Королю Ричарду разрешили писать письма на родину: это было в интересах императора. 26 марта он написал архиепископу Кентерберийскому, назвав условия своего заточения терпимыми, но одновременно сообщив потрясающую новость: император требовал за его свободу сто тысяч марок серебром!
То были огромные деньги, половина всей английской казны. Выкуп за Ричарда был достоин короля, а его решение — нет. Фактически он готов был пойти на банкротство Англии, передав ее национальное богатство в Европу, с тем чтобы потом оно досталось Германии.
Пока англичане искали выход из этого тяжелого кризиса, Элеонора Аквитанская приняла свои меры. Она находилась в Лондоне, чтобы контролировать склонного к авантюрам принца Джона. В трех письмах к Целестину III Элеонора выглядела и величественной дамой (она перечислила свои титулы — королева Англии, герцогиня Нормандская и графиня Анжуйская), и простой матерью, которая горюет о своем сыне, ставшем жертвой трусливого и подлого заговора против Англии и церкви. Она писала: «Его нынешнее положение, как и упадок его державы, — следствие злонравия нашего времени, как и жестокость тирана (то есть императора. — Авт.), который из алчности захватил короля Ричарда, когда тот совершал священное паломничество под защитой Небес и покровительством Рима». Ее слова об алчности (дальше в письме упоминалось и о «неутолимой жадности») свидетельствовали, что Элеонора знала о торге между императором и герцогом из-за английского короля. Она намекала и на то, что Генрих затеял этот заговор, чтобы подороже продать пленника его народу.
Элеонора вопрошала, отчего папа до сих пор не послал к императору ни одного легата («хотя бы простого дьякона»), и, подобно нормандским прелатам, изумлялась, отчего его святейшество не обнажил меча апостола Петра против наглого императора и «этой его собачонки», короля Франции. «Короли и принцы земные, — писала она, — гневят Господа, творя беззаконие против моего сына. Один из них заточил его, а другой в это время грабит его владения. И в это время меч апостола Петра остается в ножнах. Увы, мне известно, что сегодня обещания Ваших кардиналов — пустые слова. Не по листьям и не по цветам, а по плодам их узнают деревья».
Далее королева-мать пугала Рим призраком нового раскола в сообществе католических стран: «Близится роковое время, когда снова распадутся узы святого Петра и разрушится единство католического мира».
Перед Пасхой группа английских епископов, включая достопочтенного Вильяма, архиепископа Илийского, и его ближайшего советника Губерта Вальтера, отправилась в Европу, чтобы разыскать короля Ричарда и узнать, в каком он положении. Они наткнулись на него в Швабии. После того как герцог Леопольд продал Ричарда, словно раба, императору Генриху, тот перевел его из Дюрнштейна в мрачный замок Трифельс. Внутри его находилась подземная тюрьма, пользовавшаяся дурной славой. Рассказывали, что из нее редко кто выходил на свободу.
Тем не менее епископы засвидетельствовали, что король Англии не потерял присутствия духа и не был сломлен заточением. Он держался бодро и выглядел энергичным. Конечно, Ричард жадно слушал новости с родины. Когда ему сообщили, что интриги его брата не достигли полного успеха, Плантагенет с усмешкой заметил: «Мой брат Джон не сможет покорить страну, пока останется хоть один человек, способный оказывать ему малейшее сопротивление».
Епископы, сопровождаемые императорской охраной, отправились с королем в церковную столицу Баварии Шпейер на левом берегу Рейна. Здесь находился великолепный собор, куда император обычно приезжал на пасхальную службу. Примерно за сто лет до заточения Ричарда, перед началом Первого Крестового похода, здесь, как и в пяти других германских городах, была устроена резня иудеев. Здесь же полвека спустя Бернар Клервоский выступал со страстными проповедями в пользу Второго Крестового похода. Теперь император Генрих вписал в историю Крестовых походов новую «славную» страницу, поместив здесь под арест короля Ричарда.
Но сам король был в приподнятом настроении. Вырвавшись из прежней мрачной тюрьмы, он почувствовал новый прилив сил. Дипломатическая машина по его освобождению заработала, и лучшее будущее для него не было иллюзией. Хронист Роджер Ховеденский писал об этом времени: «Все восхищались тем, как мужественно и достойно он держался».
Наконец, в день Вербного Воскресенья, король Ричард предстал перед Генрихом VI. Конечно, главными для императора, совершившего беззаконие, были политические и коммерческие цели, но он питал к английскому королю и личную неприязнь, раздуваемую Филиппом Августом, всегда готовым клеветать на Ричарда. Теперь он изложил свои претензии царственному пленнику. Разве не по вине короля Ричарда он, император, потерял Сицилию? А как безобразно обошелся Ричард с родственником императора, бывшим правителем Кипра! Верно ли, что его, по приказу английского короля, до сих пор держат в серебряных цепях? Более того, разве Ричард не подстроил злодейское убийство наследника императора Конрада Монферратского? Разве он не нанял восточных ассасинов, пытаясь убить и Филиппа Французского? Наконец, не он ли велел бросить в грязь священное знамя Австрии?
За всем этим была заметна грубая работа короля Франции. Тем не менее Ричард возражал императору спокойно и терпеливо. Он по порядку отвечал на все пункты обвинения императору и собранию немецких баронов и делал это, по словам очевидца, «ясно и убедительно».
Он объяснил, что и на Сицилии, и на Кипре действовал, как действовал бы любой вождь Крестового похода, чтобы превратить эти острова в плацдармы для продолжения похода. Он может доказать, что непричастен к каким бы то ни было политическим убийствам в настоящем и прошлом, и готов представить доказательства этого. Кроме того, он непричастен к безобразному поступку его солдат, осквернивших австрийское знамя. Этот поступок возмутил и огорчил его самого, Ричарда. Но более всего он огорчен гибелью великого германского императора Фридриха Барбароссы. Если бы не эта трагедия, Третий Крестовый поход, несомненно, завершился бы успехом.
После этой успешной самозащиты произошло нечто, мало похожее на реальность. По всем источникам выходило так, что неприязнь императора к Ричарду совершенно исчезла, Генрих принял все объяснения короля, и, более того, они даже подружились! Английский король остался при дворе Генриха «как равный», принимал участие в пирах и других развлечениях и последовал за императором в его столицу Гагенау, где хранились императорская корона, держава, скипетр и меч Карла Великого.
Вскоре Ричард написал письмо Элеоноре, которую величал королевой Англии, и так живо и ярко писал о прекрасном обращении с ним при дворе императора, словно за спиной у автора письма стоял придворный цензор. Во второй же части письма Ричард сообщал, что останется при дворе Генриха, «пока они не закончат их общее дело», то есть «пока он не получит семьдесят тысяч марок серебром». Поэтому Элеоноре, при участии и помощи духовенства, предлагалось собрать по крайней мере большую часть требуемой суммы.
В июне 1193 г. эта договоренность превратилась в контракт между Генрихом и Ричардом. Для обеспечения «сделки» предполагалось представить шестьдесят семь заложников, оцененных в пятьдесят тысяч фунтов серебра. За свое ведущее участие в интриге Леопольду Австрийскому было обещано отдать замуж за его сына племянницу Ричарда Элеонору, принцессу Бретонскую.
Сначала герцог хорошо нажился на похищении короля Ричарда. Правда, сам он был отлучен от церкви, а по всей Австрии указом папы запретили проводить церковные службы, но на средства, полученные от императора и от Ричарда, Леопольд смог расширить Вену, укрепить Эннс и основать два новых города. Однако со временем за его грехи наступила расплата. В 1195 г. на Австрию обрушились засуха, неурожай и эпидемии, затем началось страшное наводнение на Дунае, а самого герцога лягнул в ногу собственный конь. Нога распухла и почернела, и придворные врачи не могли ничем помочь. Говорили, что нужна ампутация, но никто не решился совершить ее в отношении человека, проклятого папой. Если верить хроникам, кончилось тем, что Леопольд сам отсек свою ногу топором, но после этого у него началась сильная горячка. Только тогда герцог заявил о своем желании покаяться.
