Понятно, что, взяв Иерусалим, Саладин призвал иудеев возвращаться в священный и для них город. Вероятно, он не забыл, что девять десятилетий назад иудеи помогали мусульманам оборонять город от крестоносцев. Султан решил восстановить статус города до европейского завоевания, а это означало и восстановление разнообразия населения Иерусалима.

«Да будет Иерусалим сердцем возрождения! Пусть все семена Ефрема, брошенные в Египте и Мосуле и рассеянные по всем дальним концам земли, ныне соберутся здесь, в пределах этого города» — такими словами вспоминал этот призыв Саладина еврейский поэт Иуда аль-Харизи, и слова султана вселили радость в членов диаспоры. Из всех областей Ближнего Востока и Магриба устремились в Палестину и ее Святой город иудеи-иммигранты, и в южной части Иерусалима был создан новый Еврейский квартал.

Поступок Саладина был не просто великодушным, но и практически полезным. Если не считать мусульманского войска, Иерусалим стал необитаемым. В центре города, построенном в римские времена, никто не жил, рынки опустели, торговля замерла. Чтобы оживить город, нужен был приток новых граждан. В 1099 г. крестоносцы уже столкнулись с подобной проблемой. После резни мусульман и иудеев в Иерусалиме на каждой улице оставалось всего по нескольку жителей. Новым хозяевам города тогда пришлось завозить в Иерусалим христиан из Аравии, где они были притесняемым меньшинством. А когда мусульмане в 1144 г. взяли Эдессу, предшественник Саладина Зенги привез в город триста еврейских семей, чтобы заменить бежавших христиан.

Теперь великий мусульманский султан стал героем и для иудеев. Они считали, что он взял город по вдохновению свыше: «Он осадил Иерусалим, и Господь отдал город в его руки».

Саладин пробыл в Иерусалиме около месяца, лично вникая во все дела управления. Игнорируя великолепные дворцы, он поселился в небольшой мечети Аль-Ханага неподалеку от храма Гроба Господня и Дороги скорби. В его имперской резиденции не было залов для приемов и пиров. Она состояла всего из двух тускло освещенных комнат, в каждой из которых могли разместиться всего шесть человек, сидящих в круг. Казалось, султан нарочно избегал гордыни и соблазнов, связанных с великой победой, которую он одержал.

Для начала он велел отремонтировать и укрепить городские стены и валы. Следующая задача Саладина состояла в том, чтобы восстановить исламский характер города. По мере того как поступали деньги от христиан, покидающих город, султан раздавал их военачальникам, эмирам, законоведам, священнослужителям и дервишам — членам особого исламского духовного ордена. По его приказу бывший дворец патриарха был передан дервишам, и там устроили приют и молельню. В честь султана дервиши назвали свое новое здание «Ханкат Салахия».

В восточной части города, недалеко от Ворот Иосафата, через которые Иисус въехал в город на осле, Саладин велел переустроить христианскую обитель Святой Анны в медресе, школу исламской теологии и права. Ее также назвали в честь Саладина — «Медресе эс Салахия». И, подобно бывшей резиденции рыцарей Храма, был перестроен в мусульманское духовное училище приют Святого Иоанна — бывший оплот госпитальеров, расположенный к югу от храма Гроба Господня.

Саладину было некогда отдыхать. Его не оставляли в покое советники, казначеи не могли без него решить, как потратить подати, полученные от христиан, а военачальники призывали атаковать оставшиеся приморские оплоты крестоносцев, пока войска не ушли на зимние квартиры. Как писал один из военных советников, «крестоносцы не выпустят из рук своих городов, если им не отрубить руки». Даже один из хронистов Саладина, Ибн аль-Атир, упрекал его: «Каждый раз, захватив их крепость, например Акру, Аскалон или Иерусалим, Саладин разрешает вражеским воинам и рыцарям укрыться в Тире, который стал уже неприступной крепостью. Не сам ли Саладин помогает им устроить оборону Тира против его же собственного войска?»

Наконец 30 октября мусульманские легионы покинули Священный город.

В ноябре 1187 г. архиепископ Тирский Иосия поспешно сел на корабль и отправился из Тира в Сицилию. Корабельные паруса были окрашены в черный цвет в знак его печальной миссии. Он не был уверен, что ко времени его возвращения город останется в руках христиан. Тир был последним и притом уязвимым анклавом, оставшимся от Иерусалимского королевства, созданного почти девяносто лет назад. И на этот раз он выдержал яростную атаку неверных только благодаря умелой обороне, организованной храмовниками. Но никто не мог знать, сколько еще времени продержится этот город.

Помимо личных впечатлений, Иосия вез в Европу материалы, свидетельствующие о палестинской катастрофе, в том числе пасквильный рисунок, на котором был изображен араб, нанесший смертельную рану Иисусу. Подпись гласила: «Вот Мессия, пораженный Мухаммедом, Пророком мусульман». Вез архиепископ и письмо магистра храмовников де Ридфора, который сам выжил только благодаря милости Саладина. Тот обещал сообщить католической Европе новости, которые «приведут в изумление даже солнце и луну». Он писал: «Сколько же великих бед обрушилось на нас ныне по воле Божьей за наши грехи! Мы — о несчастна судьба наша! — не можем выразить это ни словами, ни в письме… Взываю к вам с просьбой: как можно скорее спасите нас и христианство, которое здесь почти искоренено, с тем чтобы мы могли, благодаря Божьей помощи и добродетелям христианского братства, спасти оставшиеся у нас города. Прощайте!»

Между тем в католическом мире росло убеждение, что причиной падения Иерусалимского королевства стала не столько мощь Саладина, сколько упадок доблести и добродетели самих его жителей. Разве прежде истинно верующие, особенно под защитой Истинного Креста, не побеждали в сражениях неверных, даже если у тех было большое численное преимущество? Теперь же сам Господь наказан их, так что они потерпели поражение. Они заслужили это несчастье за свои грехи, а Саладин сыграл только роль бича Божьего. Так Господь с помощью неверных преподал урок христианам. При этом самому султану, по мнению тех, кто разделял этот взгляд, гордиться тут было нечем. Возникла даже легенда, будто после битвы при Хаттине к Саладину явился придворный шут и сказал: «Господь решил наказать христиан за грехи и нечестие, и он избрал для этого своим орудием тебя, о князь. Но иногда отец всего сущего может в гневе своем схватить палку, валявшуюся в грязи, а потом, проучив с ее помощью своих заблудших сыновей, он снова швырнет ее в грязь».

Оставалось лишь пожалеть беднягу шута. Конечно, при дворе Саладина не было шутов, но если бы и были, едва ли великий султан стерпел бы такую наглость. Однако эта история полюбилась тогдашним европейцам.

В начале декабря архиепископ Иосия достиг Сицилии и принес вести, поразившие европейцев как удар грома. Король-норманн был так потрясен этими известиями, что в знак скорби на четыре дня облачился во власяницу. На пятый день он решил написать всем государям Европы, чтобы уговорить их начать новый Крестовый поход. При этом король вспомнил 79-й псалом: «О Господи, язычники посягают на Твое наследие, Твой святой храм осквернен, и они овладели Иерусалимом».

В Риме известия о катастрофе также вызвали глубокий шок. За несколько дней до прибытия Иосии скончался папа Урбан III, и Ватикан был озабочен выборами. Новый папа Григорий VIII сразу принял идею Крестового похода близко к сердцу. Он заявил, что католический мир должен принять на себя часть ответственности за падение Иерусалима и утрату Святого Креста, поскольку, католики уже не раз оставляли без внимания призывы пап, а католические государи предпочитали междоусобные распри борьбе за общее дело христианства.

Папа Григорий готов был положить душу за дело борьбы с неверными. Он говорил: «Каждый способен оценить и грозящую нашему делу великую опасность, и свирепость варваров, жаждущих христианской крови. Цель тех, кто оскверняет святые места, в том, чтобы ни много ни мало, как изгнать истинную веру с лица земли. И конечно, достойные рыцари, которые отправятся в Палестину, получат прощение грехов и вечное блаженство в жизни иной».