В некотором отдалении стоял сам Саладин, беспомощно взиравший на поток беглецов, устремившихся к холмам. Сначала он пытался усовестить кого-то из беглецов, образумить их или запугать страшными карами, но вскоре оставил это бесполезное занятие. Барабаны продолжали бить, тщетно призывая воинов восстановить порядок и перегруппироваться, но их треск лишь усиливал беспорядочный гул, царивший на поле сражения.

На опушке Арсуфского леса Ричард остановил наступление крестоносцев. Слишком часто они дорогой ценой платили за преследование противника на далекие расстояния. Как только это произошло, остановилась и часть мусульманского войска. Таки-аль-Дин, племянник Саладина и бывший наместник Египта, сумел собрать около семисот воинов под свое знамя, на котором имелась занятная эмблема — парадные штаны, которые носила высшая аюбидская знать. Он сумел организовать действенную контратаку, так что Ричарду пришлось атаковать еще и еще раз, чтобы заставить последних храбрецов прекратить сопротивление.

Ближайшую ночь крестоносцы провели в разрушенной крепости Арсуф. Победа их была впечатляющей: мусульмане потеряли до семи тысяч человек, а их противник — примерно в десять раз меньше. Но среди погибших крестоносцев был один, о котором они особенно горевали. Во время контратаки Таки-аль-Дина погиб знаменитый Жак д’Авеснэ, которому воздавали должное не только сами крестоносцы, но и их враги.

Именно он в свое время принял командование осадой Акры у короля Ги и выполнял эту миссию до прибытия своего сюзерена Генриха Шампанского. Жак д’Авеснэ считался образцом рыцарской доблести, его высоко ценили соратники и уважали арабы. Среди европейцев он пользовался такой же славой, как аль-Тавиль среди мусульман.

На следующее утро отряд из храмовников, госпитальеров и туркополов отправился на поле ужасной битвы, чтобы отыскать тело героя. Даже учитывая огромное число погибших, разыскать его было не так трудно: у этого рыцаря был заметный щите шестью золотыми и алыми косыми полосами. Они нашли его покалеченное (с отрубленной рукой и ногой) тело в окружении пятнадцати убитых врагов. Согласно легенде, д'Авеснэ продолжал драться уже без руки и ноги, и его последними словами были: «Ричард, отомсти за меня». Тело героя обмыли и принесли в ставку Ричарда, а затем его перенесли в храм Владычицы Небесной, чье Рождество католики отмечали в тот день.

Как писал об д’Авеснэ один католический историк, «в совете он был Гектором, в бою — Ахиллом, а чувством чести превосходил Регула».

Какое-то время Саладин был безучастен ко всему окружающему, почти не ел и не отвечал на вопросы ближайших помощников. «Один Аллах ведает, какая боль терзала его душу после этой битвы», — записал секретарь султана, тщетно пытавшийся вывести своего государя из состояния апатии. Второй раз английский король нанес ему поражение. Мусульманские воины пали духом, и Саладину с трудом удалось привести свое войско в относительный порядок.

Его эмиры уже проявляли открытое неповиновение. Как и после падения Акры, они даже ставили под сомнение способность султана командовать войсками. Тогда некоторые воины отказывались выполнять приказы атаковать вражеское войско по пути в Хайфу. Как же люди поведут себя теперь, после второй неудачи? Кое-кто сомневался, удастся ли Саладину убедить своих союзников прислать подкрепления на смену тем, кто пал в этой битве. Ясно было, что захватчиков нельзя победить в позиционной войне, как было под Акрой, или на марше, когда они сохраняют правильный строй и могут нанести мощный контрудар. Для Саладина было очевидно, что следует вернуться к проверенной тактике — истощать силы врага в многочисленных стычках и небольших боях, совершая налеты на его армию, извлекать пользу из страшного зноя пустыни и обширных пространств арабских земель и полагаться на время как на своего союзника.

Теперь дорога на Иерусалим была открыта для захватчиков. Яффа находилась всего в десяти милях от Арсуфа, а оттуда древнеримская дорога вела прямо к Святому городу, до которого оставалось двадцать пять миль. Саладину оставалось задержать продвижение противника после того, как его войско уйдет с побережья. Лишившись поддержки с моря, армия крестоносцев вскоре начнет ощущать трудности со снабжением, а главное — с питьевой водой. Арабское войско должно будет максимально задержать врагов, не вступая с ними в прямую конфронтацию.

Выйдя из своего депрессивного состояния, Саладин вскоре убедился, что основа его армии сохранена. Кроме того, его людям удалось за это время уничтожить множество вражеских боевых коней и вьючных мулов. Хотя его войско потеряло под Арсуфом вдесятеро больше воинов, чем вражеская армия, но крестоносцы понесли огромные потери при осаде Акры — как в боях, так и от эпидемий. Саладин мог пополнить свою армию новыми воинами, а его враг такой возможности уже не имел. Уйдя в глубь Палестины, противник будет склонен к ошибочным действиям, и, возможно, Саладину снова удастся спровоцировать крестоносцев на безрассудные действия, как это было при Крессоне. Вероятно также, что франкам будет часто не хватать воды, и это, конечно, необходимо использовать, как то случилось перед битвой при Хаттине. Пользуясь выражением короля Ричарда, Саладин был «подобен льву на охоте, который долго лежит в засаде в ожидании своей жертвы, чтобы иметь возможность убивать воинов Креста, словно обреченных овец». Теперь султану нужно было прежде всего усилить свою базу снабжения на юге, и прежде всего его интересовал Аскалон. Кроме того, необходимо было укрепить Иерусалим, чтобы этот город мог выдержать долгую осаду короля Ричарда.

Впоследствии европейские историки рассказывали, будто после битвы при Арсуфе Саладин собрал своих эмиров и отчитал их: «Где же славные деяния моих войск, к которым я был так милостив и щедр? Некогда вы похвалялись своими заслугами, но ныне крестоносцы рыщут по всей стране, и никто не может их остановить. Где ваши мечи и копья? Где обещанные вами победы? Отчего не обрушились на голову неверных несчастья, предсказанные в наших древних писаниях? Мы позорим своих предков, которые не раз усмиряли этих наглых пришельцев».

После этой речи султана эмиры некоторое время пристыженно молчали; наконец заговорил третий и любимый сын Саладина, Мелик-эз-Загер. Этот восемнадцатилетний юноша в то время был правителем Алеппо и славился своей отвагой и чувством справедливости. Он сказал: «О пресветлый султан, эти слова несправедливы. Мы, не жалея наших сил, воюем с франками, мы храбро атакуем их, но их защищает броня, которую нельзя пробить никаким оружием, а потому наши удары безвредны для них. Более того, ими командует воин, подобного которому мы еще не встречали. Он несется вперед на своем огромном скакуне и убивает наших людей без счета. Никто до сих пор не мог ни противостоять ему, ни спастись от него. Кажется, такой царь рожден для власти над миром».

Как ни странно, эти слова, видимо, вселили надежду в сердце Саладина. Через двадцать четыре часа после своего поражения под Арсуфом султан снова смог создать угрозу для армии крестоносцев.

А это войско, передохнув после битвы один день, снова отправилось на юг, к Яффе. Саладин расположил свои отряды вдоль дороги, чтобы помешать продвижению противника. Мусульманские лучники осыпали крестоносцев множеством стрел, чтобы спровоцировать их на новую атаку, к которой они были на этот раз лучше подготовлены. Однако никаких ответных действий не последовало. Вражеское войско по-прежнему продвигалось вперед, а армия Саладина продолжала отходить в глубь Палестины. К султану привел и новую группу захваченных франков, и опять среди них были женщины в боевой броне. Всех пленных допросили, после чего обезглавили. От них мусульмане получили сведения, что король Ричард собирается пробыть некоторое время в Яффе, чтобы заново отстроить эту крепость и превратить ее в гостевой центр для будущих паломников, направляющихся в Палестину. Но куда противник собирался направиться, уйдя из Яффы?