20 июля Плантагенет ответил не менее решительно: «О разрушении Аскалона не может быть и речи».

После этого Саладину оставалось только готовиться возобновить войну.

Теперь преимущество в этой затяжной войне было на стороне мусульман. Саладин черпал силы в своем народе, а его более справедливая цель и военный талант давали ему возможность действовать гораздо эффективнее. Войско крестоносцев в беспорядке отступало, причем французы и части короля Ричарда ушли в разных направлениях. Таран действительно потерял ударную силу. Шпионы докладывали Саладину, что лишь самые измотанные и больные из воинов Ричарда остались в Яффе, а основная масса их отправилась за своим королем в Акру. А главное, из Акры пришло донесение, что король Англии готовит морскую экспедицию на север, на Бейрут. Значит, в ближайшие четыре дня на юге никаких неожиданностей не произойдет.

Теперь Саладин мог предпринять свои контрмеры. К концу июля он стянул в районе Иерусалима дополнительные войска из разных частей империи, как будто бы для защиты этого города. Это были свежие бойцы, готовые сражаться и ободренные известиями об отступлении противника. Сейчас наступил удобный момент для нанесения удара.

26 июля его войско появилось у стен Яффы, которую защищал небольшой гарнизон. Войско Саладина окружило город. Левым флангом командовал Мелик-аль-Адель, правым — сын Саладина Мелик-эз-Загер. Султан рассчитывал овладеть городом за сутки.

К его удивлению, защитники Яффы оказали упорное сопротивление. У мусульман было шесть катапульт и баллист, и они постоянно обстреливали крепость. На третий день усилиями саперов и военных техников, состоявших при осадных машинах, во внешней стене крепости была пробита брешь. Но крестоносцы быстро разожгли в этом месте огромный костер, закрывший дорогу для людей султана, которые не смогли пойти на штурм.

Обороной города командовал некий Альбер Реймский, не принадлежавший к цвету рыцарства. Когда обрушилась стена крепости, он уже приготовил судно, чтобы спастись бегством. Но Альбера задержали его же товарищи, как дезертира, и в цепях привели обратно. Сидя в башне под охраной и видя, что противник вернулся на исходные позиции, он театрально заявил: «Мы должны посвятить наши жизни делу защиты христианства». Историк, передавший эту фразу, невесело пошутил: «Даже при желании он не мог уклониться от этой задачи».

Теперь все решало время. Как всегда, едва король Ричард решил отказаться от непродуманной экспедиции на север, с тем чтобы возвратиться на юг, Саладин сразу узнал об этом. Он произнес речь перед своими курдами, которые вели осаду, заявив, что крепость надо взять сейчас, пока не вернулся Мелик Рич. Но те ссылались на крайнюю усталость и не рвались в бой.

Между тем защитники Яффы вручили командование вновь избранному патриарху (прежде он был епископом Вифлеемским). О нем хронисты писали, что это был человек стойкий и неустрашимый, презирающий опасность. Сначала он отправил послов к Саладину с предложением сдать крепость, если только султан согласится отпустить пленных, приняв за их жизни выкуп по старой цене, установленной в Иерусалиме четыре года назад: десять золотых бизантинов за каждого мужчину, пять — за женщину, три — за ребенка.

Саладин отверг эти предложения (о чем потом сожалел). Но в тот момент он исходил из того, что посольство само по себе мешает осаде и ослабляет боевой дух его людей (и так уже не слишком крепкий).

На пятый день осады были разрушены восточные ворота Яффы и начались рукопашные бои. Защитники крепости стали постепенно отступать в цитадель. И снова патриарх обратился с той же просьбой, добавив, что он готов предложить важных лиц в заложники в качестве гарантии мира. На этот раз Саладин принял предложение, и заложников, во главе со злополучным Альбером Реймским, передали мусульманам.

Наиболее стойкие из рыцарей удалились в цитадель на холме в центре города. Они хотели дождаться возвращения короля Ричарда, однако были готовы и принять мученическую смерть. А мусульмане, войдя в Яффу, предались грабежам. Даже сам Саладин не смог помешать этому: его люди были обозлены слишком длительной осадой такого слабо защищенного города. Все же султан расставил лучших из своих курдов у городских ворот, и те отбирали награбленное добро у солдат, проходивших через эти ворота.

На рассвете шестого дня с начала осады, в День святого Петра-узника, на горизонте появился флот Ричарда из тридцати пяти галер. Сам король находился на флагманском корабле, над которым развевалось огромное знамя с английским королевским гербом — тремя львами. На кораблях находились госпитальеры, храмовники, пизанцы и генуэзцы. Однако у короля были основания для огорчения. Он прибыл на место двумя днями позже из-за отсутствия попутного ветра на море. Рассказывали, будто Ричард воздел руки к небу и воскликнул: «Боже милосердный, отчего же Ты задерживаешь меня, когда я иду в поход ради Твоей славы?» В то же время, когда флот короля вышел из Акры, вдоль побережья на юг направились другие части храмовников и госпитальеров. Однако между Кесарией и Арсуфом их задержали и заставили отступить соединенные силы воинов Саладина и ассасинов.

В то субботнее утро около пятидесяти рыцарей уже заплатили выкуп — по десять бизантов с каждого — за свою свободу и были освобождены. Но когда обитатели цитадели услышали с моря звуки труб и увидели вдали красный королевский парус, в их рядах началось ликование. Процесс выкупа тут же прекратился, ворота цитадели снова затворились, а ее защитники вновь оделись в броню и поднялись на башню.

В это же время Саладин вел переговоры с патриархом о последних деталях сдачи города. Узнав о появлении флота, султан быстро выпроводил высокого гостя и велел отправить на берег моря сильный мусульманский контингент, чтобы предотвратить высадку вражеского войска.

С моря армия мусульман выглядела очень внушительно. Впереди стояли ряды лучников, осыпавших корабли Ричарда тучами стрел, а за ними находилась многочисленная конница, причем кавалеристы с трудом сдерживали рвавшихся вперед лошадей. Король Ричард не был уверен, находится ли городская цитадель по-прежнему в руках крестоносцев, потому что на всех городских стенах развевались мусульманские знамена. Если цитадель была взята противником, то Ричарду не было смысла торопиться со штурмом города. Поэтому на королевском военном совете возникли резкие разногласия по поводу того, что следовало делать дальше.

И в это время с высокой башни цитадели вдруг спрыгнул на берег какой-то человек, чудом уцелевший после смертельно опасного прыжка. Вплавь он добрался до флагманского корабля. Когда его втащили на борт, оказалось, что это был священник.

«Благороднейший государь, остатки твоего войска ожидают твоего прибытия», — объявил гонец.

«Что ты сказал, мой милый? — переспросил король. — Значит, они там живы?»

«Как сказано в одном из псалмов, „мы гибли целый день ради Твоей славы“. Мы были обречены на бойню, подобно овцам, если бы, по милости небес, ты не явился к нам на выручку».

«Так они живы?»

«Да, но окружены и переживают крайние испытания вон в той башне».

«Возблагодарим же Господа, который указал нам верный путь, — воскликнул король, — и отдадим наши жизни за наших братьев по оружию! И да будут прокляты колеблющиеся!» С этими словами он велел кораблям пристать к берегу, заполненному врагами.

Ричард первым спрыгнул в воду у берега и первым вышел на берег из воды — в короткой кольчуге, сжимая в одной руке меч, а в другой арбалет. За королем последовали его люди, чувствовавшие себя, словно библейские воины Саула, вдохновленные свыше.

Впоследствии рассказывали, что один вид этого царственного атлета наводил ужас на врагов. Передние ряды мусульман дрогнули и отступили. Началось побоище. Вскоре крестоносцы захватили на берегу плацдарм и соорудили из досок и бочек баррикаду, находившуюся под защитой команды лучников. Ричард обнаружил на берегу ход, который вел в приют тамплиеров, и вскоре он уже шел по улицам Яффы во главе отряда кровожадных монахов-воинов, которые сумели водрузить на одной из стен королевский штандарт, чтобы его можно было видеть из осажденной цитадели.