумленными лицами. И голая, избитая, изрезанная, но неправдоподобно чистая девушка, которая движется прямо на них. Дети до смерти перепуганы, словно при виде странной незнакомки их накрыла общая волна страха.

— Тебе же было сказано не отходить от нее! — рычит Малин.

Эллинор Гетлунд устремляется за девушкой: в одной руке мобильный телефон, в другой оранжевое одеяло, наспех поднятое с земли.

Обнаженная, словно прозрачная девушка перешагивает через заборчик, не беспокоясь о ранах на руках и ногах, о запекшейся крови на внутренней поверхности бедер. Идет по песку. Садится на одну из покрышек и начинает раскачиваться — это похоже на движение маятника в тщетной попытке остановить время.

Ее тело ослепительно белое, пятна крови словно светятся.

У фонтана Рюдстрём и Юханссон возятся со своей лентой, как будто ничего не случилось.

«Где же ты, Зак? — думает Малин. — Как мне тебя сейчас не хватает!»

И вот Зак рядом с Малин в беседке. Он появился сразу после того, как они сняли девушку с качелей, снова завернули в оранжевое одеяло и усадили на кушетку в машине «скорой помощи». Она не сопротивлялась.

Детский сад организованно покинул парк. Когда испуг миновал, детей очень развеселило, что тетенька качается голая; они хотели, чтобы она продолжала, и даже расстроились, когда Малин и Эллинор Гетлунд сняли ее с качелей.

Воспитательнице Малин пояснила, что детская площадка стала местом преступления, но завтра они наверняка уже смогут играть здесь, как обычно. Та не спросила, что произошло, — она более всего была озабочена тем, чтобы поскорее увести детей.

Зак прибежал по дорожке, ведущей от фонтана к беседке; Малин видела, как мелькала среди кустов его обритая голова, а капли пота в первых морщинах на лбу становились все заметнее по мере того, как он приближался. Голубая рубашка, голубые джинсы, бежевый льняной пиджак. Черные ботинки — слишком тяжелые для такой жары, зато достаточно солидные и официальные.

Чуть запыхавшись, он остановился возле Малин; в это время она, не в силах сдержаться, отчитывала Эллинор Гетлунд:

— На месте преступления следует строго подчиняться указаниям сотрудника полиции!

— Когда мы сможем увезти ее? — спрашивает Эллинор Гетлунд, даже не пытаясь оправдываться.

— Когда я скажу!

— Но…

— Никаких «но»! — говорит Малин и поворачивается к Заку: — Где ты пропадал, черт тебя побери?

— Машина заглохла. У меня оказался совершенно пустой бак. Такого со мной уже много лет не случалось. Все эта жуткая жара.

— При чем тут жара?

— От нее мозги плохо работают.

— Это точно. Надеюсь, в этом расследовании мы ничего не провороним.

Малин рассказала ему все, что знала сама и что увидела в беседке, а затем они пошли туда вместе. И вот теперь Зак стоит рядом с ней с выражением скепсиса на худом лице.

— Мы ведь не знаем точно, была ли она изнасилована?

— Нет, но очень многое указывает на это.

— Ну да.

— И это могло произойти вон в тех кустах.

— Или кто-то надругался над ней в другом месте, а потом приволок сюда, — кивает Зак. — Черт, как здесь жарко. Странное дело.

— Я хочу, чтобы ты поговорил с ней, — произносит Малин. — Попробуй добиться хоть чего-нибудь. Мне что-то подсказывает: ее удастся разговорить только здесь, и нигде больше.

Задняя дверца машины «скорой помощи» открыта.

Пострадавшая, завернутая в оранжевое одеяло, сидит на кушетке. Молодая женщина-медик устроилась рядом, почти вплотную, словно вообще не собирается с ней расставаться. Девушка с головой закуталась в одеяло, глаза опущены. Из машины пахнет больницей, дезинфицирующими средствами, по стенам тянутся шланги от оборудования для подачи кислорода, с потолка свисают маленькие трубки с желтыми пробками. На внутренней перегородке приделан аппарат «сердце — легкие».

«Много ли жизней ты спасла? — думает Малин. — Но этой девушке ты не сможешь помочь».

Да и сможет ли кто-нибудь?

Зак первым залезает в машину, Малин за ним, жестом показывает Эллинор Гетлунд, чтобы та встала. Полицейские садятся с двух сторон от девушки.

Зак поворачивается к ней, произносит:

— Если ты хочешь поднять голову и посмотреть на меня, то очень хорошо. Если не хочешь, это необязательно.

Девушка сидит неподвижно.

— Что произошло здесь ночью? Ты можешь рассказать?

На несколько минут повисает молчание.

— Кто-то совершил над тобой насилие? — Зак проводит рукой по своему гладкому черепу. — Если ты предпочитаешь молчать, это твое право. Но было бы хорошо узнать, как тебя зовут.

— Меня зовут Юсефин Давидссон, — говорит девушка.

И снова умолкает.

«Скорая помощь» уезжает — катится в сторону фонтана, мигает тормозными огнями, поворачивая к выходу в сторону улицы Линнегатан.

Юсефин Давидссон так больше ничего и не сказала — только свое имя.

Что произошло?

Как ты попала в парк?

Где твоя одежда?

Кто-то мыл тебя?

Кто твои родители?

Где ты живешь?

Кто звонил нам? Тот, кто случайно первым увидел тебя, или…

Их голоса звучат все более безнадежно. Ее молчание приводит в недоумение, слова путаются в головах, раскаляющихся от жары.

«Меня зовут Юсефин Давидссон» — и все.

— Что теперь? — спрашивает Зак, когда «скорая помощь» скрывается из виду.

— Теперь будем ждать Карин.

— Юханнисон?

Малин слышит презрение в голосе Зака и думает: «Почему ты так ее не любишь? Потому что она красива? Потому что она умна? Или потому, что она богата, а богатство — это изысканность?»

— Бали. Мы будем жить на курорте Булгари в Улувату, — говорит Карин Юханнисон, соскребая с перил засохшую кровь. — У меня отпуск в августе, и мы поедем туда на целый месяц. В тех краях это самый лучший сезон.

— Янне и Туве сейчас там.

— Да что ты! Вот здорово! А где именно?

— Какой-то отель на побережье под названием Кута.

— Это самый роскошный пляж. Но там очень много народу.

Малин думает о том, какая Карин загорелая, хотя и просидела все лето в криминально-технической лаборатории. Она выглядит, как всегда, свежо и бодро просто до неприличия, в голубых глазах отражается внутреннее благополучие, кожа на лице упругая, ухоженная. Платье из дорогой розовой ткани, мягкими складками облегающее тело, дополняет впечатление изысканности.