Желябова и Тригони отправили в дом предварительного заключения.

На другой день Лорис-Меликов послал доклад государю:

«Всеподданнейшим долгом считаю довести до сведения Вашего Императорского Величества, что вчерашнего числа вечером арестованы Тригони (он же «Милорд») и сопровождавшее его и не желающее до настоящего времени назвать себя другое лицо; при сём последнем найден в кармане заряженный большого калибра револьвер; хотя по всем приметам в личности этой можно предполагать Желябова, но до окончательного выяснения не беру на себя смелость утверждать это».

Лорис-Меликову никак не верилось, что выпала такая удача и что так просто попался в руки полиции Желябов, виновник всех последних покушений на государя, маньяк, имевший целью всей своей жизни – цареубийство…

Как на войне в Зимнице или в Горном Студене, так и дома в Зимнем дворце государь вёл простой солдатский образ жизни. Он спал на низкой походной койке, накрывался шинелью. Вставал рано, зимой задолго до света, и утром при свечах занимался делами, чтением докладов, донесений и записок.

Когда, несмотря на зажжённые свечи, штора на большом окне, выходившем на Неву, начинала светлеть, государь звонил камердинеру, приказывал погасить свечи и поднять шторы. Он подходил, разминая ноги от долгого сидения, к окну и смотрел на широкий вид слияния Большой и Малой Невы, на зеленовато-малиновые колонны маяков у Биржи, на саму Биржу – всё белое, занесённое снегом, подёрнутое инеем.

Ещё редки были прохожие на мостках перехода и на переездах, обставленных ёлочками, и на Дворцовом плашкоутном мосту… Серое зимнее небо висело низко, и дали скрывались морозным туманом.

Так и в этот день, 14 февраля, государь, заложив руки в карманы чакчир, в расстёгнутом сюртуке, подошёл к окну.

Знакомая, печальная и надоевшая картина снежного простора открылась перед ним. Какой-то предмет лежал на железном наружном подоконнике, занесённом снегом. Государь посмотрел на него. На белом чистом снегу были капли крови и кем-то убитый голубь лежал подле.

– Это что такое? – спросил государь.

Камердинер подошёл к окну.

– Голубь, ваше императорское величество, – ответил он.

– Я сам, милый, вижу, что голубь, – сказал государь. – Откуда он взялся?

– Возможно, что крыса, ваше императорское величество… Или – кошка.

– Что, любезный, вздог' болтаешь… Откуда тут может взяться кг'ыса или кошка?.. Что она, по ледяной каменной стене пг'олезет?

– Не могу знать, ваше императорское величество.

– Достань…

Достать было нелегко. Вторые рамы были наглухо вмазаны в стену, форточка была наверху. Когда её открыли, морозный пар повалил в спальню государя. Каминными щипцами камердинер вытащил голубя и подал государю. Тот внимательно осмотрел птицу.

– Конечно, не кг'ыса и не кошка… А птица… Хищная птица… Ну, унеси… Бг'ось куда-нибудь… Как комнату настудил…

Пустяк, но почему-то стало неприятно. Этого ещё никогда здесь не бывало…

Но за заботами дня государь позабыл про голубя. И за обедом с княгиней Юрьевской рассказывал ей про то, как доставали они с камердинером голубя и как боялись упустить его, уже в шутливом тоне.

Но, когда на другой день привычными размеренными шагами подходил к окну, уже издали увидал на снегу наружного подоконника лежащего мёртвого голубя.

Это очень расстроило государя. Конечно – это была хищная птица, но почему она клала убитого голубя на подоконник спальни, почему не уносила с собой, почему не оставляла на одном из бесчисленных окон дворца? Это было очень странно.

И первый раз за свою долгую жизнь, полную всяческих опасностей, покушений, превратностей войны и поездок по России, государь поколебался. Что, если это Господь предупреждает его или грозит покарать его за всё… за всё?.. За позднюю любовь, за княгиню Юрьевскую, за семейные отношения, за сестёр Екатерины Михайловны – Альбединскую и княгиню Мещерскую…

И когда ещё раз голубь оказался на подоконнике спальни государя – государь приказал во что бы то ни стало поймать хищную птицу, убивающую голубей на его окне.

На крыше дворца и точно усмотрели какую-то большую чёрную птицу и донесли государю, что на крыше дворца поселился – «орёл».

– Ну, не ог'ёл, вероятно, – сказал государь. – Откуда тут взяться ог'лу Поставьте силки и поймайте мне этого ог'ла.

Птица попала ногой в капкан, но она была так сильна, что унесла с собой капкан и, обессилев, упала на Дворцовой площади, где её подобрали городовые.

Птица была принесена государю.

– Ког'шун, – сказал государь. – Но какой громадный! Я никогда таких в Петегбуг'ге не видал. Сделать чучело и послать в Кунсткамег'у.

Мёртвые голуби нашли простое объяснение, но тяжёлое чувство ожидания чего-то неизбежного осталось.

На последней неделе февраля государь с княгиней Юрьевской и её детьми говел в церкви Зимнего дворца и в субботу, 28 февраля, приобщался. Всю неделю он чувствовал себя не совсем здоровым. Стояла сырая зимняя погода с большими туманами. Сильного мороза не было, и днём таяло. Государь не выходил на прогулку.

После принятия Святых Тайн государь, напившись чаю по-семейному на половине княгини Юрьевской, в конце одиннадцатого часа прошёл в свой кабинет, просмотрел бумаги, доклад Лорис-Меликова об аресте Тригони и Желябова и приказал просить приехавших к нему с докладом министров.

Первым был принят военный министр Милютин. Ничего особенного не было. Государь подписал очередные приказы о назначениях и производстве. Он был в духе. Недомогание, бывшее всю неделю, оставило его. После причащения, как всегда это бывало, государь чувствовал приток сил и бодрости.

Принимая от государя последнюю подписанную бумагу, военный министр спросил:

– Ваше императорское величество, как прикажете, завтра разводу в Михайловском манеже быть в вашем присутствии?

– Да… А что?.. От какой части главный каг'аул и каг'аулы пег'вого отделения?..

– Лейб-гвардии от Сапёрного батальона, ваше императорское величество.

– Отлично… Кстати, я давно моих сапёг'ов не видал… Так, значит, отдашь – в моём присутствии.

Милютин откланялся. После него был с докладом товарищ министра иностранных дел Гире. Тоже ничего важного не было. Доклад касался пустой переписки с английским правительством о торговых делах. После Гирса в кабинет государя вошёл министр внутренних дел генерал-адъютант Лорис-Меликов. Государь встал ему навстречу.

– Здг'авствуй, Михаил Таг'иелович. Тебя с победой поздг'авить можно. Наконец наша полиция пг'оснулась. Аг'естован Желябов. Мне давно пг'о него докладывали. Это тот, котог'ый подкопы делал на железных дог'огах. Главный их коновод… Кг'амольников…

– Так точно, ваше императорское величество. Полиция, слава Богу, оказалась теперь на высоте. Мы держим все нити заговора против вас в руках. На вас предполагалось в эти дни самое страшное покушение. Инициатором и руководителем его, как это выясняется, был Желябов. Он схвачен. Аресты идут по всему городу. К сожалению, и среди офицеров флота оказались причастные к заговору.

– А сколько их всего, ты считаешь, было заговог'щиков?..

– По сведениям полиции – в исполнительном комитете тридцать человек. Деньги получали из-за границы. С арестом Желябова они потеряли душу заговора.

– Тг'идцать человек, – сказал, садясь в кресло перед столом, государь. – И это против ста двадцати миллионов вег'ного мне народа… Безумцы!..

– Сумасшедшие, ваше императорское величество… Желябов-маньяк. Держится нагло, развязно. Грозит, что и без него всё будет исполнено.

– Да-а-а?..

– Ваше императорское величество, мне граф Дмитрий Алексеевич сейчас сказывал – ваше императорское величество предполагаете завтра ехать в Михайловский манеж на развод…

– Да… А что?..

– Ваше императорское величество, умоляю вас, не делайте этого.