— Вы считаете, что я имею к этому отношение?
— Мы ничего не считаем. Так чем ты занимался?
— Мы с отцом убирались на складе. Закончили в три часа ночи. Из-за этой чертовой жары работать можно только ночью.
— Именно так. — Отец Али Шакбари стоит на пороге склада, придерживая дверь, весь его облик дышит респектабельностью. — Потом я отвез его домой. Он был там около четырех утра.
Малин оглядывает склад: каждый квадратный сантиметр ухожен, начищен до блеска.
«Не слишком ли тут чисто?» — думает Малин, беря со стола одну из красных роз.
— Великолепные розы, — произносит она.
— Отличный товар, — отвечает отец Али Шакбари.
Все люди делятся на две категории — преследователи и преследуемые. На данном этапе расследования порядок пока не определен.
«Мы как песчинки на горячем ветру, — думает Малин, — нас несет неизвестно куда, пока мы не дошли до той точки, когда преследовать будем мы. Пока. Но сейчас, при виде того, что лежит под стеклом, в теплом свете четырех ламп, стоящих вокруг небольшого, но мощного микроскопа, я понимаю, что гонка скоро начнется. В этом синем скрывается ответ. Истина синего цвета. Хлопья такие крошечные, что едва различимы. Края синих кусочков стесаны».
Криминалистическая лаборатория, расположенная в подвале без окон, пронизана запахом химикатов и дезинфицирующих средств. Мерно гудит вытяжка. Рядом тяжело дышит Зак, в голове звучит голос Карин: «Я знаю, что это было — то, что врачи извлекли из нее».
— То, что ты видишь, — это остатки краски, — говорит Карин. — Такого рода краску обычно применяют для окрашивания пластмассы.
Синие точки покачиваются, расплываются перед глазами у Малин.
Что там, под стеклом микроскопа, — истина?
Или нечто другое?
Первое предчувствие.
Синяя краска, мертвые частицы, которые движутся, словно погребенные заживо под стеклом.
Малин отрывает взгляд от окуляров микроскопа, смотрит на Карин.
— Откуда могла взяться эта краска, с какого предмета? — В голосе Зака слышится нетерпение, раздражение из-за постоянного давления июльской жары или просто того факта, что Карин находится с ним в одной комнате.
— Это невозможно определить, таких предметов тысячи.
— Например?
— Например, садовый шланг, ручка от дешевой швабры, ложка для салата, подставка настольной лампы, игрушечная лопатка.
Потом все трое молчат.
Юсефин Давидссон подверглась пенетрации, сама того не подозревая.
Тереса пропала. Намек на лесбийские отношения на ее страничке в Интернете. Эта Lovelygirl.
Как все связано?
Натали Фальк, похожая на парня. Что есть у парней, чего нет у девчонок?
Какой голос звучит — здесь и сейчас?
Малин прислушивается к тишине в комнате. Перед глазами возникает, приобретает очертания конкретный образ.
Что говорят девушки в этом расследовании — Тереса, Юсефин, Натали?
— Например, вибратор, — произносит Малин.
— Да, вибратор, — откликается Карин. — Вполне возможно.
— С какого конца нам взяться за это дело? — спрашивает у нее Малин. — Есть возможность раздобыть что-либо конкретное помимо догадок?
— Существует реестр производителей. Мы можем начать с наиболее вероятной продукции — я имею в виду то, на что могла быть нанесена эта краска. Типа вибратора.
— Что ты думаешь, Малин? — спрашивает Зак.
— Не знаю. Но вибратор — первое, что приходит на ум. Ведь она подверглась пенетрации, но не получила повреждений — словно предмет был предназначен для этой цели.
— Но ведь и вибратором можно повредить?
— Ну да, если применять его грубо. Но при таком подходе можно поранить чем угодно.
— Опыт показывает, что во влагалище почти всегда остаются серьезные повреждения, если насильственная пенетрация производится неподобающим орудием, — говорит Карин. — В данном случае это вполне мог быть вибратор. Бывают жесткие и мягкие модели.
— Ты специалист в этом вопросе? — ухмыляется Зак.
— Нет, но общей информацией владею.
Внезапно Малин четко осознает, откуда взялись частички краски: их достали из тела Юсефин. В памяти всплывает образ Марии Мюрвалль — молодой женщины, которую изнасиловали в лесном массиве возле Чьелльму несколько лет назад. Она так и не пришла в себя по-настоящему и теперь находится в психиатрической клинике, неспособная общаться с людьми. Сухие формулировки медицинского отчета о ее изуродованном лоне, сама Мария, сидящая на кровати в клинике Вадстены, куда Малин заходила этой зимой в связи с другим делом.
«Вероятно, в целом Карин права», — думает Малин и заставляет себя вернуться к конкретике.
Тысячи вещей говорят своим языком, прислушайся к ним…
И в этот момент кондиционер в тесной комнате издает кашель, хриплое эхо проносится по вентиляционным трубам, а потом наступает тишина. И почти тут же комнату заполняет невыносимая жара.
— Кошмар! — восклицает Карин. — Кондиционер сдох, и теперь неизвестно, как скоро ремонтники из сервисного центра сюда доберутся, если они вообще все не в отпуске!
— Они наверняка работают, — говорит Зак.
— Вибратор, — продолжает Малин. — Это первое, что приходит на ум, хотя преступник мог использовать и что-то другое.
Она больше не упоминает о своей прежней идее — насчет лесбиянок. Ведь эти женщины нередко используют вибратор? Или это всего лишь очередной предрассудок? Нет, одна из ее коллег по полицейской академии с гордостью демонстрировала свою коллекцию подобных приспособлений и детально описывала технику их использования.
Зак кивает, в его глазах ни проблеска сомнения.
— Я попрошу технический отдел проверить производителей вибраторов, — говорит Карин. — Посмотреть, какую краску они используют. Это может занять некоторое время, но иногда поражаешься, как серьезно люди относятся к своему странному бизнесу.
Затем Карин снова наклоняется к микроскопу и произносит:
— Очень красивый синий цвет, не правда ли? Ровный и чистый, как родниковая вода.
На улице воздух застыл в тисках жары; по высохшим кронам деревьев пробегает едва ощутимый ветер и тоже кажется горячим. Дым от лесных пожаров ясно ощутим — наверное, ветер дует прямо со стороны лесного массива Чьелльму.
Пожары все свирепствуют. Сегодня утром пожилую пару пришлось эвакуировать из дома, где они прожили шестьдесят лет.
Свет режет глаза, словно вонзается зубами, с ним не справятся ни одни солнцезащитные очки, сквозь которые можно хоть что-то разглядеть. А для Малин очень важно сохранить зрение, чтобы увидеть связь между отдельными фрагментами, которые вертятся в сознании, будто кусочки горячего металла.
Малин и Зак ретируются в холл Государственной криминологической лаборатории, где относительно прохладно, усаживаются на красный диван для посетителей, вздыхают, не находя в себе сил пройти несколько сотен метров до полицейского управления.
— Тьфу, — бурчит Зак. — Я думал, жарче уже некуда.
— Еще есть куда. И этот проклятый свет. Как подумаешь о нем, сразу голова начинает болеть.
— Значит, вибратор?
— Не знаю. Может быть.
Зак проводит рукой по своему бритому черепу и спрашивает у мирового пространства:
— Кто пользуется вибратором?
Малин задумывается, не отвечает, оставляет вопрос висеть в воздухе, чтобы Зак сам нащупал связь.
— Человек, утративший способность к эрекции из-за облучения? Или имеющий проблемы с потенцией? Или тот, кому так нравится? Лесбиянки?
— Лесбиянки, — произносит Малин и выдерживает паузу, чтобы Зак понял, к чему она клонит.
— Так вот о чем ты думаешь, — усмехается он. — Lovelygirl на странице Тересы. Натали. А Юсефин? Она, по-твоему, тоже лесбиянка?
— Нет. Я о преступнике. Просто как версия.
Зак кивает.
— Кто еще пользуется вибратором?
— Больше ничего в голову не приходит.
— Может быть, какой-нибудь бедолага, утративший мужское достоинство в результате несчастного случая.