Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Когда сани въехали на высокий подъезд дворца и были раскрыты настежь двери, чтобы внести государя, сопровождавший его и на войну сеттер Милорд, как всегда, бросился навстречу своему хозяину с радостным визгом, но вдруг почувствовал кровь и, не услышав голоса государя, упал на ступени лестницы без сознания. Паралич охватил его задние лапы.

Государя внесли в его рабочий кабинет и там сначала посадили в кресло, потом переложили на узкую походную койку.

Дворцовый комендант приказал начальнику внутреннего пехотного караула, только что заступившего на посты, лейб-гвардии Финляндского полка поручику Савицкому поставить часовых около спальни государя и никого не впускать, кроме членов царской семьи.

Вызванные спешно доктора – дворянин, врач лейб-гвардии Стрелкового батальона, придворный врач Боткин и придворный хирург Круглевский забинтовали ноги. Государь был без сознания.

Подле раненого стояли государь наследник с женою и сыном, Николаем Александровичем, княгиня Юрьевская. Врачи совещались между собой.

– Ваше сиятельство, – тихо обратился к Юрьевской Кругловский. – Ампутация ног неизбежна. Разрешите приступить?

Юрьевская посмотрела на наследника. Громадный, в широкой русой бороде, тот стоял у изголовья государева ложа.

Наследник молча кивнул головою.

– Если ещё сделать переливание крови?.. Казаки Конвоя просят взять их кровь, – нерешительно сказал Довряшин.

Дыхание государя становилось всё тише и тише. Грудь едва поднималась. Боткин взял руку государя и слушал затихающий пульс. Он выразительно посмотрел на княгиню Юрьевскую, потом на наследника.

Те перекрестились.

Было три часа двадцать пять минут. Государь, прострадав около часа, тихо скончался.

Дворцовый комендант послал скорохода приказать приспустить императорский штандарт на середину мачты.

XXVI

Вера не знала, когда это будет. Она только догадывалась, что это будет первого марта.

Она чувствовала, что Перовская и Желябов сторонились её, избегали эти дни с нею видеться, и это оскорбляло Веру. Точно ей не доверяли, точно боялись, что она выдаст.

Первого марта около двух часов дня Вера пришла на Екатерининский канал.

Серый зимний день с лёгким морозом стоял над городом. Красиво разубрались инеем деревья Михайловского и Летнего садов. Щемящая грусть томила Веру, и несказанно печальными казались сады в лиловой дымке тумана.

По Невскому проспекту с музыкой прошёл дворцовый караул. Музыка отражалась о дома Екатерининского канала и двоилась. В этой музыке Вере почудилось что-то роковое и ужасное.

Вера знала, что на Малой Садовой в лавке Кобозева ожидает государя смерть от страшного взрыва – полтора пуда динамита там было заложено. Вера знала, что на Екатерининском канале расставлены Перовской метальщики с бомбами.

Она ходила то по каналу, то по Невскому, и ей казалось, что её нервы не выдержат больше, что она бросится к первому попавшемуся офицеру и крикнет ему «Что вы делаете, почему так спокойно стоите на посту? Да предупредите же!.. Да спасите же своего государя! Схватите преступников и меня первую».

Потом одумывалась. Всё это неизбежно. Это нужно – для счастья народа, для его великого будущего… Сейчас совершается героический акт, который благословлять будет история… За ним – революция и счастье…

«Как?.. Как это будет? Что же произойдёт? Народ широким крёстным знамением осенит себя, когда узнает, что избавился от тирана…»

Вера шла задумавшись. Она точно видела взволнованные, ликующие толпы, красные знамёна мятежа, Перовскую во главе народа. Они идут освобождать Желябова и всех политических заключённых-страдальцев. Они несут счастье народу.

Вера была у Невского, когда раздался первый взрыв. За ним через какую-нибудь минуту второй, ещё более оглушительный.

Прохожие в недоумении останавливались. Иные привычным движением хватались за часы – но был не полдень, а половина третьего…

Вера видела, как промчались парные сани. Конвойный офицер сидел в них и держал кого-то на коленях, кучер гнал лошадей, и парные рысаки скакали галопом.

Вера поняла. Удалось!.. Государя убили.

Вся похолодев, чувствуя, как внутренняя дрожь бьёт её, Вера вышла на Конюшенную улицу, желая стороною пробраться к Зимнему дворцу. Здесь было пусто и безлюдно.

Извозчик ехал порожнем, похлопывая рука об руку Навстречу другой вёз господина в очках. И первый крикнул пьяно и задорно:

– Ванька, дьявол, будет тебе бар возить. Государя разорвало на четыре части.

Долго потом вспоминала Вера эти извозчичьи слова. Это и была вся  р е в о л ю ц и я! Только это и услышала она от «народа» революционного и дерзкого за все эти тягостные, печальные и полные леденящего ужаса дни.

Вера вернулась на Невский. По проспекту густою беспорядочною колонной, в кожаных киверах, с красными пиками на бедре проскакали карьером к Зимнему дворцу казаки.

На Дворцовой площади толпился народ. Пошёл редкий, мокрый снег и увеличил печаль хмурого дня.

Вера увидела, как вдруг на сером небе задрожал тихо реявший в воздухе жёлтый штандарт с чёрным государственным орлом и стал медленно опускаться к середине флагштока.

– Флаг… Флаг спущают, – заговорили в толпе.

Одна за другой стали обнажаться головы людей. Все истово крестились. Какая-то простая женщина жалостливо и скорбно сказала:

– Кончился наш голубчик… Царствие ему небесное… Доконали злодеи.

И с силою кто-то сзади Веры сказал:

– Какого государя убили!

Всё более и более было молившихся людей. Многие становились на колени. Ближе к дворцу не подпускали казаки, ставшие цепью вокруг площади.

Долго стояла Вера в безмолвной, в неимоверной печали в затихшей толпе…

Ни баррикад… Ни революции – ничего не было. Был один обман. Вера видела глубокое чувство потрясённых людей и видела, как молились, горячо и искренно, за погибшего государя народные толпы. Она кругом слышала осуждение злодеям, злобу и презрение к ним…

Только развязный извозчичий голос: «Ванька, дьявол, будет тебе бар возить – государя разорвало на четыре части» – на мгновение показал ей народное нутро… Но тогда Вера этого не поняла.

– Вот оно как обернулось-то, – сказали подле Веры в толпе, – царь-освободитель – царь-мученик…

Вера не посмела взглянуть на говорившего, и тот продолжал:

– Это всегда так бывает… Христа, освободившего людей от смерти, – распяли. Чем кто больше сделает добра, чем милостивей и величественнее правит – тем скорее ожидает его венец мученика…

Другой ответил:

– Бесы… Подлинные бесы-разрушители – эти чёртовы народовольцы…

Ещё слышала Вера, как говорили в толпе:

– Господа, убили царя. Мстили ему за освобождение крестьян.

– Какого царя!

– И беспременно не обошлось без англичанки.

– Конечно – на её деньги… Из-за границы руководство злодеями было.

Вобрав голову в плечи, точно ожидая, что её сейчас ударят или накинут на неё виселичную петлю, шла Вера назад по Невскому.

Темнело. Мартовский день догорал. Фонарщик с лестницей пробегал от фонаря к фонарю, зажигая газ. Непрерывной вереницей тянулись извозчичьи сани, позванивая, катились по рельсам конные кареты. На всех перекрёстках стояли конные казаки.

Вера прошла к тому месту, где был взрыв. В народе уже назвали это место – местом преступления. Оно было оцеплено солдатами. Там за солдатской цепью лежали венки и букеты цветов. Священник и певчие готовились служить панихиду. Чёрная толпа народа стояла безмолвно. Изредка раздавалось чьё-нибудь приглушённое всхлипывание.

Тихо реял, падая на землю, мокрый снег. Несказанная печаль и тоска застыли в воздухе.

XXVII

Домой Вера вернулась поздно.

Как всегда по воскресеньям, у Афиногена Ильича была пулька. Были Порфирий с женою, Карелин и Гарновский.

В кабинете на ломберном столе по углам горели свечи, щёточки и мелки были разложены, карты распечатаны. Афиноген Ильич, Карелин, Гарновский и Порфирий сидели за картами. В углу за круглым столом графиня Лиля заваривала из самовара чай.

138
{"b":"145664","o":1}