— Мамочка!

Голос Туве раздается где-то за тысячи миль, для Малин он как слуховая галлюцинация — тоска, которая с каждой минутой все больше переходит в скорбь.

— Мама, ты меня слышишь?

Гостиная окружает Малин, давит со всех сторон. Прогноз погоды на неделю обещает опять жару, жару, жару. Я не хочу, чтобы вы звонили, Туве, не хочу, неужели вы с папой не можете этого понять своими тупыми мозгами, своими замечательными любимыми мною головами, но я хочу, чтобы вы звонили по несколько раз в день.

— Туве, я здесь. Слушаю тебя.

Малин опускается на диван, свободной рукой отключает звук в телевизоре.

— Мама, с тобой все в порядке?

«Этот вопрос должна была бы задать я», — думает Малин.

— Да-да, моя дорогая, все хорошо. А у вас как дела?

Хочет сказать: «Уже завтра утром вы летите домой. Я встречу вас», но дает Туве договорить до конца.

— Мы сегодня ездили на слоновую ферму, возле города Убуда, прямо в джунглях.

— Тебе удалось покататься на слоне?

— Да, мы оба покатались — и папа, и я.

— А сейчас вы снова в гостинице?

— Да, мы только что вернулись из рыбного ресторана. У нас час ночи. Мы еще и искупаться сегодня успели. Ветер дул несильно, поэтому вывесили желтый флаг. Это значит, что подводные течения не так опасны.

Подводные течения. Опасны. Они провели на Бали две недели, но Туве разговаривает так, словно прожила там полжизни.

— Купайся осторожно.

— Конечно осторожно! А как же?

— Я просто волнуюсь за тебя, Туве.

Вздох на другой половине земного шара.

— Ты можешь не волноваться, мама, мы больше не успеем искупаться. Хочешь поговорить с папой?

— Если он хочет.

Шуршание в трубке, тишина, голос в отдалении, принадлежащий Янне. Его дыхание — спокойные вдохи, которые она знает слишком хорошо, и на секунду тепло растекается по всему телу: грустное, безнадежное, но все же возбуждающее тепло.

Янне.

Черт тебя побери.

Почему, почему мы не смогли…

— Малин, привет!

Голос. Чего она ищет в нем? Утешения? Чувства близости, взаимной привязанности? Голос не может ей их дать.

— Ну, как у вас там дела?

— Малин, рай существует! Он здесь.

— Охотно верю. Так вы не скучаете по дому?

— Не особо.

— Вы катались на слонах?

— Ой, ты бы видела ее! Она просто сияла, сидя у него на спине.

«Хватит, — думает Малин. — Достаточно».

— А как там дела с пожарами?

— Мы ездили туда сегодня, — отвечает Малин. — Зрелище ужасное. Ситуация далеко не под контролем. Но там много добровольцев помогает.

— Завтра утром вылетаем в чертову рань.

— Знаю. И тем не менее вы еще не легли.

Малин хочет сказать: «Я так скучаю без вас, что сердце готово разорваться на части. Тоска превращается в скорбь, странную скорбь по тому, кто не умер. А у каждого человека своя чаша скорби, рассчитанная на всю жизнь, и моя скоро переполнится». Вместо этого она говорит:

— Не опоздайте на регистрацию!

— Хорошо. Мы пошли спать.

— Ну, пока.

Щелчок в трубке.

Тишина. Тепло.

Утешение и взаимная привязанность. Откуда мне их взять?

Малин собиралась подождать до завтра, но звонит Вивеке Крафурд прямо сейчас.

— Приезжай к нам. Дорога займет у тебя не больше получаса. Мы пока не будем зажигать гриль, подождем тебя, — говорит Вивека Крафурд.

Психоаналитик.

Она готова лечить Малин бесплатно, но сама мысль о том, чтобы улечься в ее кресло с восточным орнаментом, вызывает ужас. Малин не может заставить себя даже подумать о том, чтобы приблизиться к ядру своей скорби, не говоря уже о самых ее глубинах. Вместо этого они поболтали о ее родителях на Тенерифе, когда, случайно столкнувшись с Вивекой в городе, зашли вместе в кафе, — о том, что она не скучает по ним, об их квартире, о маминых дешевых коврах и способности постоянно приукрашивать свою жизнь, выглядеть весомее, чем есть на самом деле. Вивека слушала вежливо, заинтересованно, однако прекрасно понимала, что Малин лишь скользит по поверхности, никому не доверяя, упорно держа все свои двери закрытыми.

— Как ты считаешь, что думает Янне? — задала ей вопрос Вивека.

— О чем?

— Например, о том, как ты разговариваешь с ним?

— Я об этом не задумывалась.

Дача Вивеки расположена в Свартмоле, популярном, достаточно фешенебельном поселке в нескольких милях к югу от города. Малин не сразу нашла дом, кружила на «вольво» среди роскошных особняков, не желая останавливаться и спрашивать, как проехать. Наконец она отыскала небольшую дорожку, ведущую к озеру, где блестящая вода за соснами и елями казалась белой как снег. В тени больших кленов притаился простой зеленый почтовый ящик с фамилией Крафурд.

Малин свернула на эту дорожку и невольно улыбнулась, когда припарковала машину возле дома: он был построен явно по индивидуальному проекту, с двумя асимметричными этажами, большими стеклянными верандами и серебристо-серым фасадом. Дом выглядел как образчик той элегантной, роскошной, но сдержанной архитектуры, которая близка людям, давно имеющим стабильное материальное благосостояние. Жилище Вивеки, наверное, самое изысканное во всем поселке. Расположено тоже лучше всех — у самой воды, наверняка с собственными мостками и личным песчаным пляжем.

— Это микроклимат, — говорит Вивека, откидываясь на тиковый диван. — Не спрашивай меня, откуда он берется.

Они сидят на тенистой террасе позади дома с видом на озеро, кусты рододендрона склоняются к широкой спине мужа Вивеки Яльмара, который колдует над грилем в десятке метров от них, стоя на специальной каменной площадке, встроенной в зеленый дощатый настил. Вне всяких сомнений, на террасе прохладнее — градусов на пять меньше, чем вокруг, словно близость воды и множество зелени загадочным образом охлаждают воздух.

«Как в беседке в парке Тредгордсфёренинген, — думает Малин. — Только там все наоборот — в ней было жарче».

Малин не ошиблась — возле небольшого гранитного выступа стоит у мостка моторная лодка, два шезлонга оригинального дизайна покоятся на явно искусственном песчаном пляже. Пахнет замаринованным мясом, жарящимся на решетке. Перед ними на столе — салат из бобов. Малин проводит пальцами по ручке тикового дивана — гладкая, идеально ровная, обработанная маслом поверхность твердого дерева дает ощущение покоя.

«Интересно, чем занимается твой муж?» — думает Малин, но так и не задает Вивеке этого вопроса. Просто констатирует, какой симпатичный у хозяйки муж — гигант с мягкими чертами.

Затем она смотрит в лицо Вивеке, видит удивительно немногочисленные для ее пятидесяти пяти лет морщинки, полное отсутствие следов скорби, признаки приятно проведенной жизни. Внезапно ее пронзает мысль о том, как мало она на самом деле знает о Вивеке. Есть ли у них дети? Что значит это немедленное приглашение сюда, несмотря на то что она звонила по делу?

— Есть у тебя мысли по поводу того, о чем я упомянула по телефону?

Малин рассказала о деле, над которым работает, — да и в любом случае Вивека, конечно же, читает газеты и смотрит телевизор.

— Мне хотелось бы услышать твое мнение по поводу личности злоумышленника.

— Сначала поедим.

Вскоре на столе появляется блюдо с жареными колбасками и свинина-карри. Малин с удовольствием ест, они обсуждают жару, пьют терпкое сладкое красное вино, которое прекрасно сочетается с мясом. Малин позволяет себе только один бокал, а Яльмар становится все разговорчивее: рассказывает, что он специалист по вопросам менеджмента, на сегодняшний день независимый консультант после многих лет работы на фирму «Маккинси» в Стокгольме.

Ужин заканчивается довольно быстро, и Яльмар удаляется со словами:

— Матч начинается.

— Он без ума от футбола. — Вивека разводит руками.

В этот момент Малин замечает, что терраса погрузилась в темноту и единственное освещение — это свет луны и уютные огоньки домов по другую сторону озера.